-Собака – друг человека, – вслух процитировал Гаврила. Так просто, к месту.
Маленькая избалованная собачка в серебристом ошейнике никак не хотела подойти к хозяйке, сколько та ее не звала. Тетка сидела на корточках и ласково ее подманивала, но собачка капризничала и не давалась в руки. Может она кокетничала перед огромным догом, который тащил куда хотел тщедушного подростка. Тот двумя руками уцепился за поводок, но куда ему было сладить против такого комбайна.
– Нет, скорее человек – друг собаке, – переиначил таракан. – А я друг Лексееичу, а Лексееич друг мне. И все, больше нет у нас никого, – он вздохнул. – Одни мы на белом свете, совсем одни.
Из соседнего подъезда вырулил пузатый дядька и сел в большой черный джип. Фары на секунду мигнули.
– Джип ”Чероки”, – позавидовал Гаврила. – Нам бы с Лексееичем каку-никаку колымагу. Ох, и прокатились бы с ветерком за город, на шашлычок!
Джип не заводился. Что-то с ним случилось, и он только кашлял и чихал.
-Ну-у, – разочарованно протянул Гаврила. – Вот тебе и хваленая техника.
Дядька вышел из кабины и в сердцах пнул колесо. Достал из кармана мобильник и что-то быстро заговорил в него, оживленно жестикулируя. Потом сплюнул и пошел ловить тачку.
Минут через пять, невзрачный мужичонка, сидевший поодаль, лениво встал и так же лениво подошел к джипу. Он что-то такое сделал и дверца вдруг открылась! Не торопясь, мужичонка залез в салон и вскоре мотор послушно заурчал. Машина тронулась с места и быстро исчезла за домами.
Гаврила глядел во все глаза.
– Ну ни фига себе!.. Вот народ пошел!.. На ходу подметки режут!
Он возбужденно забегал по подоконнику. Усунулся было к заначке, но там не осталось ни табачинки. Вчера все скрутили. Курить хотелось просто до ”не могу”. Гаврила, крепясь, решил дождаться Лексеича. Бычками, брошенными в подъезде, он брезговал.
Таракан остановился и, закрыв глаза, медленно вздохнул а потом выдохнул. И так несколько раз. Когда он нервничал, то появлялось желание выпить. Он это знал и поэтому постарался успокоиться.
– Бог с ним, с этим джипом. Мне-то какое дело до него. Пусть у пузана голова болит. Наворовал небось денег-то. А может и убил кого. На бандита, во всяком случае, он очень и очень даже похож.
Тут бы таракану и спрыгнуть с подоконника, но он для порядка еще раз взглянул в окно и увидел муху, прилепившуюся снаружи.
– Мгм, – пробурчал он.
Мух он, в общем-то, недолюбливал. Очень уж назойливые те были кумушки, да и содержать их было накладно. Для здоровья накладно.
Таракан только двинет за своей пайкой, глядь, а её уже нет. Все нахальные подчистили! От такого плохого питания Гаврила сильно ослабел и наверно протянул бы ноги, если бы хозяин однажды, уходя, не забыл закрыть форточку. Он где-то гулеванил три дня, а за это время все мухи и вымерли от холода. А Гаврила ничего. Только прокашлялся для проформы, встречая загулявшего Лексеича.
Ну так вот. Муха сидела на стекле, и улетать, по-видимому, никуда не собиралась.
”Помрет ведь скоро”, – машинально подумал таракан, глядя, как ветер колышет жухлую листву.
Крылышки у мухи едва заметно трепетали. Сама она была неподвижна и казалось, находилась в полной прострации. Сердце Гаврилы не выдержало.
-А блин, была, не была!
Он постучал по стеклу и знаком показал мухе двигаться вниз, где была маленькая трещинка, сквозь которую можно было пролезть.
Муха не поверила и отрицательно покачала головой. Дескать, знаю я вашего брата!
Гаврила возмутился: ”Да как ты могла такое подумать!”.
Он с негодованием повел усиками и отвернулся.
