Сказка – китч
Таракан болел со вчерашнего перепоя. Голова мучительно раскалывалась, нутро бараньим курдюком выворачивало наружу, но хозяин, он слышал, спозаранку достал из холодильника полупустую бутылку и выпил ее прямо из горлышка. С похмелья он никогда не оставлял ни капли и теперь там нечем было поживиться. Сейчас он спокойно почивал на диване и все ему было по барабану.
– Боже мой, боже мой, – простонал таракан, – и за что же мне такое наказание! У всех соседей хозяева – люди, как люди, и только мне достался законченный пьяница… У которого дома хоть шаром покати, – добавил он.
Он еще немного полежал, клянясь про себя, что уж на этот-то раз окончательно завяжет. Но внутри было так муторно, что требовалась немедленная доза, чтобы придти в себя и он со стоном выполз на белый свет.
Первым делом он бросился к раковине и жадно припал к тоненькой струйке водопроводной воды, вытекающей из неплотно завинченного крана. Вентилей там и в помине не было, и поэтому оттуда всегда капало сколько не крути пассатижами.
Напившись, таракан огляделся. Всюду была привычная, до боли знакомая обстановка. Маленькая кухонька два на два, в которой из мебели были-то всего обшарпанный стол, наспех сколоченная тумба с полуотвалившейся дверцей, да колченогий табурет. Да, еще была газовая плита с одной работающей конфоркой и старенький холодильник. Остатки былой роскоши. Таракан еще удивлялся, как хозяин до сих пор не пропил его. Но видно не находилось охотников до столь архаического раритета.
– Родину не выбирают! – выдохнул таракан и бодро потопал в угол, где стояла та самая заветная бутылка.
Увы! Его предположения оказались верными. Дно было сухое, что твой колодец. Таракан для верности даже лизнул его. Напрасная затея.
– У-у, эгоист, – погрозил он в сторону комнаты и уныло поплелся на подоконник, где в заначке было припрятано несколько табачинок.
Закурив, он свесил ноги и принялся мрачно рассуждать вслух.
– Сколько раз, сколько раз я говорил себе – надо переезжать! Так нет же, жду чего-то необыкновенного. Типа того, что хозяин наконец-то бросит пить и возьмется за ум… Ага. Держи карман шире. В смысле стакан. Вот и курить научился, – он посмотрел на дымящуюся самокрутку, – и в запое уж который месяц, а конца краю такой жизни и не видно.
Таракан зло сплюнул и с интересом проследил за полетом плевка.
– Пойти что ли к соседям. У них днями крестины были, может осталось чего. Так нет же. Прогоняют взашей. В приличном обществе теперь меня не принимают, – пригорюнился он, вспомнив, как на прошлой неделе, пьяный вдрызг, домогался дородной тараканихи, у которой не счесть, сколько было тараканишек. Опупевший от такого нахальства, отец семейства вместе со своими братьями, без всяких церемоний выставил его за дверь. Пришлось заночевать на коврике у порога, где утром его чуть не раздавил рифленый каблук молодого балбеса, опаздывающего в техникум.
– Житие мое, – грустно пропел таракан и вдруг внезапно повеселел. – Как же я мог забыть! – хлопнул он себя по лбу. – В соседнем туалете на полочке стоит такой замечательный, такой чудесный баллончик с ди… с ди-е… – Он никак не мог выговорить – с ди…, с дихлофосом! – торжествующе закончил он.
Это только наивным домохозяйкам кажется, что дихлофос – наипервейшее средство против тараканов и прочей нежелательной живности. Для такого насквозь проспиртованного молодца, как он, дихлофос пойдет за милую душу. Потирая лапки в счастливом предвкушении, таракан юркнул в щелку и по узкому лазу пробрался в соседнюю квартиру. Тайком, как вор, хоронясь от чужих глаз, он пробежался вдоль плинтусов и заскочил в туалет.
О-ла-ла! Как все здесь сияло чистотой! Импортный унитаз, как белоснежный лайнер горделиво возвышался над миром. Это было настоящее произведение искусства, и должно быть адмиралом ощущал себя тот, кто восседал на нем. Таракан скривился, припомнив родное допотопное сооружение, кое-как исполнявшее свои функции. Однажды таракан зазевался и чуть было не утонул в нем. Но, слава богу, тогда он был в завязках, здоровьишко имелось и поэтому сумел благополучно выкарабкаться обратно. Его всего даже передернуло. Вот была бы нелепая смерть. Да вся округа надорвала бы животы со смеху!
