– Пусть народ воочию убедится в том, что мы ради него готовы пойти на любые испытания. А тот, кто дольше всех претерпит муки, тот и будет самый достойный! Так что решайте…
Целую минуту после речи Цыгана на площади царило молчание. Каждый мысленно пытался переварить это сногсшибательное предложение и не находил ответа на вопросы. Даже Тумбочка и та онемела. Это было нечто! Но и некое рациональное зерно в этом присутствовало. Подобно тому, как в первобытные времена вождем племени становился самый сильный и выносливый, так и здесь победа зависела от тех внутренних резервов, заложенных в тебя природой. Это первым понял Сильвестр. Он одобрительно крякнул и, поведя застоявшимися плечами, глубокомысленно заявил:
– А что! Вполне дельная мысль! Президент на то и президент, что здоровье у него должно быть отменное. Ведь отраву эту и в самом деле на дню раз по десять нюхать приходится. И на что нам какой-нибудь хиляк, который от этого сразу лапки кверху. Даром что ли, получается, выбирали такого президента? Не, нам нужен устойчивый в этом плане таракан. Не таракан даже – тараканище!
После этих слов все разом зашевелились, кто-то стал горячо спорить, но вскоре все потонуло во всеобщем одобрительном гуле.
– Пра-лно!.. Даешь такие выборы!..
Тумбочка вконец охрипла пытаясь протестовать против такого дикарского состязания, но ее никто не слушал.
– Даешь!..
Она напоследок обвела глазами бушующее море и пожала плечиками.
– Ну что ж, быть по сему! Глас народа, глас божий!
Никодим нахмурился и потемнел лицом. Бывший приват-доцент задрожал крупной дрожью, спрыгнул с помоста и юрко ввинтился в передние ряды. Только его и видели. Цыган насмешливо свистнул ему вслед. Он упер лапы в бока и прищурился на Гаврилу.
– Что? Никак тоже испугался?!
– Меня напугаешь, – осторожно ответил Гаврила.
Предстоящее состязание и в самом деле было не из легких. И хотя Гавриле было не впервой травиться всякой дрянью, но лишний раз рисковать своим здоровьем кому охота? Цыгану видно вожжа попала под хвост, раз он решился на такое. А отказаться тоже никак нельзя, и никакое президентство тут не при чем, гори оно синим пламенем! Лучше смерть, чем позорно смалодушничать на глазах у всех. Вот так! И Гаврила мужественно выступил вперед…
Испытание началось с китайских карандашей. Каждый получил по штуке и принялся грызть его крепкими зубами. Цыган проглотил последний кусок и, запив его водой, приосанился и стал наблюдать, как другие справляются со своим заданием. У Гаврилы дело шло ни шатко, ни валко, а вот Никодиму каждый укус давался с трудом. Он уже залил в себя стакана три воды, а все никак не мог дойти до половины. Но наконец и он справился со своим карандашом. Тяжело дыша, он встал в строй к остальным и даже нашел в себе силы помахать рукой притихшим болельщикам. Затем настал черед дуста. Это испытание было посложней, но и с ним участники справились. Только явственно забурчало в животе у Никодима, а лицо Цыгана стало бледнее обычного. А у Гаврилы лишь щемяще засосало под ложечкой и он вспомнил, что сегодня за хлопотами так и не удосужился позавтракать. Минуты две они стояли молча и, не обнаружив никаких побочных эффектов приступили к следующему этапу. Это был дихлофос! Зрители криками подбадривали своих кандидатов, а те по очереди глотали пахучую жидкость. Передние тараканы благоразумно подались назад, не сводя глаз с захватывающего зрелища. Раз за разом наполнялись бокалы и с молниеносной быстротой исчезали в утробах соперников.
– Ой, не могу я на это больше смотреть! – взвизгнул чей-то женский голос. – Да остановите же вы их в конце концов!
Но на сердобольную тараканиху тут же зашушукали и оттеснили назад. А соперники продолжали накачиваться дихлофосом. Вот Никодим дрожащей рукой взял последний бокал и, не выдержав, расплескал его по сторонам. И сам тут же кулем свалился на пол. Подскочили братья и уволокли его откачивать в уголок. Он лишь что-то бессвязно мычал и отмахивался от них, порываясь вернуться назад. К стакану подошел Цыган. Глаза его налились кровью, щеки приобрели неестественно бледный оттенок, но он и не думал сдаваться.
– Давай Цыган! – громко подбодрил его кто-то из толпы. – Чернявенькие завсегда в таких дела мастаки были!
