Бабочке-смерти
— ПРЕЛЮДИЯ. ЗИМА ТРЕВОГИ НАШЕЙ
Зима тревоги нашей,
Зима Господня —
Тяжела она, тяжела для плеч человеческих,
Непостигаема для ума слабого.
Зима, как шуба, на плечи давит,
Душу придавливает.
Тяжесть грехов летних снегом выпадает
На поля русские. Зима велика.
Зима всея земли,
Зима Господня настала. Гуляет вихрь по Сибири,
Стоят ночи, от метелей рябые,
Небо, как омут, смутное над страною,
Темное небо, злое небо,
Небо тревог и горестей наших
И тростинками в омуте этом колышутся судьбы человеческие,
И три тростинки дрожат особливо ото всех —
Отец, мать, сын,
Три ветви рода казачьего,
Три листа на дереве зимнем,
Вьюгою занесенном.
Отец, мать, сын.
Семья русская.
Семья единая.
— СЕМЬЯ. ОТЕЦ И МАТЬ
Отец героя нашего надвременья —
Красный казак, офицер,
Крепкий, статный, коренастый,
С густыми бровями, высоким морщинистым
Лбом,
Глазами, горящими двумя огоньками
Из тьмы под густыми кронами бровей.
Широкие плечи. Солидный живот —
Вспоротый штыком в империалистическую,
Избитый прикладом в гражданскую.
Большие пятерни, в шрамах, мощные, пятивластные,
Способные разогнуть подкову и выпрямить полукольцо судьбы,
Могущие любому сдавить горло
И любого отправить в обморок, —
Камень,
На котором царства строятся
И которым судьбы разбиваются,
Хрупкому стеклу подобно.
Мать,
Женщина смирная, кроткая,
Тишайшая тварь божия,
Страдалица и богомолица, терпящая мужнее неверие,
Врачующая раны мужние,
Серым крылом шали своей
И серой метелью глаз бесцветных своих
Ограждающая дом от ветров враждебных.
Седеющие волосы. Сутулые плечи.
Тяжкая походка. Располневший с годами стан.
Сочащиеся без причины глаза —
Большие, круглые,
Словно в сон смотрящие.
Руки нежные, теплые, ласковые.
Морщинки тонкие поперек лба
И поперек судьбы, —
Голубица,
В плену пребывающая,
Плен прославляющая,
Плен освящающая.
— КОМНАТА СЫНА
Дощатые стены.
Крепко-накрепко запертая снаружи дверь.
Полумрак.
Вдоль стен —
Полки с книгами:
Блок, Белый, Брюсов,
Декаденты всех мастей и пород,
Толстой и Ницше, Гауптман и Рембо,
Книги по истории, тома философии,
Книги, книги, книги — как маленькие кирпичики,
Как хлебы в пустыне, как камни мертвые
В основании Вавилонской башни.
Шкафы, шкафы. И рядом — узкая кровать,
Грязный от чернильных пятен стол, покрытый небрежно брошенными
Тетрадями,
Стулья с беспорядочно брошенной одеждой,
Неделями не подметенный пол.
И сидящий в углу, сжав голову руками,
Хозяин комнаты —
Философ в осьмнадцать лет, доморощенный литератор,
Сибирский Ромео,
Юноша, влюбленный в любовь…
В любовь. В Любовь,
Дочь священника, живущего на другом конце города
И на другом краю жизни,
Дочь другой веры, другой породы,
Девушку, ненавидимую отцом его и матерью.
— БЕГСТВО.
Ждет сына Любовь.
Ждет мечта — мечта жгучая, неизбывная.
Ждет — на другом конце дорога,
На краю жизни другом.
А двери заперты. И крепче дверей —
Руки отцовские, слова материнские,
Взгляды горькие родительские,
Корни глубокие, в землю сибирскую вросшие.
Не выйти за дверь. Не разрушить стен.
Стены — в душе они,
А не вокруг жизни.
Стоят годами, прочны, непоколебимы.
Но не смириться юнцу. Не к лицу смирение юности.
Не к лицу терпенье дерзкому.
Не к лицу благоразумие храброму…
Бежать! Бегство! Бегство от прошлого,
От настоящего,
От будущего! Бегство в мечту,
В любовь, в страну неизвестную,
В Город-Сон,
Над явью возвышающийся! Вот окно,
Выбей ставни, набрось что на плечи —
И в метель! В мечту! В любовь,
В небо, от вихрей пестрое,
В мир неизмеримый, вихрями воющий,
Поющий, скрежещущий, благоухающий,
Пронзающий душу насквозь!
Вперед!
— СНЕГ.
Вперед! Метелям наперекор,
Сквозь судьбу, сквозь природу, сквозь все препятствия —
К мечте, к любви своей,
К Любови,
Птице-звезде своей,
Голубице, в метели мечущейся!
Вперед! А вьюга злится,
Дороги снегом заметены,
Летит размолотое ветром время белое —
Под ноги прямо! В лицо! В глаза!