Рассуждая, таким образом, таракан деловито забрался на полку и замер перед баллончиком. Поплевал на ладони и с силой надавил на гашетку…
Местные тараканы еще спали, когда их разбудили удалые крики, доносившиеся из уборной. Кто-то там пытался затянуть песню, но это плохо ему удавалось. Заплетающийся язык вместо слов издавал какое-то нечленораздельное мычание, плавно переходящее в дикий рев.
Местные тараканы встревоженно повели усиками. Кто это в такую рань уже успел нализаться и хозяйничает в их собственном доме? Наконец, самый смелый из них, именем Никодим, вылез из убежища и с опаской приблизился к закрытой двери. Он настороженно прислушался. Вроде тихо. И тут же тишину прорезала могучее: «Славное море, священный Байкал…» и дальше что-то неразборчивое. Таракан осторожно пролез под дверью и потрясенный замер.
В воздухе витал такой ядреный настой дихлофоса, хоть топор вешай! А наверху, привалившись к баллону, сидел соседский чувак и, размахивая всеми конечностями, упоенно пел!
Местный сердито прокашлялся и как бы ненароком присвистнул особенным образом. На его зов откликнулись и через несколько секунд, собратья, все до единого, набились вовнутрь. С непривычки они тут же расчихались, и только тут пьянчужка заметил их и приветливо помахал рукой.
– Здорово парни! А ну айда ко мне, тут еще много осталось, – и он локтем хлопнул по баллону. – Гуляем братцы!..
Смелый таракан выступил вперед.
– Шел бы ты домой соседушка. Чего зазря народ-то мутишь. Мы люди семейные, непьющие. Недосуг нам с тобой веселиться. Так что уймись, Христом богом прошу.
– Ах, так! – разъярился тот. – Еще и бога сюда приплел. Так я покажу тебе старый хрыч, как меня, Гаврилу Степановича, не уважать…
Он засучил рукава и спрыгнул вниз. Неизвестно, чем бы закончилась перебранка, но дверь в этот момент открылась и на пороге появилась заспанная женщина в синем халате. Она продрала глаза и, внезапно узрев тараканье сборище, истошно завопила:
– А-а-а-а!!!
Все так и бросились врассыпную. Что-что, а орать эта тетка умела, ох как умела! У Гаврилы заложило уши, но он не сдвинулся с места. Он привстал на нетвердых ногах и, подбоченившись, с вызовом посмотрел той прямо в лицо.
– Врешь, не возьмешь, – пробормотал он.
Раз!!!
Тяжелый шлепанец со свистом полетел в него. Гаврила едва успел отскочить.
Два!!!
Второй чуть-чуть не пришиб его, но все же отхватил половину лапки.
– У-у-у, – взвыл Гаврила Степанович. Хмель разом выветрился из головы и он, петляя, как заяц, пустился наутек.
Добежав до дома, он без сил свалился на лежанку и забылся тяжелым беспокойным сном. Хорошо, что у людей всего две ноги. Третьего шлепанца ему было бы точно не пережить!
– Степаныч? А Степаныч? – кто-то стоял у стены и настойчиво вызывал Гаврилу.
– Чего тебе? – буркнул тот и перевернулся на другой бок.
– Выходи, хоть посидим, поговорим. А то тоскливо совсем-то одному.
– А утром ты обо мне подумал?! – язвительно откликнулся таракан. Лапка нестерпимо ныла и ему, в общем-то, не хотелось чесать языком.
– Да прости меня дурака. Каюсь, виноват я. Как встану с бодуна, так ни о чем даже думать не могу. Скорей бы голову поправить…
Гаврила вздохнул и выбрался наружу. Ого! Оказывается, он проспал до самого вечера. Тусклая лампочка без абажура (какой там абажур!) освещала хозяина. Тот был непривычно трезв и вид имел пристыженный и самый что ни на есть непрезентабельный. Небритые скулы глубоко вдались вовнутрь, бесцветные глаза слезились от махорочного дыма. Большой нос пересекали синенькие прожилки, которые меняли свой цвет в зависимости от настроения и текущего состояния. Нос казалось жил своей жизнью, отдельной от владельца и постоянно находился в движении, словно вынюхивая вожделенный запах алкоголя. Общую картину довершали затрапезная стиранная перестиранная майка и огромные, доходящие до колен, черные трусы.