Муха долго смотрела на его широкую спину и, наконец, решилась. Она подползла к трещинке, осторожно втиснулась в узкую щель и очутилась сразу на подоконнике. Наружное-то стекло было выбито дворовыми алкашами, которые камешками пытались добудиться беспробудного Лексеича. Гостья застенчиво посмотрела на Гаврилу. А тот, выкатив грудь колесом, стоял вполоборота и, прищурившись, снисходительно поглядывал на неё. Такая поза виделась ему наиболее удачной после утреннего позирования. Но все слова куда-то разом вылетели из головы и он не нашел ничего лучшего, как поинтересоваться:
– Закурить не найдется?
Муха ошарашено уставилась на него и ни слова не говоря, направилась обратно к трещине.
– Вот балбес! – выругал себя Гаврила. – Кто же так с женщинами знакомится! – и побежал следом. – Куда ты? Постой, я совсем не то хотел сказать.
Муха вопросительно остановилась.
Гаврила стал ожесточенно чесать загривок.
– Э-э-э… Ну… Слушай, – вдруг обрадовался он. – У меня есть шпроты. Замечательные вчерашние шпроты! Хочешь?
Муха потупилась. Таракан принял это за согласие и потащил её к столу. Усадил на свое место и принялся потчевать.
– Вот чудесный хвостик, а вот ещё кусочек. Эх, жаль, что насухую… – сокрушился он и тут же осекся. Он быстро глянул на соседку. Но та ничего не заметила или сделала вид, что ничего не произошло. А может просто и не поняла его. Кто их разберет, этих женщин!
Когда муха наелась, Гаврила принялся показывать ей дом. Но той, однако, все было не внове и она лишь вежливо кивала в ответ. Гаврила понял, что это была не простая муха и ему стало стыдно за то, что он с таким пафосом превозносил убогое жилище. Он-то думал, что это обычная деревенская простушка, даже и не подозревающая о таких вещах, как водопровод и канализация, а это оказалась городская фря, даром что глазки нижет долу.
– Как тебя зовут? – почти грубо спросил он.
– Тумбочка, – ответила та и покраснела.
– Вот так имечко! – поразился Гаврила. – А почто тебя так назвали?
– Потому что я родилась в тумбочке.
– Тумбочка… Тумбочка… – на всякий лад повторял Гаврила, привыкая к необычному имени. – Ну что ж будем знакомы, – он протянул лапу, – Гаврила. Гаврила Степанович.
– Очень приятно. Тумбочка. Просто Тумбочка, – и муха в ответ протянула свою.
Знакомство состоялось!
Никаких особых развлечений Гаврила предложить своей гостье не мог. Телевизора не было, магнитофона тоже. Вот разве что радио послушать. Там как раз передавали прогноз погоды.
– … Местами переменная облачность, ветер северо-западный, семь – восемь метров в секунду, осадков не ожидается. Температура днем восемь-десять градусов тепла, ночью ноль – минус два…
-Да, – сочувственно подытожил таракан. – Туго тебе пришлось бы ночью.
Тумбочка печально кивнула.
– Замерзла, небось, вся на улице. Ветер северо-западный. Хм… Это вам не шутки. Слышь Тумбочка, а не принять ли тебе горячую ванну… А что?! Я это мигом организую. Посиди, погрейся. А то вон ты какая до сих пор смурная
В ванной комнате Гаврила налил в наперсток горячей воды и добавил туда пены для бритья.
-Вот. Сиди и радуйся. А я пока схожу приберусь у себя.
И ушел.
Тумбочка с наслаждением окунулась в пенную ванночку и блаженно закрыла глаза. Гаврила тем временем пришел к себе и хозяйским взглядом окинул свое жилище. М-да. Хлама здесь накопилось предостаточно. Пустые скорлупки вперемешку с недоеденными огрызками устилали пол. Топчан сбился набок и его надо было заново перетряхивать. В уголке скромненько притулилась невесть откуда взявшаяся гайка. Гаврила задумчиво поцарапал щеку и припомнил, что позавчера, зачем-то полночи упрямо волок ее к себе.
– На кой черт она мне тут сдалась? – озадачился он. – Только место занимает.
