Воспоминания Матюшкиной Екатерины Макаровны
Отец:
Матюшкин Макар Иванович родился в 1874 году в Саратовской области в семье крестьянина. 11 лет его привезли родители в деревню Сидовово, Поначевкой волости Енисейской губернии (ныне Курагинского района Красноярского края) куда переехали всей семьей на жительство.
В семье были старшие братья- Анатолий и Василий.
Национальность – мордвин. Женился на Головиной Степаниде Евсеевне ( моей матери). У них родилось двое детей – Осип и Фекла (Нелла). Вскоре отец уехал на заработки из деревни с другими мужчинами на восток (Манчжурия – КВЖД).
Не писал домой 7 лет.
Мать:
Головина Степанида Евсеевна родилась в1876 году в д. Сидорово в семье крестьянина. Мать у нее умерла рано, оставив малолетних детей, отец ее пил. Когда она осталась одна с двумя детьми, ей пришлось воспитывать и своих малолетних братьев –Абакума и Федора. Моя мама летом ходила по поденщице. Работала в поле по найму у богатых крестьян. Так поднимала своих детей и братьев. Потом у нее родилась еще дочь — Анастасия, которую она отдала в дети в деревни Кныши богатым бездетным крестьянам. Анастасия родилась вне брака и воспитывать самой ее было тяжело. Мать моя была маленькой женщиной со смолистыми черными волосами. Очень подвижная, трудолюбивая, крепкая.
После 7 лет отсутствия вернулся в Сидорово отец. Вернулся «богачом». На нем был костюм, пальто, часы, деньги. Имел чемодан, постель, матрац из «тика». Тогда как в деревне у всех было все домотканое. Потом он забрал мать с двумя детьми и уехали на восток. Жили в разных местах. Он был почти неграмотный (сам научился читать и писать), но физически здоровый, работал хорошо. Жили в Хайларе, где-то мыли золото, строили дорогу и т.д. Затем купили зимовье. Очень хорошо зарабатывали, но стало опасно жить (убивали хозяев за деньги) тогда бросили зимовье и уехали на Ленские прииски. Там он работал, но за год до Ленского расстрела поссорился с управляющим и уехал оттуда.
(«ЛЕНСКИЙ РАССТРЕЛ проведен войсками мирного шествия забастовщиков, протестовавших против ареста членов стачечного комитета (Ленские золотые прииски, 4(17) апреля 1912.) Убито 270, ранено 250 человек. Расстрел вызвал протест в России; в стачках протеста и митингах участвовало около 300 тыс. человек. »Прим.Щербинина В.В. ).
На станции Владивосток познакомились с мужчиной, который рассказал, что приехал из Австралии, рассказал о климате, о жизни, о заработках. Тогда отец оставил маму во Владивостоке в прислугах у евреев с девочкой Нелой, а Осипа в учениках у сапожника, а сам поехал в Австралию. Для этого он на стации Хайлар перешел на китайскую сторону (сказал, что покупать кур) пограничники пропустили его. А там нашел дом, где вербовали рабочих в Австралию на медные рудники. Завербовался. Приехал в Австралию стал работать. Заработал деньги отправил маме.
У мамы во Владивостоке родилась еще девочка Уля. Она с тремя детьми ( Уле было 2 месяца) поехала к отцу.(1914 год). А ехать нужно было на судне 28 суток. Да и не зная английского языка. Добралась благополучно. Вскоре переехали севернее в штат Квинсленд. Отец нанялся на сахарную плантацию к хозяину – англичанину Гибсону.
Земля, завод сахарный, сам поселок Бингера, все производство принадлежало Гибсону. Он нанимал рабочих, давал им квартиры, работу. За работу платили хорошо. Работать было очень тяжело, особенно во время уборки тростника, когда стояла страшная жара.
Рабочий день – 8 часов. В субботу – 4 часа. Женщин в поле не брали. Так мы жили до 1921 года. Я родилась там в 1918 году. Семья была из 6 человек.
Когда в России произошла революция, русские приветствовали ее, ходили в городе Бризбене с красными флагами.
Стали хлопотать о коллективном выезде в Россию. Разрешили. Выехала и наша семья.
Во Владивостоке сели в 2 эшелона. Первый прошел, где ехали мы, а на второй напал атаман Семенов и уничтожил всех.
(«СЕМЕНОВ Григорий Михайлович 13 сентября 1890, российский военачальник, генерал-лейтенант (1919), походный атаман дальневосточных казачьих Войск (1919).Лишь после мятежа чехословацкого корпуса в августе 1918 его отряды, преобразованные позднее в отдельный корпус, вошли в Читу. В начале 1919 Семенов был избран войсковым атаманом Забайкальского казачьего Войска, а по согласованию с атаманами Уссурийского и Амурского Войска занял пост походного атамана Дальневосточных казачьих Войск. Семенов оказался тесно связан с японским правительством, получал от него крупные кредиты (в частности, для создания независимого государства «Сибирь-Го». Его отряды, о чем свидетельствовали даже белогвардейские публицисты, практиковали в занимаемых районах массовые репрессии и насилие над мирным населением, не говоря уже о политических противниках.» Большая энциклопедия.Примечание Щербинина В.В.)
