1.
Бог слепил этот мир из пылинки одной,
оросив ее легкою влагой морской.
Но когда он заснул, из огня преисподней
в мир вино пролилось греховодной рекой.
2.
Мы яблоки съели, взрастили лозу,
мы сами решили, что делать внизу,
когда Всемогущий, закончив работу,
пустил над незрелым твореньем слезу.
3.
Я утром под звонкую арфу проснусь
и снова за милую чашу возьмусь.
Глоток лишь один – и, как юноша пылкий,
я в вечной любви всему миру клянусь.
4.
Не дрогнула, глины коснувшись, рука,
слепив из эмира подобье горшка.
И вот уж не сходит молва с языка,
что был он немногим умнее горшка.
5.
Без хмеля душа холодна и темна,
а с хмелем энергией солнца полна.
Пустите мне кровь – она тоже красна.
Ты вряд ли ее отличишь от вина.
6.
Для мудрого старца хвала и хула –
всего лишь слова, что молва принесла.
Уставшее сердце утешит лишь флейта
и соком лозы ублажит пиала.
7.
Пусть суфи исповедает меня,
я все равно отвечу: нет огня,
что был бы жарче, чем вино в бокале,
что сделает и ночь светлее дня.
8.
В печали или в радости, поверь,
пройдет постылой жизни круговерть.
Кто ввел этот закон? Владыка мира.
Он сеет жизнь, а жнет в итоге смерть.
9.
Жизнь старика – кувшин, лишенный дна.
Сквозь это дно земная твердь видна.
Налей в него хоть целый жбан вина,
не сохранит его кувшин без дна.
10.
Что проку от заветов старины?
Кому эти премудрости нужны?
Нам жизнь дана взаймы Владыкой Мира.
Как займ, мы возвратить ее должны.
11.
На свете и счастье есть, но – до поры,
надежда, любовь и покой – до поры.
Играй же, мой милый, и пей до поры,
пока ты не вышел из этой игры.
12.
Моя чаша пуста. Сухота на устах.
В них слова застывают и вязнут в зубах.
Эй, не спи, виночерпий! Знай свое дело.
Да продлит твои дни Всемогущий Аллах!
13.
Не пощадит всесильная судьба
ни знатного вельможу, ни раба.
Мы в дар земле несем: кто саван белый,
кто струганные наспех короба.
14.
Будь падишахом или нищим,
всех призовет к себе Всевышний.
Бьюсь об заклад, что голос свыше
даже глухой Али услышит.
15.
Что ни тверди, нас ждет один конец –
быть глиной или мхом. Смирись, мудрец.
Ведь если эта истина бесспорна,
то чем мы лучше жертвенных овец?
16.
Не знаю, кто ты – недруг или друг,
мне размышлять об этом недосуг.
Но помни, выбирая путь порочный,
что и злодея ждет гончарный круг.
17.
Все в мире смешалось. И каждый джигит,
по мненью джигита, храбрей, чем Джамшид.
И дух его бранной отвагой горит,
пока ему в мире ничто не грозит.
18.
Хан при жизни построил себе мавзолей.
Он лежит уже там много дней и ночей.
Жаль, не видит себя этот важный злодей,
превратившийся в груду гниющих костей.
19.
Вовек не повторится то, что было.
Что было, станет мхом и грязным илом.
Пусть так, мудрец. Но из любой могилы
я все равно услышу голос милой.
20.
Пусть душу родную душа не найдет,
пусть в сердце под старость – лишь холод и лед,
быть можно повесой, гулякой и мотом –
не будь блюдолизом у сытых господ!
21.
Подайте кубок мне с вином пьянящим!
Суров Господь, земную жизнь творящий.
Нас нет с тобой ни в будущем, ни в прошлом.
Из милости нас терпят в настоящем.
22.
Эй, кравчий, лей быстрее – не тяни!
Всех трезвых из харчевни вон гони.
Уж лучше в ад попасть с веселой пьянки,
чем в райский сад с больничной простыни.
23.
Прочти молитву – не гневи Аллаха.
Жизнь – ни для бед, ни для тоски и страха.
О чем, глупец, ты будешь тосковать,
когда ты станешь горсточкою праха?
24.
Пусть обжигает истина огнем,
пусть правда отрезвляет хладным льдом,
как ни страши, я знаю об одном:
мы дня не проживем, коль не солжем.
25.
Уж лучше быть шутом и балагуром,
чем жить, как ты, отвержено и хмуро.
Будь проще и мудрей, мой друг, иначе
я первый назову тебя гяуром.
26.
Пустая чаша – скверная примета.
Спеши ее наполнить, непоседа.
Пока играет чанг над достарханом,
то песенка твоя еще не спета.
27.
Мои стихи дешевле, чем хурма.
В них, говорят, – ни сердца, ни ума.