Подошел и попробовал сдвинуть ее. Куда там. Она даже не пошевелилась.
– Где ж я ее все- таки раздобыл?
Откуда ему было знать, что он по пьянке открутил ее от кухонного шкафчика, за что-то обидевшись на хозяина и теперь дверца у того болталась только на одной петле. Таракан поднатужился и, посерев от натуги, стал медленно подтаскивать гайку к выходу. Дело было нелегкое и он весь взмок пока не выкатил ее наружу. Только он утер пот, как до него донесся пронзительный крик из ванной. Он со всех ног бросился туда и успел как раз вовремя. Сверху на тоненькой нити свисал паук и заграбастывал своими мохнатыми ручищами отбивающуюся Тумбочку.
– Ах, ты, Нелюбим! Ах, ты негодяй!.. – моментально вскипел Гаврила и кинулся на помощь.
Он со всего маху зарядил Нелюбиму в лоб, а затем коротким рубящим ударом отправил его в нокдаун. Но паук тут же вскочил и, мотнув головой, бросился в атаку. Он зацепил таракана за шею, прихватив при этом ампутированную лапку и стал медленно прижимать к земле. Гаврила чуть не задохнулся от острой боли. Выждав момент, он из последних сил двинул лбом рычащему от злости Нелюбиму промеж глаз. Тот сразу обмяк. Высвободившись из ослабевших объятий, Гаврила от души пнул неподвижную тушу и принялся баюкать больную руку. Муха выскочила из наперстка и стояла поодаль, с ужасом глядя на схватку. Взлететь она не могла – крылья намокли. Через минуту-другую паук стал медленно приходить в себя. Он посмотрел осоловелым взглядом на взъерошенного таракана и выплюнул сгусток крови.
-Ты чего Гаврила ни с того, ни с сего налетел на меня. Вроде нам с тобой делить
нечего…
Гаврила так и подпрыгнул на месте.
– Да ты что, Нелюбим!.. Окстись! Я тебя разбойника давно знаю. Как будто ты не ведал, что она, – он кивнул на муху, – моя гостья. Кто ж, по-твоему, будет сидеть в моей ванне, без моего на то дозволения!
Он сердито подступил ближе.
Но паук примиряюще замахал лапами.
-Все, все. Я понял. Теперь в жисть не трону эту славную мушку.
-То-то, – пробурчал Гаврила. – И чтоб духу твоего здесь больше не было! Иди, пытай счастья в другом месте. Не то в следующий раз так отделаю, мама не горюй! А ты, Тумбочка, больше ничего не бойся…
Потом они пили чай и Гаврила рассказывал собеседнице разные веселые истории. Муха совсем оттаяла и звонко смеялась, слушая его.
-… Ну дык, значит, только захожу я, а ребята сразу и ко мне. Давай, дескать, на спор – сумеешь нашу хозяйку напугать? А мне что? Я завсегда готов чего-нибудь такого учудить. Это прынцып у меня такой, – пояснил он. – Ну так вот, недолго думая, залез я в пудреницу и затаился. Ну, скажу тебе, и духотища там… С твоей тумбочкой ни в коем разе не сравнить. Утром, значит, открывает тетя баночку, а тут я собственной персоной! Весь белый-белый, да еще ка-ак чихну! Пыль, ажно, до потолка взлетела! Ты представляешь, какое у нее лицо было, мама не горюй! Она чуть было в обморок не грохнулась!..
Муха так и покатилась со смеху.
Кто-то вставил ключ в замок. Таракан обрадовался: “Лексеич пришел”, и побежал навстречу.
Но хозяин был не один. С ним были какие-то незнакомцы, и Гаврила спрятался за холодильник. Он не боялся только соседских пьянчужек, всех других он старательно избегал.
Незнакомцы по-хозяйски расположились на кухне, критически рассматривая обстановку. Это были молодые короткостриженные парни в кожаных куртках. Гаврила сразу невзлюбил их с первого взгляда.
– Ну что, Федор Алексеевич! Спрыснем за удачу и дальнейшее процветание, –позвал один из них. Он немного гундосил из-за перебитого носа.