Гавриле стало невыносимо жаль его. Но вида он не показал и, прихрамывая, забрался на подоконник, к своему тайничку. Хозяин заметил его хромоту и встревоженно спросил:
– Что с тобой Степаныч? Чего это ты вдруг охромел? Никак случилось что?..
– Что, что, – сварливо отозвался Гаврила. – Это между прочим все по твоей милости, господин хороший. Оставил бы чуток и не пришлось бы травиться всякой дрянью и подставлять свой лоб почем зря. Чай он не чугунный.
– Да ты хоть обскажи толком-то, что да как?
– А-а, – махнул тот рукой. – Проехали. Дай-ка лучше прикурить.
Довольно долго они просидели в полном молчании. Каждый думал о своем и мысли их были одинаково невеселы.
Наконец Гаврила затушил окурок и спросил:
– А чего у нас сегодня на ужин?
Хозяин пожал плечами и настежь распахнул холодильник. Пусто. Только на самом дне тускло отсвечивала банка шпротов.
– Живем! – обрадовался таракан и перескочил на стол. И бочком придвинулся к отбитому углу. Здесь было его законное место. Хозяин достал позавчерашнюю перловку, нарезал полузасохший батон и разложил снедь. Себе на тарелку, Гавриле на спичечный коробок, служащий тому вместо стола.
– Приятного аппетита! – разом пожелали они друг другу и дружно заработали челюстями.
Вдруг кто-то громко забарабанил в дверь. Звонка-то не было, давным-давно содрали его.
– Ах ты, черт! Всегда так! – в сердцах выругался Гаврила Степанович и бросил салфетку на стол. – В самый неподходящий момент кто-нибудь обязательно возьмет да заявится, словно его тут ждут, – он посмотрел на хозяина. – Ну что ты сидишь, как истукан. Иди, открывай. Наверняка это приперлись твои приятели – собутыльнички. Свет им белый не мил без тебя!
И вправду. В квартиру шумно ввалился Матвей, а попросту Карп, как все его называли. Было ему лет сорок. Отменным он был сварщиком, а выпивохой еще отменней.
Войдя на кухню, он со всего размаха, аж чашки взлетели, поставил на стол бутылку.
– Ну ты, полегче! – закричал Гаврила. Он еле удержался на ногах и сердито смотрел на гостя.
– А, это ты, – осклабился тот и обернулся к хозяину. – Слушай Лексеич. Что ты зазря на этого дармоеда корм переводишь. Приспособь его лучше к какому-нибудь делу. Да вот пускай хоть дом сторожит! – и он громко засмеялся собственной шутке.
– Плоско, – огрызнулся таракан. – Ты видно в детстве много мультиков насмотрелся. А ведь есть еще немало полезных познавательных передач. «В мире животных» например. А то ты я вижу, с тех пор недалеко в своем развитии ушел. Даром что вымахал под два метра!
Карп поперхнулся и недовольно засопел.
– Ну, ну полегче, – предупредил его Лексеич. – Что ты в самом деле, как ребенок.
Он сходил в комнату и принес еще один стул. Карп разлил по стаканам и, чокнувшись, они махнули по первой. Гаврила крякнул и закусил крошкой. Блаженное тепло разлилось по телу. Захотелось обнять весь мир и даже Карпа, что сидел напротив. «Не такой уж он, в сущности, и плохой мужик, – думал он про себя. – Вот только болтает языком много, чего ни попадя. Через это и страдает».
Придя к такому выводу, таракан удовлетворенно откинулся, прислушиваясь к разговору. Там шел извечный пьяный мужской треп.
