Ангел-хранитель
Венечка родился худеньким. Таким худеньким, что можно было пересчитать все его хрупенькие косточки на вытянутом тельце. Оттого мать жалела его больше других своих детей. Прикладывала к груди всякий раз охая от боли. Теплое сладковатое молоко Венечка поглощал с жадностью, больно прикусывая истерзанный крепкими деснами младенца материнский сосок.
Трех месяцев внутриутробной жизни Венечка чудом был сохранен. В приемном отделении скорой помощи, куда доставили мать со срывающимся Венечкой, их встретил совсем молодой еще врач. «Что ж, срыв, значит. Всё», – ёкнули сердца матери и Венечки.
– УЗИ покажет, – ответил врач на безгласый вопрос, стоявший в тревожных глазах женщины.
Через час ее пригласили в кабинет врача. Врач, к удивлению, женщины стал уговаривать её сохранить Венечку, разрушив последние её сомнения решительным:
– Я гарантирую вам, – все будет хорошо.
Крестили Венечку в ветхой старинной церквушке, которую только что открыли и начали реставрировать после долгих лет запустения. Венечке было три годика. Он отстоял длинную процедуру крещения, не шелохнувшись, устремив широко раскрытые голубые глазки на совершающего обряд отца Иннокентия. «Во имя отца и сына, и святага духа. Аминь», – в последний раз перекрестив мальчика, пропел отец Иннокентий и надел Венечке на тоненькую шейку золотой крестик. Венечка, не отрывая глаз от святого отца, накрыл крестик ладошкой, будто, желая сильнее почувствовать его. Мать Венечки не была слишком набожной женщиной. Окрестила Венечку, дабы соблюсти традиции. Венечкин крестик хранила вместе с другими в маленькой шкатулке.
Венечка часто простужался, подолгу болел. Бессонными ночами матери хотелось помолиться за Венечку, но она не знала молитв. Потому молитвы её состояли из простых призывов ко Господу Богу сохранить её Венечку, как тогда, когда он был на волоске от гибели, в теплом родном лоне материнском. Когда Венечке становилось совсем плохо, он шел к большому комоду в родительской спальне, отыскивал там шкатулку с крестиками, надевал свой на шейку и прижимал маленькой ладошкой к груди, снова будто желая сильнее почувствовать его. Мать удивленно наблюдала за Венечкой, недоумевая, что именно подталкивает его поступать именно так.
– Мама, почему мы не ходим в церковь? – поинтересовался пятилетний Венечка.
Мать повела Венечку на воскресную службу.
– Ма, покажи мне, как правильно креститься, – просил Венечка по дороге в церковь.
Отец бросил их, когда Венечке было десять, троим старшим – двенадцать, пятнадцать и семнадцать. Мать запила, стала болеть.
– Мама, мамочка, не болей, – я поставлю за тебя свечку и молитву выучу. Я найду для тебя ангела-хранителя, и он будет всегда тебя беречь. Хорошо?
– Ты – мой ангел-хранитель, – плакала захмелевшая мать, крепко прижимая к себе худенькое тельце Венечки, – ты.
2008-04-07, Оттава
Еще одна зима
Ветра не было совсем. Но от реки тянуло холодом. Горький шелест сухой прошлогодней травы сменялся шероховатым поскрипыванием гальки под неторопливым шагом еще не старого, но уже тронутого сединой, человека. Человек шёл медленно, прислушиваясь, вслушиваясь в каждый звук пробуждающейся природы. Поэзией, неуловимой и непересказуемой словами поэзией, звучало, дышало и переговарировалось всё вокруг. Пара диких гусей, сиротливо пыжась, обживала в который уже, наверное, раз свой холодный северный берег реки. Мелкий птичий народец неугомонно трещал, щебетал, чирикал разноголосицей. Лед на реке еще не сошел. Человека потянуло ближе к тому, что было прежде водой, и, готовясь стать ею снова, потрескивало теперь белой подтаявшей коркой льда. Хрустело то справа, то слева, то где-то вдалеке на середине едва охватываемого взглядом белого пространства, поморщенного бороздами мерзлого снега. Вдруг чуть слышно хрупнет совсем рядом, у самых ног его, человека, замершего на минуту и очарованного музыкой готовящейся к ледоходу реки. У берега, под тоненькой прозрачной корочкой льда, переливающимися на ярком утреннем солнце бликами совершала свою неторопливую работу вода. Расползаясь в разных направлениях, а потом, отступая обратно, «группируясь», вода реки, как живое разумное существо, старательно подмывала лёд снизу, и лёд в ответ ей тихонько похрипывал: «Вот и закончилась зима, еще одна зима». «Еще одна зима…», – тихо, почти шепотом, соглашалась вода.
– Вот и закончилась еще одна зима, еще одна зима…, – мысленно вторил им человек.
Апрель 2005, Оттава