Другой, побольше, со сломанными ушами, доставал из пакета свертки в нарядных упаковках, хрустящие маленькие пакетики, банки с маринованными огурчиками, томатами и, наконец, большую бутылку коньяка.
У Гаврилы, при виде всевозможных деликатесов, тоскливо засосало в желудке. Половину из яств они с Лексеичем никогда и в жизни не пробовали. Он поневоле облизнулся. А хозяин, уже пьяненький, суетливо бегал туда-сюда. Вместо стула он приспособил деревянный ящик, в котором хранил всякую всячину.
– Да вы садитесь, садитесь, ребята.
– Сесть мы всегда успеем, – пробасил большой и подмигнул напарнику. Тот понимающе осклабился. – А вот присесть – это завсегда пожалуйста.
Он взял граненые стаканы и брезгливо понюхал их. Отставил в сторону и достал пластмассовые стаканчики. Сноровисто накрыл на стол и похлопал хозяина по плечу.
– Давай, отец, банкуй.
Лексеич взял бутылку и разлил коньяк. Рука его слегка дрожала, словно это была невесть какая драгоценность.
– Ну, ребятушки, с богом, – и первым опрокинул в рот янтарную жидкость.
Гундосый при этом поневоле сморщился и не спеша, стал смаковать ароматный напиток. Он лениво жевал оливки, наблюдая из-под полуопущенных ресниц, как хозяин, изо всех сил стараясь не показаться жадным, торопливо поглощал еду.
– А что, Федор Алексеевич, – как бы ненароком поинтересовался он. – У тебя и в самом деле никого из родных нету?
– Ага, – кивнул тот с набитым ртом, – совсем никого. Только мы с Гаврилой и остались.
– С каким таким Гаврилой? – насторожился гундосый.
У Лексеича кусок застрял в горле, и он растерянно посмотрел на гостей. Ну не объяснять же им, в самом деле, что Гаврила всего-навсего обыкновенный таракан. Была бы там собака, кошка… И вдруг его осенило.
– Дак это ж кот мой! Гаврилой кличут.
– А где он у тебя? Что-то не видно его, – подозрительно оглядевшись по сторонам, не унимался гундосый.
– Так, а где ж ему быть. Знамо – на улице. Чего ему дома сидеть. Тут и жрать-то нечего!
– А-а, – наконец успокоился тот. – Это хорошо, это очень хорошо.
– Что хорошо? – не понял Лексеич.
– Хорошо, что ты животных любишь, – пояснил вместо него большой.
Он снова нацедил по стаканам, причем хозяину налил раза в два больше.
– Ну, давай, батя, за нас с вами, за хер с ними.
– Давай, ребятушки…
Они выпили.
Лексеич уже совсем окосел. Он сыто рыгнул и достал беломорину.
– Что ты, что ты, – замахал руками большой, – будешь нас этой гадостью травить! На-ка лучше возьми, – и протянул початую пачку “Парламента”.
– В квартире-то один прописан?
– Один.
– А приватизирована она у тебя?
– Было дело.
– Паспорт-то твой цел?
– А как же. В серванте лежит.
Парни переглянулись. Большой встал и со словами: “Пойду-ка отолью”, вышел.
Гундосый низко склонился над столом и пальцем поманил Лексеича. Тот подставил ухо, и гундосый негромко заговорил:
– Федор Алексеевич. Ты мужик правильный, это я сразу понял. Я таких за версту чую. Сразу ты мне понравился, есть в тебе что-то такое… Только жаль мне тебя…
Лексеич пьяно вскинул плечом. Ого! Такой орел как он, в жалости не нуждается!
– Да успокойся ты, – ухмыльнулся гундосый. – Чего ты кипишнулся? Базар-то еще не начался. Мы ж тебе помочь хотим. Квартирку твою как склад будем использовать. Ну там бананчики, апельсинчики… Да ты не бойся – много места они не займут. А за аренду будем бабок скидывать, да бухла немеряно, хоть залейся! Как сыр в масле будешь кататься, Федор Алексеевич!