За шиворот! В грудь раскрытую!
Насквозь! Насквозь! Не преодолеть
Времени, в лицо бьющего,
И задыхается человек жизнью,
И с дороги сходит,
И бредет в бреду от края родного,
И уходит, уходит, уходит —
Вроде и недалеко, да жизни дальше,
В сугроб, в снег серебряный,
Под луной блистающий,
Узорами стелящийся
Над жизнью юной.
— ВИДЕНИЕ. ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ.
Сон. Оцепенение.
Холод, теплом оборачивающийся.
Полное тепло смерти. Теплое тело сугроба.
Сон, голосом становящийся. Ветер,
В слова превращающийся. Сон, сон, сон.
Приснись, небо! Приснись, чистота
Простора сердечного, приснись, чистая голубень!
Сон.
Снится человеку жизнь,
И смерть снится,
И метель, крыльями машущая,
И ветер благоухающий,
И воздух — плотный, вязкий, кусками стынущий.
И — крылья бабочки,
Белые, белые, узорные,
Поднимающиеся над миром.
То — метель. То — смерть.
То — зима, над краем встающая.
Зима тревоги нашей,
Зима Господня,
Зима вечная,
Кристаллическая,
На мириады миров рассыпающаяся.
Бабочка-смерть.
Бабочка созвездий снежных.
Голос поющий:
«Любовь моя, смерть моя,
Бабочка-мечта, в небе порхающая,
Длинными путями шел я к тебе,
Дорогами далекими,
Тропами трудными;
Сто преград преодолел я,
Тысячу мостов перешел,
Десять тысяч перевалов совершил,
Прежде чем добраться к тебе, любовь моя,
Любовь, доселе невиданная,
Бабочка-смерть моя!
Метель моя, бабочка,
Крылья твои покрывают меня,
Крылья твои веют в воздухе надо мной —
Белые и стоцветные,
Прозрачные и непреодолимые,
Узорные, хитро разукрашенные,
Как платки павлодарские в праздничный день!
Метель моя, бабочка,
Уста твои целуют меня,
Руки твои гладят меня,
И сплю я в ледяных объятиях твоих.
В коконе из снега растворяюсь я,
Тобой становлюсь я,
Дабы стать бабочкой-жизнью
Через тебя, бабочка-смерть!
Любовь моя, смерть моя,
Одиночество мое метельное!
В тебе жив я…
— ПРОБУЖДЕНИЕ И НАЧАЛО ЖИЗНИ
Ветер поет.
Ветер поет песнь песней свою,
И бабочка метели складывает крылья.
Сон отступает. Так уходит волна,
Волна снега уходит от берегов тела,
Человека достают из сугроба, несут домой,
Растирают, греют, чем только возможно;
Вот и сознание приходит к юноше
В крестьянской избе, среди незнакомых людей,
Среди беспорядка земного,
Хаоса житейского.
Слышен голос: «Это Ванька Морошкин, из соседского дома,
Бежал, видимо, к Любке своей…
Мог бы замерзнуть… Могла сгубить его метель.
А спасла. Взяли вчера Любку,
Отца ее взяли, беляка, контру, попа старого.
Не вернутся уже, небось.
Был бы у них Ванька — точно погиб бы…
А так — палец отморозил и все.
Судьба, судьба…
Эх, зима-зимушка!»
Человек просыпается,
Таращит глаза, видит бородатые лица,
Грубую мебель, бревенчатые стены.
Человек силится понять,
Что происходит с ним, с жизнью его,
С дыханием живым.
И — боль внезапная пронзает мозг,
И слезы иголками в глаза вонзаются,
И текут, и текут,
И плачет человек, прошлую жизнь оплакивая,
И дрожит.
Так дрожат, умирая.
Так плачут, рождаясь.
— БАБОЧКА-СМЕРТЬ. МЕЛОДИЯ ВЬЮГИ
А за окнами — небо смутное,
Небо темное,
Небо враждебное.
И смотрят огни из домов соседских,
Как глаза времени из-под бровей густых.
И снег наносит, наносит на дорогу,
И поземкою земля дышит,
И вьются змейки над землею, как узоры на крыльях бабочки.
И песня звучит,
Песнь песней,
Ветром напеваемая:
«Метель моя, бабочка,
Крылья твои покрывают меня,
Крылья твои веют в воздухе надо мной —
Белые и стоцветные,
Прозрачные и непреодолимые,
Узорные, хитро разукрашенные,
Как платки павлодарские в праздничный день!
Метель моя, бабочка,
Уста твои целуют меня,
Руки твои гладят меня,
И сплю я в ледяных объятиях твоих.
В коконе из снега растворяюсь я,
Тобой становлюсь я,
Дабы стать бабочкой-жизнью
Через тебя, бабочка-смерть!
Любовь моя, смерть моя,
Одиночество мое метельное…»