Цыган зажмурился и единым махом влил в себя едкую отраву. Пару секунд он еще постоял на месте, и затем его неудержимо стало рвать на сцену. Он согнулся пополам и в таком виде застал его Гаврила, когда он как на духу опрокинул свой победный стакан. Он вскинул его вверх и с размаху кинул под ноги. Осколки так и полетели в толпу, но она не замечая этого, колыхнулась к нему и взревела в едином порыве.
– У-уа- уа-аа… Гип-гип ура!!! Да здравствует Гаврила! Да здравствует президент!
Подскочил Сильвестр и подсадил его на плечи. Так Гаврила, сам того не ожидая стал Президентом!
На самом деле быть Президентом, как говорил один умный человек, хоть и архиважное, но чрезвычайно хлопотное и многотрудное дело. В этом Гаврила убедился на следующий же день. С самого утра к нему на прием выстроилась очередь просителей. Едва он только проснулся, как в его каморку просунулась голова Пузана.
– Негоже тебе Гаврила на печи разлеживаться, – проворчал он. – Ты же у нас теперь начальство с тебя и спрос поболе чем с других. Иди, тебя там уже целая делегация дожидается. Скучать тебе теперь уж точно не придется!
С этими словами он исчез. Гаврила вздохнул и вынырнул вслед за ним. На него тут же набросились и каждый принялся тормошить его в свою сторону.
– Эй, полегче, полегче! – прикрикнул Гаврила, отдираясь от цепких лап. – Что я вам чучело соломенное, чтоб меня на части рвать. Давайте по порядку: кто, с чем, и откуда? А то мы так с вами до вечера спорить будем.
Он вытянул из толчеи глухую бабку с третьего подъезда и поставил перед собой.
– Вот ты бабуля будешь первая. А остальные – становись в очередь! Пузан, где ты там? Давай организуй здесь все, а ты бабуся заходи однако.
В каморке он усадил ее на стол, а сам уселся на топчан.
– С чем бабушка пожаловали? Какая вас причина ко мне привела?
– Да беда у меня внучек. Я-то вишь с тех пор, как старика своего схоронила, совсем одна осталась. Дети-то разъехались кто куда, даже весточки не шлют окаянные. Ну да Бог им судья будет. Поначалу-то я ничего управлялась по хозяйству. Туда-сюда везде успевала, хоть и годочков мне ой-ой-ой… А вот как спину ревматизм проклятый прихватил, так и все – окончились мои золотые денечки. Как утром встану, так и не разогнуться. Из-за этого ни кашки себе сварить, ни в доме прибраться. Совсем обессилела я. Вот и до тебя еле-еле ноги доволокла. Прослышала я касатик, что ты теперь наиглавнейший у нас, и все-то тебе печали и горести наши по плечу. Вот я и собралась к тебе. Помоги мне внучек, век твоей милости не забуду. Стара и больна я стала, не протянуть мне долго без ухода надлежащего.
– Та-ак, – протянул Гаврила. – Это конечно серьезно. Но где ж я тебе няньку-сиделку раздобуду? У нас народ нынче весь при деле. Не силком же заставлять кого-то присматривать за тобой. Прямо ума не приложу, как твоему горю помочь?
– Да, да, истинно так, – утвердительно подтвердила старушка. – Тяжко мне одной, да попробуй-ка, доживи до моих годков. Вот намедни щей надумала сварить и что же думаешь? Только и сумела, что в котелок воды набрать. Так что касатик на тебя одного у меня вся надежда. За тем и пришла к тебе.
Гаврила непонимающе уставился на нее, но вовремя вспомнил, что та глуховата, и медленно отвел взгляд.
– Вот поди ж ты какая задачка образовалась, – пробормотал он. И рад бы помочь, а нечем. Как же быть?
И тут его осенило. Стеша! А что если поговорить с ней и попросить присмотреть за бабкой. Она пожалуй не откажется. Да и угол свой будет, все не у чужих людей. Но и Гаврила конечно будет навещать их. Мужские руки завсегда в хозяйстве пригодятся. Повеселев, Гаврила хлопнул себя по колену и привстал.
– Слушай внимательно бабуля, – громко прокричал он ей прямо в ухо. – Ты иди сейчас домой потихоньку, а после обеда жди гостей. Постараемся помочь, так что не горюй. Вроде есть кому за тобой присмотреть, в крайнем случае мне придется за тобой доглядывать. Не бойся, одну тебя не оставим. Поняла бабуля?
– Поняла, поняла внучек, – обрадовано закивала та головой. – Да ты не кричи так, чай я не глухая. А за доброту твою и за щедрость душевную низкий тебе от меня поклон.
Бабуся совсем видно запамятовала о своем ревматизме и, привстав с табурета, склонилась перед ошарашенным Гаврилой. Тот не успел даже ничего поделать, как та внезапно закряхтела и ухватилась за поясницу.