В это время зашел второй. Он незаметно кивнул напарнику и весело стал пробираться к своему месту. И только он хотел присесть на стул, как вдруг с оглушительным грохотом полетел на пол. Падая, он ухватился за стол и опрокинул его на себя. Затылок бедолаги вошел в тяжелое соприкосновение с батареей, и он неподвижно застыл среди раскиданного угощения. Коньяк разлился, и на облезлом линолеуме образовалась темная лужица. Кухонька окуталась винными парами. Было слышно, как кто-то тоненько чихнул.
Гундосый вздрогнул, и ошеломленно посмотрел на упавшего товарища. Подскочил к нему и стал бить по щекам.
– Калач?.. Ты чего?.. Очнись, это я Семен!..
Но все было напрасно. Калач лежал, как убитый. Семен пощупал пульс. Тот еле ощущался.
– Что ты стоишь! Вызывай скорую! – внезапно разъярился он на притихшего Лексеича.
– Так неоткуда. Соседи все на работе, а …
Бандит, не слушая его, стал хлопать себя по карманам.
– А, черт! Мобилу в тачке оставил, – он грозно посмотрел на хозяина. – Смотри у меня тут. Чтоб без фокусов! – и быстро выбежал из квартиры.
Лексеич потерянно уставился на лежащего гостя. Не сразу до него дошло, что его кто-то окликает.
– Лексеич!.. Лексеич, леший тебя подери!
Он вздрогнул и посмотрел вниз.
Гаврила погрозил ему кулаком и показал на лежащего без сознания бандита.
– В правом кармане!.. В правом кармане посмотри!
Лексеич недоуменно перевел взгляд на неподвижное тело.
– Да не будь ты таким идиотом! Залезь ему в правый карман! – надрывался Гаврила
Хозяин пожал плечами и засунул руку в куртку… И вытащил оттуда свой собственный паспорт, а вдобавок и договор приватизации квартиры!
– Это еще что за новости?! – пробормотал он, перебирая в руках документы.
Постепенно до него дошел весь истинный смысл прихода щедрых гостей. Но вида он не подал.
Когда приехавшие санитары укладывали на носилки застонавшего парня, Лексеич подошел к гундосому и с нажимом проговорил :
– А теперь слушай меня внимательно. У тебя и твоего дружка не получится отнять у меня квартиру. Я ваши грязные намерения понял, – он показал паспорт и ордер. – Убирайся, а то милицию вызову!
Гундосый хотел было рыпнуться, но посмотрел на здоровенных санитаров и отвернулся.
Когда за ними закрылась дверь, Лексеич присел и уронил голову на руки.
– Бог ты мой. Ведь и в самом деле, оказался бы на улице. Ни кола, ни двора!.. Подох бы в какой-нибудь подворотне! – Он потрясенно содрогнулся. – Собачья жизнь!
– Вот именно! – подхватил Гаврила. Он уже давно забрался на стол и стоял напротив. – Хватит пить! Сколько можно!.. Устраивайся на работу и заживем, как нормальные люди!
– Эх, Гаврилушка, твоими бы устами да мед пить.
Лексеич вздохнул и стал прибираться на кухне. Он с сожалением посмотрел на почти целые упаковки и сам себя вопросил:
– Может оставить?
– Ни в коем разе! – звонко отчеканил Гаврила.
Все полетело в ведро.
…Когда хозяин подметал пол, то обнаружил глубокую длинную царапину, на том месте, где растянулся неудачливый бандит. Почти сразу же нашел гайку, закатившуюся под батарею.
– Так вот почему тот амбал грохнулся. На гайке поскользнулся. А только вот откуда она здесь взялась, ума не приложу? Утром-то её не было.
Гаврила на это промолчал.
Часом позже, когда все было убрано, а дверца накрепко прикручена к тумбе, они уселись перекурить. Лексеич затянулся и вдруг что-то вспомнил.
– Слышь, Гаврила, а как ты узнал, что тот амбал паспорт украл?
Таракан выпустил колечко и посмотрел наверх.
– Ты вот её благодари.