Мы доехали до Красноярска, там брата взяли в Красную Армию, а мы поехали дальше в Сидорово. Приехали в Сидорово, заехали к маминому брату Абакуму. Быстро построили избушку и стали жить. В это время начался голод (1921год). Наша семья привезла хорошие вещи и золото. На золото отец купил просо, но началась продразверстка и просо у нас забрали.
(«ПРОДРАЗВЕРСТКА (продовольственная разверстка), система заготовок сельскохозяйственных продуктов в России в 1919-21, элемент политики «военного коммунизма». Обязательная сдача крестьянами государству по твердым ценам всех т. н. излишков (сверх установленных норм на личные и хозяйственные нужды) хлеба и других продуктов. Проводилась органами Наркомпрода, продотрядами совместно с комбедами, местными Советами в принудительном порядке. Вызывала недовольство крестьянства, с введением новой экономической политики заменена продналогом.»Большая энциклопедия.Примечание Щербинина В.В.)
Отец и мать занялись крестьянством – хлебопашеством.
Привезли из Австралии 2 попугая белых (кокато). Они свободно летали по деревни, на зов отвечали, возвращались домой и были «диковинкой» для односельчан. Но однажды их забыли на улице, а сами уехали в поле. Поднялся дождь, ветер, они простыли и погибли. Это было большое горе.
Затем заболела сестра Нэля. Она простыла, а потом, видимо, получилось у нее заражение крови. Врачей не было. В это же время заболел в Армии брат (тифом) его освободили, он вернулся домой. Целыми вечерами они по-английски разговаривали с сестрой. О чем? Неизвестно. А в 1922 году сестра умерла – ей было 18 лет. Похоронили. Это было тяжелое время.
И тут решили ехать обратно в Австралию. Тогда женился брат и с женой Маврой Нефедовной стали собираться в дорогу.
Денег не было. Отец набрал вещи (пальто, платья, и все хорошее добротное что было) и устроил «лотерею» в которой приняло участие все население села. Денег набрали и брат с женой в 1923 году отправились в путь. Доехали до Владивостока, там также жену оставил в прислугах, а сам поехал один. Приехал к старому хозяину Гибсону. Занял денег у русского Скуратова отправил жене, а сам стал работать. Она приехала к нему, у них родилась дочка Мотя.
Они жили в хижине, крыша из цинка, а стены из материи в несколько рядов. Материя эта «дрель» шириной метров десять, не пропускала дождь, а топить не нужно – тепло и так.
Пищу готовили на улице. Сделали печь в муравейнике (это сбитое из глины очень прочное муравьиное гнездо).
Брат проработал год, отдал долг и отправил нам денег на дорогу.
Здесь отец (в Сидорово) начал учить меня (русской) грамоте. На деревянной доске писал буквы, я их заучивала, затем строгал доску, писал слога, слова. Я стала читать по-русски.
Но в 1924 году, весной в 1-й день троицы через год после отъезда брата мы тоже выехали из Сидорово и направились в Австралию. Продали все что было, а часть оставили родственникам. В дорогу взяли самое необходимое, а для питания соленое сало. Паспорта были советские у родителей, а поэтому в Харбине для въезда в Австралию визу сразу не дали, а запросили Австралию «согласны ли принять таких-то»?
Поэтому в Харбине задержались недели на три.
Получив в посольстве разрешение, погрузились на японский пароход и поплыли в Австралию. Плыть нужно было 28 суток.
О поездке в Австралию я почти ничего не помню. Отец рассказывал, что на судне плыло много беженцев из России. Были офицеры (белые), купцы, капиталисты и прочие кому была не по нутру советская власть. Ехали в поисках лучшей жизни, в поисках безопасной для себя жизни.
Почти целый месяц без определенных занятий, проводили время в беседах. Много рассказывали о своей жизни, кое-кто о войне, о прежних делах, строили планы о том, как будут жить в Австралии. Отец слушал, в беседы не вступал, о себе ничего не говорил. Перед самым приездом в порт началась поверка документов. Все встали в очередь с паспортами и когда увидели, что у отца советский паспорт, один из них плюнул и сказал: «Тфу – красная тряпка!». С этого момента всякое общение прекратилось.
Случилось так, что в числе проверяющих оказался один знакомый отцу по первой жизни в Австралии. Он знал сестру Нэлю, которая умерла в Сидорово. Стал на английском языке спрашивать где она? Отец рассказал, что произошло. Это еще больше удивило окружающих.
Так мы добрались до порта Брисбен, а там и до места.
Жизнь в Австралии:
Мы недолго жили в хижине, нам вскоре Гибсон дал дом. Отец и брат работали на плантации. Они садили, ухаживали, затем рубили сахарный тростник. У хозяина был сахарный завод, где тростник перерабатывали в сахар.
Тут у брата родилась вторая дочь – Нина. Семья наша стала состоять из 8 человек. Работали только отец и брат. Женщин на полевые работы не брали. Работать в сфере обслуживания мама с Маврой не могли (не знали английского языка).