– Ой-ой-ой, – заголосила она. – Не разогнуться мне, помоги-ка внучек!
Гаврила кинулся к ней и ухватил ее прямо посередине. Бабка застонала еще громче. Гаврила поднатужился и принялся разгибать ее. Но все было напрасно. Спина никак не хотела выпрямляться обратно. У Гаврилы вскипели жилы на лбу, но бабка все так же висела у него на руках загогулиной.
– Ай-ай-ай, – верещала она и отчаянно сучила ногами. – Ратуйте люди добрые, пропадаю! Караул!
На шум в каморку усунулся Пузан. Он недоуменно уставился на пыхтящих бабку с Гаврилой, а затем так и зашелся в хохоте.
– Ха-ха-ха, – надрывался он. – Ай да Гаврила, все ж таки взял бабку в оборот!
– Шутки в сторону! – огрызнулся тот. – Давай лучше подсоби.
Вдвоем они кое-как распрямили бабулю и та как ни в чем не бывало снова уселась на табурет.
– Вот я и говорю! – прочирикала она. – Как согнет меня с самого утра над рукомойником, так прямо до вечера и не разогнуться. Сами видели, так что за мной уход да уход нужен! – и она победно притопнула ногой.
– Да ну, – отозвался Пузан. – Нашла бы себе старичка какого, да и зажила бы с ним, как у Христа за пазухой. Ты вон еще какая заводная, еще глядишь и под венец соберешься!
– Окстись охальник, – проворчала бабка и медленно потопала к выходу. В дверях она обернулась. – Так я жду вас сегодня?
– Жди, жди, – ответил Гаврила и в подтверждение еще несколько раз кивнул головой. Он устало повалился на топчан и зарылся лицом в подушку.
– Гаврила, – окликнул его Пузан. – Ты чего разлегся? Там ведь за дверью народ ждет…
– Ничего, потерпят, – сквозь зубы отозвался Гаврила. – Не могу же я как на конвейере без передыху работать. У меня эта бабка все из головы не выходит. Представляешь Пузан – в первый раз пришли ко мне за советом. Это ж какую голову надо иметь на плечах, чтобы всех утешить да по правде рассудить. Тут ум нужен другой – государственный. А я что?.. Эх, боюсь не по плечу мне такая задача. Зря я вчера дорогу Никодиму перешел. Как он кстати там?
– Как, как? Переживает конечно.
– Понятно. Это и понимать надо. Такую бучу затеял и все коту под хвост. Хотя я так думаю – пока он всех нас в свою веру не обратил бы, не успокоился бы…
– Ты нашу веру не трожь! – нахмурился Пузан. – Ну а если бы и так, что в этом плохого? Умиротворение и благодать сошли бы на народ.
– Ага. И солнце бы ярче засветило, и трава зеленее стала. Никого Пузан силком к богу не обратишь и никакая власть тут не поможет, как не хотел бы этого Никодим.
– А что ты раньше думал? Зачем суетился больше всех за брата моего?
– Это верно. Мало, мало я мозгами работал, больше полагался на чужой ум. А сейчас своим жить придется, вот и раскрываются глаза на то, чего ранее не замечал. Да уж лучше поздно, чем никогда. Давай зови следующего, коли ты мне в помощники навязался.
Второй посетитель еле-еле перешагнул порог на костылях. Проковылял к столу и с трудом опустился на табуретку. Был он примерно ровесником Гавриле, но настолько битый перебитый жизнью, что просто диву даешься, как он только умудрился сохранить такую светлую улыбку. От его небесного взгляда так и веяло безмятежностью и покоем. Гавриле он как-то сразу пришелся по душе, но он поневоле сочувственно сморщился, оглядев незнакомца. У того не хватало ровно половины лапок, вместо них торчали какие-то нелепые культи разной длины. Правый бок был когда-то разворочен и сейчас выпирал сплетением узловатых корневищ. Справа налево всю грудь пересекал ужасный застарелый шрам и еще два шрама поменьше. Вдобавок ко всему у гостя не хватало одного усика. Словом было чему посочувствовать!
– Это где ж тебя так? – не сдержался и спросил Гаврила.
– Было дело, – улыбнулся тот и вытащил кисет. – Можно?
– Валяй.
Незнакомец умело скрутил цигарку остатками лап и с наслаждением сделал первую затяжку.
– Пока в очереди стоял – неудобно было, – пояснил он. – Вокруг женщины, дети а ты их дымом травишь. А отлучиться боязно, вдруг свой черед пропущу. Вообще-то я недавно пристрастился к зелью, но с тех пор и часа без него прожить не могу. Успокаивает, знаешь. Хотя вообще-то мне нельзя, легкие чего-то барахлят, ну да и шут с ними. Переживу как-нибудь, – рассмеялся он. – А что касается ран моих, так это меня воробей склевать хотел, да не склевал. Видно я ему несъедобным показался.