Отрадно за хурму, мои друзья, –
в ней, видно, больше сердца и ума.
28.
Что ты наделал? Что ты натворил?
ты близких и родных похоронил,
прогнал из дома молодость и зрелость
и в лучшем зале старость поселил.
29.
Две заповеди есть – любить и пить.
О, знай, мой друг, без них нет смысла жить!
Пробьет твой час – ты станешь бледным прахом.
Ну, что, скажи, ты можешь изменить?
30.
Под старость ощутимей холода.
Но как бы не меняли нас года,
не все ль равно, кем был ты в этой жизни,
если другой не будет никогда?
31.
Пусть этот мир – вместилище пороков,
я об одном прошу сейчас Пророка,
как мне вконец рассудка не лишиться
от грешных ласк и взоров черноокой?
32.
Шлет смертным испытания Господь –
соблазн и страсть, сжигающие плоть.
Всех благ будет достоин тот, кто сможет
соблазн и страсть в себе перебороть.
33.
Я чтил науки – мудрецу под стать.
Своим путем, поломнику под стать,
я по земле ходил, чтоб мир познать
пред тем как самому землею стать.
34.
Сундук твой полон серебра и злата.
Скажи, мой друг, за что такая плата,
если всего за несколько динаров
не пощадишь ты и родного брата?
35.
По горным дорогам я шел много дней
и думал о странном порядке вещей:
чем выше восходим мы к небу и Богу,
тем сердце печальней, а мир холодней.
36.
Песчинка песчинке грозила войной:
«Ищи себе место в пустыне другой, –
кричала она, задыхаясь от гнева, –
иначе я небо смешаю с землей!»
37.
Я разменял судьбу на звон бокала.
Сладчайшая лоза моей богиней стала.
В свой час и пред судом твоим, Всевышний,
я повторю эти слова сначала.
38.
Весь век, день за днем, в кабале долговой
мы трудимся в поле с согбенной спиной.
Не легче ли было всесильному Богу,
что мир сотворил и ушел на покой?
39.
Ночь прошла в поцелуях красотки одной.
Ее стан подо мной извивался лозой.
Губы пахли жасмином, левкоем и розой,
а в окне танцевал полумесяц хмельной.
40.
Сквозь снежный пласт пробились ручейки.
То вестники Новруза – родники.
Пусть в свой черед, как дань долготерпенью,
и в нашу жизнь пробьются родники.
41.
Великим шахом быть – мне не дано.
Быть славным храбрецом – мне не дано.
Зато я пью волшебное вино.
Как мило, что хоть это мне дано!
42.
Кто друг, кто враг – вовеки не поймешь.
Где истина и ложь – не разберешь.
Так и помрешь в неведенье и мраке,
пока ты всех вокруг не перепьешь.
43.
Мы в загоне одном, словно стадо овец,
усмиренные старостью, встретим конец.
«Все проходит», – нас учит Великий Загонщик.
Он давно уже знает об этом, стервец!
44.
Не сетуй на судьбу – она слепа.
Ну, что ей мир! Что скучная толпа,
несущая в сердцах пустые страхи
и под чалмой пустые черепа!
45.
Пусть снова огонь загорится в крови,
пусть сердце услышит признанье в любви, –
и если слова эти сердце не слышит,
то камнем холодным его назови.
46.
Как дивное диво, приходит весна,
энергией жизни до края полна.
Но что может значит для сердца она
без женской любви и бокала вина?
47.
Наш след затеряется в темной глуши.
Наш голос потонет в бездонной тиши.
Так будет. Пусть будет. Запомни одно лишь:
будь сильным, будь первым, но жить – не спеши.
48.
Люблю тебя, простор, простор без края!
В последний час, навеки угасая,
увидеть бы не двери в кущи рая,
а солнце и простор, простор без края!
49.
Увижу красотку – и камень с души
слетит и расколется где-то в тиши.
Господь Всемогущий, за пьяное счастье
пусть судит Посланник, но ты не взыщи!
50.
Царство Владыки – не видно и края!
Сколько пространства от ада до рая!
Но не получится, как не старайся,
выкроить место даже у края.
51.
Ты говоришь, что суфи молодой
ночь напролет и день деньской
штудирует молитвенник. Постой,
когда же он общается с женой?
52.
Что наша жизнь! Что славы бренной дым!
Прости меня, мой юный херувим.
Я, может, был не первым средь поэтов,
зато средь пьяниц был неповторим.
53.
Я был у Малик-шаха звездочетом,
где окружен был славой и почетом.
Но скоро стану пеплом, прахом, глиной.
Скажи, мудрец, по чьим это расчетам?
54.
Где б ни был ты, смерть ходит-бродит рядом.
Не тешься тем, что ныне за оградой
лежишь не ты. И твой черед настанет
быть куклой похоронного обряда.
55.