… – Да пойми ты меня, Лексеич! Вот этими самыми руками, – Карп выставил корявые мозолистые ладони величиной с тетрадный лист. – Вот этими самыми руками и вот этим самым хребтом, – он похлопал себя по затылку, – я за свою жизнь столько наломал работы, что на пятерых таких, как мой начальник хватит. Так что я теперь не имею права выпить?! Прихожу сегодня на работу слегка подшофе, да ты не сумлевайся, соточку всего на грудь опрокинул, а мой уже бежит навстречу. Ножки тонкие и сам с ноготок. Ну-ка, грит, дыхни. А я ему говорю: ”Я, что конь, что ли, дышать на тебя?!”. И только хотел легонько его обойти, как он вцепится в рукав, да как заверещит. Не допущу, грит, тебя до металла. Это, грит, тонкая работа, здесь особый подход нужен да глаз твердый, а ты вон какой невменяемый. Ну, думаю, мама не горюй! Это еще спросить надо, у кого глаз тверже. Я сварщик шестого разряда, начал металл резать, когда он еще девкам на танцульках подолы задирал. А он о каком то особом подходе талдычит. Ну, словом высказал я ему все это, да еще от себя кое-что добавил. Короче полнейший абзац!
Карп сокрушенно покачал кудлатой головой и закурил.
-Давай Лексеич, плесни по маленькой.
Гаврила сочувственно поддакнул:
-Ты не переживай Карп. Глядишь, все и образуется.
-Ах, Гаврила, Гаврила. Мне бы твои заботы. Горя бы ни в жисть не ведал. Всегда сыт, пьян, да и в тепле опять же. И семьи у тебя нет.
Таракан про себя ухмыльнулся, но ничего на это не ответил. Пусть думает, как думает. Оно так, наверное, и к лучшему. Чего зазря разубеждать человека.
А ”человек” между тем, опрокинул стакан и, пригорюнившись, уставился взглядом в тарелку. Его веселость куда-то подевалась, и сейчас он напоминал большого медведя, который смертельно устал, танцуя на ярмарке каждый день на потеху толпе.
Лексеич потер щетину и обратился к нему.
– Я вот что скажу тебе, Матвей. Ты дрова-то не ломай. А завтра подойди к начальнику. Так мол и так, действительно выпимши был. Но, дескать, все, такого больше не повторится!.. Ты же мастер первостатейный, а такими мастерами не разбрасываются. Может и простят тебя… И за слова свои горячие обязательно повинись! – строго закончил он.
Гаврила с уважением посмотрел на хозяина. Золотые слова!
Карп промолчал. Было видно, что ему нелегко слушать Лексеича. Но, что сделано, то сделано – умей и ответ держать!
Они быстро допили бутылку, и Карп засобирался домой.
– Ну, до встречи, – он протянул руку хозяину и подмигнул Гавриле. – Давай брат,
женись скорей. Ох, и погуляем же тогда! Литру выставлю, обещаю!
Гаврила даже покраснел от удовольствия.
На следующий день хозяин с самого утра умотал куда-то по своим делам. До этого он долго брился перед зеркалом, потом тщательно прилизывал седоватые волосы. Гаврила сидел возле бритвенной кисточки и ехидно подсмеивался.
– Никак свататься надумал, а? Кого в дом привести хочешь, уж не Зойку ли с двадцать второго.
– Типун тебе на язык! Скажешь тоже.
– А что, нормальная баба, – таракан не сдержался и прыснул, – после третьего, нет, после пятого стакана.
– Нет Степаныч. Совсем не о том ты думаешь. Скоро все изменится. Мир не без добрых людей. Посоветовали они мне кое-что… Ну да ладно, не буду загадывать. Вот приду, тогда все и узнаешь.
– Как хочешь.
Гаврила покосился на свое отражение в осколке зеркала и в целом остался доволен.
– Вот вы, люди, с нами, тараканами, в крепости организма ни в какое сравнение не идете. Соков жизненных мало у вас. Вот ты скоро в ходячую развалину превратишься, а я, – он гулко похлопал себя по груди, – парень хоть куда. Хоть в женихи, хоть на войну!
Но хозяин его уже не слушал. Он наскоро закончил бритьё и, одевшись, ушел. Дверь захлопнулась, а Гаврила еще долго любовался собой. То так встанет, то эдак.
”Ах, какой я все-таки неотразимый красавец!”, – думал он про себя.
Наконец, это ему надоело, и он встал прикидывать, чем бы заняться? Но на ум ничего не приходило. Он немного послушал радио, но там шла какая-то полнейшая лабуда. От нечего делать залез на окошко и стал разглядывать серый двор. Там собачники уже вовсю выгуливали собак.