– Вот оно что. Понятно. Ну рассказывай, какая у тебя нужда-горе?
– Да у меня-то все в порядке вроде. А вот сестра моя горькими слезами умывается. Муж ей попался просто зверь какой-то, каждый день бьет ее смертным боем. И не за что-то, а просто так, из звериной своей натуры. Не единожды я пробовал за нее заступаться, но куда мне, калеке, против такого бугая. У него на все увещевания один аргумент – кулак! В последний раз он меня так отметелил, что я неделю в лежку кровью харкал. Не сладить мне с ним, вот я и решил правды здесь искать. Доколе сестренка моя будет терпеть побои и издевательства!
– А что ж ей не взять и не уйти от него? Или все не так просто?
– В том-то и дело. Детки у них малые, как же она их бросит. А изверг этот ни за что не отдаст их. Вот и мучается она с постылым изо дня в день. А пожаловаться некому.
– С этим беспределом надо кончать! – решительно встал Гаврила. – Эдак он до самоубийства молодую мать доведет! Имеются у нас такие печальные примеры, имеются. Поэтому такие безобразия нужно незамедлительно пресекать! Да и за тебя надо спросит со всей строгостью. Это ж надо – инвалида бить! Эй Пузан, где ты?.. Да, да я тебя зову. Подь сюда. Слушай братец посиди покамест заместо меня. Мне тут надо отлучиться по одному делу… Важному, важному – не переживай. Только смотри у меня, самодеятельностью тут не занимайся. А ты… – обратился он к посетителю. – Забыл спросить, как тебя по имени… Алеша… А ты Алеша веди меня до сестры, побеседуем с твоим буяном.
Квартира куда Алеша провел Гаврилу была чистенькой и опрятной. Но несмотря на все ухищрения, бедность так и просвечивала изо всех углов. Аккуратно заштопанные шторки, продавленный диван, стыдливо прикрытый простеньким покрывалом, старенькая швейная машинка с облупленной крышкой… Здесь явно не чувствовалось мужской руки, но и женское присутствие угадывалось довольно слабо. Ни тебе баночек, тюбиков и прочих дамских безделушек. Только черепаховая гребенка одиноко лежала на столе. Во всем была почти спартанская простота.
– Здесь учительница живет, – пояснил Алеша и кивнул на полочку, уставленную учебниками. – То ли английский преподает, то ли немецкий – не понять. Мы-то в языках не сильны. Замужем никогда не была и вроде не собирается. Да и куда в ее годы. Одно слово – старая дева.
Алеша залез под плинтус и потащил за собой Гаврилу.
– Давай сюда.
Под плинтусом было сухо и сумрачно. Когда глаза Гаврилы привыкли к скудному освещению он с удивлением обнаружил миловидную тараканиху, глядящую на него расширенными от постоянного страха глазами. Она забилась куда-то в угол, прижимая к себе дрожащих от испуга детей. Алеша подступил к ней.
– Не бойся Вешенка, это мы.
Малыши узнали дядю и с радостным визгом повисли на нем. Вешенка тоже успокоилась и смахнула невидимую слезинку.
– Это они здесь от Буслая хоронятся, мужа еешнего, – пояснил Алеша. – Тот как с утра проснется сразу упражняться начинает. Детишек ремнем, а Вешенку за косы. А если особенно не в духе, то может и ребра пересчитать. Это когда как.
– Посмотрим, – сквозь зубы процедил Гаврила. – Что-то мне этот кухонный боксер шибко не нравится. Где он дрыхнет-то?
Буслай не заставил себя ждать. Снаружи послышалось недовольное бормотание, а вслед за этим отборная трехэтажная ругань.
– Куда это все подевались, растудык вас перерастудык! А ну выходите, пока я добренький. А то я вам покажу где раки зимуют и кузькину мать в придачу! Ар…ар…ар…
Вешенка вздрогнула и словно птица кинулась к своим чадам. Накрыла их руками-крылами и замерла, только тело ее иногда пробивала крупная дрожь. Алеша склонился над ней и, поглаживая ее по голове, что-то утешительно зашептал. Яростная брань снаружи не умолкала ни на мгновение. Кто-то там уже грозился убийством, если сию секунду не увидит перед собой запропастившееся семейство. Гаврила еще раз прислушался и, зло сплюнув, выбрался из-под плинтуса.
– Эй ты! – окликнул он толстозадого таракана, стоявшего посреди комнаты. – Не надорвался еще!
– Чево?! – обернулся тот и недоуменно воззрился на невесть откуда взявшегося незнакомца. – Ты кто такой?