Лексеич поднял голову и удивленно воззрился на лампочку. Там сидела маленькая муха.
– Давай Тумбочка к нам.
Муха отлепилась от лампочки и несмело приземлилась рядом с Гаврилой.
Тот объяснил:
– Это она увидела, что тот гад, что-то вытащил из серванта. И сразу доложила мне. Ну а я тебе. – Гаврила немного замялся и добавил: – Ей вообще-то жить негде. Кстати, её Тумбочка зовут.
Лексеич посмотрел на муху.
– Кака беда, пусть живет с нами!
На следующий день Лексеич затеял большую стирку. Еще с вечера он замочил белье и теперь как мог, оттягивал начало грандиозного действа. То посуду возьмется домыть, то за газету схватится. А потом, вдруг, пасьянс взялся раскладывать. Гаврила уж и не помнил, когда тот в последний раз карты в руки брал. Да так увлекся, что за уши не оттащишь. Все видите ли ему надо с первого раза разложить. Гаврила посмотрел, посмотрел, надоело ему, и пошел он к себе. Там тоже дел невпроворот. Тумбочка увязалась за ним, а он только рад – радешенек. Лишние руки в горячую страду никогда не помешают. И такого огня они вдвоем дали! Перво-наперво смели весь мусор, пыль вековую разогнали мокрыми шерстинками. Топчан вычистили и перетряхнули. Ну а потом пошла отделка: стены оттерли, пол до зеркального блеска надраили. Любо-дорого поглядеть!
Гаврила удовлетворенно осмотрелся, и так ему хорошо стало, будто жизнь новая и в самом деле начинается. Тумбочке рядом с ним тоже хорошо.
А Гаврила и в радости чужую надобность в голове своей держит. Поглядел он на муху и говорит:
– Раз ты, Тумбочка, у нас жить будешь, то тебе тоже отдельный апартамент полагается. А так как ты была и есть особа женского роду, то и удобства должны быть соответствующие.
Побежал он с этим к Лексеичу, а тот и доволен. Новое заделье приключилось, все не простыни с пододеяльниками месить да крутить.
Достал он коробочку, в которой раньше женины сережки хранились, царство ей небесное. (Гаврила её не знал, та умерла задолго до его рождения). Просверлил сбоку аккуратную дырочку, дверь значит. А внутри коробочка бархатом выложена – чистый персидский ковер. Набил в углу ваты, получилась перина. Вот и готов домик, живи не хочу.
Лексеич взял его и, недолго думая, поставил на платяной шкаф.
– Ты птица высокого полета, вот и живи выше всех, – он поглядел на Тумбочку и усмехнулся. – Ну с новосельецем тебя.
А таракан добавил:
– Теперь хоть в гости к кому будет зайти. А то соседи у нас тут – вовек на бутылку не допросишься.
В это время кто-то требовательно постучался в дверь. Все встревоженно переглянулись. А что, если это те, вчерашние?.. Лексеич подошел и грозно спросил:
– Кто там?!
– Милиция.
Лексеич удивился.
– А чего надо?
– Так вы откройте, я скажу.
– Ишь ты какой шустрый выискался. А может ты бандит, а никакой не милиционер.
– Да что вы, в самом деле. У меня и удостоверение есть.
Лексеич с сомнением почесал в ухе и посмотрел на Гаврилу. Тот тоже лишь пожал плечами.
Хозяин подумал и, набросив цепочку, приоткрыл дверь.
– А где оно, твое удостоверение? Ну-ка покажь.
В проход сунулась рука с раскрытой маленькой красной книжкой. Лексеич нагнулся, силясь прочитать написанное.
– Си…Сн…- он откинулся назад. – Нет не могу ничего разобрать. Больно уж мелки буковки, да света мало. Сходить что ли за очками?
Но дверь уже нетерпеливо дергали за ручку.
– Так вы будете открывать?
Лексеич решился и скинул цепочку
На пороге стоял высокий темноволосый мужчина лет тридцати. В штатском.
– Оперативный уполномоченный Синицын. Разрешите войти?