Быть кичливым глупцом – не достойно седин.
Быть приспешником лжи – не достойно седин.
Не срами же себя. Будь достоин седин,
даже если до срока остался один.
56.
Оставь гордыню гордецам,
интриги и коварство – подлецам.
К чему, старик, за них стыдиться?
Пусть стыдно будет их отцам.
57.
Я проклял бы весь мир, когда б калам
не придавал звучание словам,
чтоб сквозь века, сквозь темные заклятья
пробились и они к людским сердцам.
58.
Любого хана, честен он иль плут,
Отцом Народов смертные зовут.
Отцом Народов был и Кир Великий.
Но кто был матерью? Неужто шах Дауд?
59.
Сердцу, что черной печали полно,
может помочь лишь хмельное вино.
Кубок возьмите – пусть будет что будет!
Пейте до дна – что дано, то дано!
60.
Как день и ночь, все в мире повторимо.
Неповторимы лишь глаза любимой.
И сохранят века лишь эти строфы
к Созвездию Любви, что проторим мы.
61.
Зола – это память о жарком огне,
где юность промчалась на быстром коне.
Как грустно, как глупо, что конь тот строптивый
вовеки уже не вернется ко мне!
62.
Великий Бог! Заложники страстей,
мы все живем по милости твоей.
По той же самой милости, похоже,
мы скоро станем пищей для червей.
63.
Великий Искандер погиб в песках.
Навек уснул на троне Малик-шах.
А я умру за шумным достарханом,
оставив душу в винных погребах.
64.
Пусть тешатся славой герои войны,
пусть славу султану сулят крикуны,
и самые яркие звезды Вселенной
бледнеют при свете холодной луны.
65.
Как сладостно дышит сирень у окна!
Там светятся клены. Там роза пьяна!
Там жизнь – как огромная чаша вина.
Эй, смертный, испей эту чашу до дна!
66.
Пока ты жив, держись, мой друг, держись!
С красотками в харчевне подружись.
Жизнь без любви – какая это мука!
А без вина – какая это жизнь!
67.
О, ты неотразима, как луна,
застенчива, как юная весна!
Нет божества прекраснее тебя,
о, чаша, чаша, полная вина!
68.
Забьется птица в клетке – отпусти.
Изменит луноликая – прости.
Мы в этом славном мире – только гости.
Так будем же добрей, пока гостим.
69.
Я в думах о милой все дни провожу.
Я нынче об этом ей все расскажу.
И, скрывшись от мира в тени под платаном,
я с гордой красотки сорву паранджу.
70.
Все кончится, все прахом станет, сгинет.
Но, верю, рубайат мой не погибнет,
пока сей мир, прекрасный и жестокий,
последний выпивоха не покинет.
71.
Пусть есть всему начало и конец,
но жизнь – это божественный венец,
что смертному дарует сам Творец.
Так чем же недоволен ты, глупец?
72.
Руками в желтой глине до локтей
лепил гончар, не слыша: «Будь нежней.
При жизни я звалась Шахерезадой».
Какую красоту сгубил, злодей!
73.
Нынче кази к нам в харчевню придет.
Смертную скуку на всех наведет.
Скучным ханжой он в народе слывет.
Мало того, он еще и не пьет!
74.
Как бабочка, вспорхнувшая с цветка,
ушла любовь на долгие века,
оставив грусть, что юность омрачила,
а ныне гложет душу старика.
75.
В саду цветут жасмин и гладиолус.
Зовет в былое нежный женский голос.
Пусть жизнь прошла, но как в былые годы,
в саду цветут жасмин и гладиолус.
76.
Чем чаша полней, тем душа веселей.
Я славлю, в плену у греховных страстей,
лозы виноградной великое чудо
и милое чудо улыбки твоей.
77.
На вешней лужайке тюльпаны цветут.
К султану в гарем и они попадут.
Ах, эти цветы расцвели бы и тут,
когда бы садовником был этот плут!
78.
Мы канем во время, как шелест листвы.
Нам роют могильщики черные рвы
для вечного сна и покоя. Пусть роют.
Им тоже, мой друг, не сносить головы.
79.
Осеннее солнце над миром звенит.
Мне старые раны оно бередит.
«И это минует», – так мудрость гласит
и старость с готовностью встретить велит.
80.
Эй, веселись и пей – пока живой.
Не будь ханжой. Будь щедр – пока живой.
Я за вино отдам дворец султана,
а за любовь – султана самого!
81.
Пусть клеветой наполнен отчий кров,
пусть ложь сплела петлю из грязных слов,
знай, у людей одно глухое ухо
и тысяча змеиных языков.
82.
Крутись, веретено! Гори, гори, камин!
Пусть в жизни всюду клин, куда не кинь,
нет бога в небесах, кроме Аллаха,
и Мухамад пророк его. Аминь!
———