– Да вот шел мимо и зашел. Думаю, кто это здесь так надрывается, а это оказывается ты. Ну ты и шахматист!
– Кто? Я?!.. – оторопел толстозадый.
– А кто ж еще! Так матом кроешь, что шах некуда поставить. Просто любо-дорого послушать! Ты часом не по первому разряду играешь?
– Что ты мне тут зубы заговариваешь! – возмутился толстозадый. Он пригляделся к Гавриле и ухмыльнулся. – А я узнал тебя! Это ты намедни президентом стал. Атаманствуешь значит потихоньку, к власти привыкаешь. Уж не думаешь ли ты, что я не догадаюсь: зачем ты тут нарисовался. Жена моя поди на меня нажаловалась, а то и брательник ее. Меня, стреляного воробья, на мякине не проведешь. Ну так вот что я тебе скажу дорогой ты наш президент. Может власти у тебя и поболе моего, но в моем доме, я – хозяин! И будь ты хоть трижды президентом, но в свои семейные дела я никому вмешиваться не позволю! Так и заруби себе на носу!
– Ошибаешься догадливый ты наш. Все твои безобразия были вашим внутренним делом только до сегодняшнего дня, а с этого момента они стали общественными. И знаешь, почему? Скоро у нас Новый год. Само собой будет устроена елка, хороводы всякие, подарки будут. Праздник как-никак. И вот… Придут твои детишки к нам, увидят других малышей и чего доброго расплачутся. Это от того что ты колотишь каждый день их мамку, да и им частенько достается. Ты ведь вконец затерроризировал их. Вот они и отучились веселиться, только плакать умеют. А глядя на них разревутся и остальные. Все, праздник испорчен. Спрашивается, зачем нам такой Новый год?! И мне будет обидно, ведь я за все в ответе, а здесь получается не досмотрел, не предупредил такое дело. Потом… У нас Тумбочка женский профсоюз организовывает и твоя жена в него будет включена, поскольку она многодетная мать. А знаешь, что такое профсоюз? У-у, это сила! Один за всех и все за одного! Я в это дело вмешиваться не буду, но я тебе не позавидую, когда сюда пожалует десяток-другой разъяренных женщин и спросит с тебя за все побои и издевательства, которые ты учинял над Вешенкой. Ой, не позавидую! Короче, стычки с женским профсоюзом тебе не избежать. Вот теперь смотри сам, насколько твои ”дела” переплетаются с общественными. Но это еще не все. Есть у тебя родственник Алеша, хотя он-то конечно давно уже тебя родственником не считает. Он инвалид, ему пенсия полагается, а ты его последнего здоровья лишил. Тут уж я от лица всего общества должен стать на его защиту. И этот вопрос я обязательно поставлю! И поставлю его так, что тебя обяжут как виновного, пенсию его отрабатывать до конца его дней. А иначе… – Гаврила пристально посмотрел на бестолково раскрывшего рот Буслая и с нажимом продолжил: – В пятнадцатой квартире мать сыну посылку в Магадан собирает. На днях отправит. Так что если ты откажешься, то сунем тебя в эту посылку и отправишься ты, друг мой ситный, в далекие края! Туда, где двенадцать месяцев зима, остальное лето! А сейчас там самые морозы. Но недельку-другую я думаю ты протянешь, ты ж вон какой здоровенный!
– Так уж прямо и отправите? – побелевшими губами прошептал Буслай.
”Э, да ты еще и трус оказывается”, – подумал Гаврила. Вслух же он сказал:
– Так и отправим, не сомневайся. Ну ладно я пошел. Некогда мне тут с тобой беседовать, дела поважнее ждут. Да и на счет тебя надо договориться…
Гаврила развернулся и быстрым шагом направился к выходу.
Клюнет не клюнет?
– Постой! – не выдержал Буслай. – Погоди! – и бросился следом.
Клюнул!
– Что еще? – на ходу спросил Гаврила.
– Да не беги ты так, – задыхаясь попросил Буслай и униженно схватил его за руку.
Гаврила остановился и брезгливо отдернул ладонь. Буслай косолапо затоптался рядом.
– Что ты там говорил насчет пенсии? Как это я должен буду ее отрабатывать?
– А-а, вот ты о чем. Совесть таки проснулась. Значит так. В подвале сторож нужен, чтобы следить за протечками. Не дай бог какая труба лопнет и подвал начнет затапливать. Через это весь дом пострадает. Так твоей обязанностью будет сразу докладывать об этом. А так как работа ответственная, то придется тебе пока туда на постоянное место жительства переехать пока сменщика не подыщем. А с заработка часть в пользу Алеши вычитать будем. Если согласен, то прямо с сегодняшнего дня и начинай. Но запомни, с поста ты ни на секунду отлучаться не должен, иначе… Короче, сам понимаешь.