Домик наш стоял на отшибе – у реки. Наш и вдовы Вудгайт неподалеку от нас.
Наш дом имел четыре комнаты (две спальни, зал, кухня) и веранду обвитую плющом.
Один выход был парадный — через веранду, а второй из кухни на огород. Дом стоял на столбах, чтобы ветер ходил под домом и продувал от жары.
Все дома, здания, школа были построены на столбах. Под домами можно было ходить. Подвешивали в брезентовых мешках
воду, чтобы охлаждалась. Воду брали только дождевую. Крыша была цинковая, вокруг нее желоба. По желобам вода стекала в два больших бака – один круглый из белой жести (для питья и приготовления пищи). Второй кубической формы для хозяйственных нужд из красного толстого железа.
Воды хватало от дождя до дождя. Бывали частые засухи (до 2-х месяцев), а затем ливни. Из колодцев и из реки воду не брали, она там соленая — морская.
Воду кипятили и пили только кипяченую.
В баках часто заводились лягушки, тогда сыпали в баки какой-то порошок и спускали палки, что бы они оттуда выбирались.
Очень много было комаров (москитов). Над каждой кроватью висел полог из гладкого тюля, который перед сном подтыкали под матрац, выбивали внутри полога комаров и ложились спать.
Также было и в городах, в гостиницах. Еще было очень много змей. Если вечером шли в кино, то брали фонарь, чтобы не наступить на змею. Рабочие всегда имели в заднем кармане брюк порошок (противоядие). В случае укуса разрезали рану, выдавливали кровь из раны и засыпали порошком.
У нас был огород. Сажали помидоры, тыкву, овощи, картофель. Так как зимы и снега не было, то посадку производили несколько раз в год, чтобы все время были свежие овощи. Не заготавливали «на зиму», погребов не было. Поливали огород из ручья и болота.
Брат построил ветряной двигатель, который подавал воду вверх огорода по трубам. Все для постройки брал на «барахолке», на свалке. Купили корову. Косить сено не нужно было.
Весь год она паслась вокруг дома у реки на подножном корму. Коров там доят мужчины и вначале она маму не подпускала, доил отец. Потом приучили и стала доить мать. Держали кур и больше никого.
Англичане в поселке коров не держали, а пользовались готовым молоком, которое развозил молочник. Хлеб не пекли.
Развозили ежедневно по домам хлеб, варенье и еще что закажешь. Так как мы жили на отшибе, то нам привозили продукты и клали в шкафчик, устроенный на пне от фикуса (дерева), на одной полке для нас, на второй для соседки Вудгайт.
Хлеб был из крупчатки, белый очень высокого качества. Но отец иногда говорил, что отец хотел бы съесть кусок черного хлеба с солью. Мама добавляла: «Запить родниковой водой из Сидоровского родника». Но этого не было. Шкафчик не запирался.
Никто, никогда из него не брал. Да и вообще замков англичане не знают. Квартиры не запираются, уходя из дома оставляют все открытым.
Правда, случается, что обворовывают банки на крупные суммы, на миллионы, а частные дома – никогда.
Зимы не было. Зимние месяцы (июнь, июль, август) – как наше лето, еще теплее. Одежды верхней не нужно было – костюм и …………
(здесь записи обрываются)
__________________________________________________________
По рассказам матери от себя могу добавить следующее:
Мама рассказывала, что в школу в Австралии начинали ходить с 5 лет (в России с 7). Детей наказывали тем, что линейкой били по вытянутым рукам за провинности, за доносительство и т.д.
На сахарном заводе в бухгалтерии был только бухгалтер и кассир.
Деньги выдавали во время в конвертах и не обманывали. Дед вначале деньги пересчитывал и удивлялся, почему нет множества чиновников как в России.
Дед очень тосковал по России. Посылал детей на пристань, когда приходили корабли, и если среди пассажиров были русские, просил их приглашать к себе в гости, чем мог оказывал помощь.
Русских узнавали либо по речи, либо по внешнему виду – у них от непривычной жары были красные лица.
Когда дед с семьей вернулся в Россию, то его арестовали и посадили в подвал, предъявили что он – японский шпион, так как они плыли на японском корабле.
Держали несколько суток, выводили, ставили к стене и обстреливали из оружия, требовали, чтобы он подписал признания.
Вместе с дедом в камере сидел какой-то председатель, от которого требовали признания, что является вредителем и обещали после признания отпустить.
Председатель сказал деду, что подписал это признание, на что дед ответил — ты подписал себе смертный приговор. Так и произошло – ночью председателя расстреляли во дворе тюрьмы.
Деда отпустили.
После выхода из тюрьмы дед стал верить в Бога.
Дед умер, когда мне было года 2, помню как он делал нам елочные игрушки из грецких орехов.
Дома у нас из Австралии были следующие вещи:
Книги на английском языке – «Айвенго», «Без семьи» Мало и др.
Австралийский топорик, рубанок, мачете для рубки сахарного тростника (большой плоский нож с крючком), приспособление для разведения пил и др.