Хозяин посторонился и опер шагнул вперед. Пройдя на кухню, он зачем-то выглянул в окно и посмотрел вниз. Затем повернулся и задумчиво потер чисто выбритый подбородок.
– Вы вчера дома были?
– Да вроде, да.
– Так были или не были.
– Да, да был.
– Ничего необычного не заметили?
– А что такое?
– Да понимаете, вчера, предположительно с девяти до десяти утра, не установленные преступники похитили автомобиль ”Гранд–Чероки ” класса джип, черного цвета. Он стоял, как раз, под вашими окнами. Может быть, вы что-нибудь и видели?
Лексеич отрицательно замотал головой.
– Не-а, ничего не видел.
Мент внимательно посмотрел на него. Аккуратно пригладил волосы и сказал:
– Пропала машина весьма уважаемого человека. И хотелось бы, чтобы вы оказали посильную помощь следствию. Если вы что-то вспомните или вам станет что-нибудь известно, позвоните вот по этому телефону, – и он подал бумажку с нацарапанным номером.
Вежливо попрощался и ушел.
Гаврила тут же кубарем выкатился из щелки.
– Лексеич! – завопил он. – Как же я мог забыть. Ведь это я вчера все видел, я! Там еще такой пузатый дядька никак не мог мотор завести. А другой, вжик – и готово! Маленький такой, уж и не помню, как выглядел…
– Ростом примерно с Федора Алексеевича, лет ему от силы тридцать пять. Во рту в верхнем ряду золотая коронка, на правой руке не хватает безымянного пальца, а на левой полустертая наколка ”ТАНЯ”…- начала перечислять Тумбочка.
– Ну ты даешь! – восхитился Гаврила.
А та, как ни в чем не бывало, продолжала:
-…Одет он был в серую куртку, на ногах черные туфли. Но это я думаю, не так существенно. А вот в том, что у него геморрой, в этом я уверена на все сто. Пока он сидел на бетонной клумбе, так весь прямо извелся, места себе не находил. И так примостится и эдак, а все не то!
Гаврила возбужденно хлопнул в ладоши.
– Тебе только в прокуратуре работать!
Тумбочка грустно посмотрела на него.
– Жила я там. В районной, – уточнила она.
Лексеич сочувственно спросил.
– И кто ж тебя, сердешная, оттуда выжил?
– Да никто. Я сама ушла. Вернее, меня подружка давно звала к себе в налоговую. Да только переехала налоговая-то. Вот я и осталась у разбитого корыта.
– А что ж обратно?
Муха испуганно отшатнулась.
– Да вы что! В прошлом году почти всю зиму отопления не было. Люди в шубах в кабинетах сидели. А в этом, говорят, еще хуже будет. Даром, что прокуратура!
– Совсем страну до ручки довели! – сплюнул Гаврила Степанович. – Я тут иной раз радио слушаю, опять же, мужики приходят, новости приносят. Да иногда соседи за стенкой ругаются. Так что вся картина у меня полностью перед глазами стоит. Гнать надо в шею прохвоста этого рыжего!
– Какого рыжего? – не понял Лексеич.
– А такого! Света нет – рыжий виноват, тепла нет – опять рыжего проделки! Да чтоб ему пусто было!
Гаврила разнервничался и закурил трясущимися руками. И закончил.
– Вот из-за таких, как он, мы – рыжие, завсегда крайние. Чуть что, сразу шлепанцем! – и он с болью посмотрел на свою искалеченную лапку.
Так прошло несколько томительных минут.
– Что же делать? – наконец, вздохнул Лексеич. – В милицию-то будем заявлять, али как?
– Али как! – передразнил его таракан. – Нечего нам с ментами связываться. Может они заодно с угонщиками. Мало нам вчерашних хмырей. Что в гусударстве творится, – опять сокрушился он, и сам же четко подвел черту. – БЕ – СПРЕ – ДЕЛ! Ты лучше найди-ка, Лексеич, того пузана и выложи ему все, что здесь Тумбочка рассказала. А он уж пускай сам прикидывает огурец к носу. А наше дело – сторона.
Лексеич заерзал.
– Да неудобно как-то.