– А как же семья? Как я буду без них?
– Ты опять за свое! – грозно нахмурил брови Гаврила. – Ничего, поживут пока без тебя. А насчет харчей не беспокойся, – обеспечим.
Буслай задумчиво почесал затылок, но припомнил недавние угрозы и обреченно махнул лапой.
– Мне бы со своими попрощаться? – лишь попросил он.
– Только через мой труп!
Вечером, когда усталый Гаврила уже готовился ко сну в дверь тихонько постучали.
– Минуточку, – крикнул он и принялся поспешно расправлять постель. Смахнул со стола остатки ужина и встал возле него. – Войдите.
Однако никто не отзывался и Гаврила уже решил повторить приглашение, но в этот момент на пороге появилась …Вешенка. В руках она держала маленькую дочурку, которая засунув палец в рот, с любопытством смотрела на хозяина глазками-бусинками. Гаврила подмигнул ей и сделал козу, отчего она звонко рассмеялась. Мать улыбнулась и опустила ее вниз, но малышка неожиданно застеснялась и спряталась за нее. Вешенка снова улыбнулась и присела на подставленный чурбачок. Из-за ее спины выглянула пухленькая мордашка и, лукаво стрельнув глазенками, потопала к незнакомому дяде. Вешенка смущенно ойкнула и хотела было остановить малышку, но Гаврила успокоил ее.
– Ничего, ничего.
Он усадил девчушечку на колени и достал из-за пазухи завалявшийся леденец. Та обеими ручонками вцепилась в него и принялась с наслаждением облизывать его.
– Ух какая шустрая! – с удивлением произнесла Вешенка, глядя на нее. – А ведь раньше она как постороннего мужчину увидит, так сразу в себе замыкается. Это все из-за папаши ее негодного. А вот к вам сразу потянулась и не боится ни капельки. Знать сердце у вас доброе… Кабы побольше на свете таких мужиков было. Спасибо вам еще раз Гаврила Степанович, что хоть на время избавили нас от муженька моего проклятого. Утром-то мы вас толком и поблагодарить не успели, куда-то вы все торопились, даже и не посидели с нами. Я еще днем хотела до вас добраться, но Алеша снова чего-то прихворнул, вот я и задержалась. Вы уж простите, что так поздно пришли к вам, побеспокоили небось.
– Э-э, ерунда, – отмахнулся Гаврила. – Я всегда поздно ложусь, так что никакого беспокойства тут нет. Как у брата-то вашего самочувствие?
– Вроде улеглось все. Спит он сейчас. Намаялся за день с болестями своими. Жалко мне его. Иной раз вроде нормально ходит, а иногда так согнет, что прямо весь зеленый становится. Да и нервы ему Буслай изрядно потрепал за последнее время. У-у, кровопийца. Правильно вы его заставили Алешино здоровье отрабатывать. Хоть какая-то подмога ему будет. Эх, Алеша, Алеша… Был бы ты во всей своей силе, никогда бы никому не дал нас в обиду, – пригорюнилась Вешенка.
– Да, – согласился Гаврила. – Братец твой, парень что надо. Как же он так неосторожно под воробья попал? Эх-эх-эх…
– Неосторожно, говорите! – вскинула на него бледное лицо Вешенка. – Если бы так! Тот ужасный день до сих пор мне в кошмарных снах снится. Я тогда еще не замужем была, с братом вместе мы жили и, как сейчас помню, вышли мы с Алешей на улицу солнышку майскому порадоваться, а там детвора окрестная уже вовсю скачет. Отошли мы подальше и на травке устроились. Хорошо. На небе ни облачка, ветерок теплый задувает, а на душе тишина и покой. Живи и радуйся. Я только было задремала, как вдруг слышу, крики детские отовсюду. Визг, плач, рев… Меня прямо так и подбросило на месте. Гляжу, а Алеша уже на ногах. Не успела я и глазом моргнуть, а он уже кинулся куда-то. Я привстала и, о боже мой! На площадке, где до этого детишки играли, прыгает взъерошенный воробей и клювом по земле: щелк, щелк, щелк! А под ногами у него тени маленькие мелькают! Сам воробей захудалый, одна кожа да кости, да ведь мы супротив него, как мышь против слона. Но Алеша мой не испугался, бросился прямо на него. Вцепился в глаз и повис на нем. Тот головой завертел туда-сюда, вверх-вниз трясет ею, ан нет – не отделаться ему от брата моего. Рассвирепел тогда воробей и принялся по земле кататься. Пыль столбом поднялась, ничего видно не стало. Но тараканята зато в это время успели добежать до укрытия и были уже в безопасности. Воробью удалось-таки сбросить Алешу, клюнул он его в отместку пару раз и оставил полумертвого издыхать. А сам улетел восвояси. Вот такая печальная история случилась с моим братом.
– Ничего себе! – подскочил Гаврила после последних слов. – А мне Алеша ничего такого не рассказывал! Сказал мимоходом, что воробей его поклевал и только… Ну и ну. Да ведь твой брат самый настоящий геройский поступок совершил! Ну Алеша, Алеша, – скромняга ты наш!
– Да, Алеша он такой, – подтвердила Вешенка. – Себе никогда ничего не попросит, а для другого в лепешку расшибется. Это я к тому говорю, что ему хорошо бы фруктов каких. Для здоровья говорят очень полезно. Только где их достать, особенно зимой? А у нашей хозяйки их и вовсе не бывает, да и то сказать: какая у нее зарплата?.. Слезы.
– За это не переживай, – уверил ее Гаврила. – Я этот вопрос решу через Ибрагима, уж он-то мне не откажет.
– Обнадежили вы меня Гаврила Степанович! – прижала руки к груди Вешенка и тут же забеспокоилась: – А вам это не трудно будет? Может я вас о непосильном попросила?
– Не думай об этом, – ответил Гаврила. – Такая наша работа.
Вешенка давно уже ушла, а Гаврила, заложив руки под голову лежал на кровати и вспоминал сегодняшний многотрудный день, первый на столь ответственном посту. После визита поздней гостьи сон как-то разломался и вместо него Гаврилу охватил какой-то умиротворенный покой, какой бывает тогда, когда мысли текут в правильном и нужном направлении. Что ни говори, Гаврила сегодня потрудился на славу. Не в том смысле, что все его сегодняшние слова и поступки принесли пользу всем, кто к нему обратился за помощью и советом, а в том, что он приложил все свои силы и старания для того чтобы хоть как-то помочь нуждающимся. И Алеша с Вешенкой, и глухая старуха (которая кстати с огромной радостью приняла к себе Стешу), и многие-многие другие с искренней признательностью подарили в этот день Гавриле свое ”спасибо”. Множество неразрешенных споров и вопросов, скопившихся за последнее время еще предстояло ему и Гаврила чувствовал, что всех его знаний и накопленного опыта явно не хватит для столь многотрудной задачи. Тут требовался не только житейский опыт, а хоть какая никакая а грамотешка, которая – увы! – у Гаврилы была не на должной высоте. Ну как скажите решить такой вопрос, как организация комитета по бюджету или создание Общества Взаимного Кредита. ”Нет, тут без помощи Тумбочки не обойтись, – подумал таракан. – Такие дела только ей по плечу. Мне даже и не стоит за них браться, а то наворочу чего-нибудь по незнанию. Назначу-ка я ее премьер-министром, если конечно она согласится. Отличная идея!”.
С тем Гаврила и уснул.
Тумбочку не пришлось долго уговаривать. Горячие батареи сделали свое дело. В квартире уже который день стояла устойчивая комнатная температура, и муха окончательно стряхнула с себя остатки начавшегося было оцепенения.
– Хорошо, – после минутного размышления согласилась она. – Если ты считаешь, что так надо, то я согласна.
– Вот и славно! – обрадовался Гаврила. – А то мне одному нипочем не справиться.
Конечно не обошлось без ворчания со стороны некоторых товарищей, особенно тех, кто постарше. Как это? Муха будет вершить нашими делами? Но Гаврила провел соответствующие разъяснения и на этом все успокоилось. По большому счету всем было, что говорится ”по барабану”, кто будет заместителем у Гаврилы, лишь бы работник был толковый. А Тумбочка вполне компетентно справлялась со своими обязанностями, так что новая жизнь потихоньку вступала в свои права. Первым делом были установлены правила общежития, первые три заповеди которых гласили:
Живи сам и давай жить другим.
Хорошо жить не запретишь.
От запретов жизнь лучше не станет.
Словом Гаврила избрал самый демократичный стиль руководства, целиком положившись на благоразумие и порядочность своих соотечественников. Государственное вмешательство во внутренние дела граждан по его задумке должно быть сведено к минимуму и полагалось только в тех случаях, когда ситуация выходила из-под контроля. Слава богу, случаев, подобных с Вешенкой больше не было и Гаврила мог со спокойной совестью сказать: ”В Багдаде все спокойно”, если бы ему задали вопрос о криминальной обстановке. Была правда еще Стеша, но Пупиха пока помалкивала, хотя скорей всего догадывалась, – кто приложил руку к исчезновению племянницы. Поэтому Гаврила решил пока не задевать ее. ”Зачем будить лихо, пока оно тихо, – думал он. – Тем более она какая никакая, а родственница Стеши, а со Стешей у нас неизвестно что будет, – может и свадьбу сыграем. А с будущей тещей или кем там она будет, раньше времени ссориться не пристало”.
А в остальном тараканы как жили, так и продолжали жить, только общаться между собой стали больше. Уже стало обычным делом, что одна семья приходила ввечеру к другой семье на чаепитие и так в разговорах незаметно коротали время. Происходили новые знакомства и уже кое-где помимо дружеских стали завязываться и деловые отношения. Ибрагим, например, развернул торговлю фруктами, а сам в свою очередь с большой охотой скупал поделки разных умельцев. Вернее происходила не торговля, а натуральный обмен, бартер, ведь денег в обращении практически не было. Да и никто в них не нуждался, всем было просто интересно поменять какую-нибудь вещь на другую, а потом снова на что-нибудь. Игра не игра, но таким образом даже самые отдаленные жители были активно включены в общественную жизнь.
А вот какой заботы хватало, так это проблема с занятостью. Просто ужас, сколько в доме было молодых бездельников, день-деньской слоняющихся по квартирам в поисках хоть какого-нибудь развлечения. От нечего делать они залезали в тараканьи ловушки, где подхватывали всякую заразу, поедали разбросанные ядохимикаты и вследствие этого становились источниками всяких эпидемий и болезней. Следовало их как-то занять, чтобы исправить положение. Гаврила подумал-подумал и нашел выход. Своим указом он объявил о создании Почетной Гвардии, призванной защищать целостность и нерушимость маленького государства. Черным по белому в указе было прописано, что зачисленным в ее ряды будут выданы красивые нагрудные знаки отличия и нарядные аксельбанты. А лучшим из лучших к тому же сапоги! Прослышав о таком интересном начинании, молодежь толпами потянулась записываться в добровольцы. Отказа никому не было и теперь принаряженные молодые балбесы с утра до вечера маршировали по плацу под присмотром старого одноглазого вояки-фельдфебеля.
– Ать-два… Ать-два… Левой, левой. Ать-два правой…Шире шаг!.. – до хрипоты командовал он, грозно потрясая суковатой палкой.
Бравые гвардейцы трудились до седьмого пота. После такой муштровки их хватало только на то, что, придя домой, зачерпнуть ложку-другую загустевшей каши и сразу же без сил свалиться на боковую. А на следующее утро все начиналось сначала. Но дело того стоило. Что за счастье было ловить на себе восхищенные девичьи взгляды, когда ты проходишь мимо них в полном обмундировании, молодецки выкатив грудь колесом!
Другой проблемой было устройство народных гуляний и увеселений. Близился Новый год и Гаврилу все чаще донимали вопросом, – будет ли устроен праздник по этому поводу? Конечно Гаврила отвечал утвердительно, но хоть убей, ничего не мог придумать по этому поводу. Массовик-затейник из него был совершенно никудышный. И тут на помощь пришел Пузан.
– Как это никаких задумок нет?! – воскликнул он, выслушав сомнения Гаврилы. – Да здесь столько всего можно придумать! – и он захлебываясь, начал перечислять всевозможные мероприятия: концерт художественной самодеятельности, конкурс на лучший карнавальный костюм, бег в мешках, хороводы и т. д. и т. п.
– А я могу быть дедом Морозом! – закончил он и подмигнул стоящей тут же мухе. – А ты Тумбочка если откажешься быть Снегурочкой, то я на тебя обижусь на веки вечные!
– Получается выбора у меня нет, – улыбнулась та. – А кем же тогда будет Гаврила?
– А Гавриле сам бог велел быть Снеговиком. Будет помогать нам таскать мешок с подарками и раздавать их детишкам. Ну еще он конечно споет или прочитает какое-нибудь стихотворение. И не абы как, а с выражением!
– Не, это братцы не для меня, – попробовал отказаться Гаврила. – Просто Снеговиком я еще быть согласен, но поющим… Нет уж увольте! Да меня ж народ не поймет, я все ж как никак – президент!
– В том-то и дело! – с жаром подхватил Пузан. – Не все ж президенту в кабинете сидеть и бумажки подписывать. Надо уметь и самому повеселиться и других развлечь. Народ это увидит и скажет: ”эге, наш президент парень что надо, с таким не соскучишься!”. Это ж на сколько твой рейтинг поднимет! Ты даже не представляешь!
– Рейтинг, рейтинг, – поворчал Гаврила. – Не больно-то я и гонюсь за ним. Что думаешь – легка президентская ноша? Мне раньше куда как проще жилось. Ну ладно Пузан, будем считать ты меня уговорил. А ты даром время не теряй, готовь представление, коли у тебя такой талант выискался. Да смотри – не подкачай!
– Как можно Гаврила Степанович!
