Стихи КБМ

художник Светлана Родионова. "Свиристели"
Борис Красильников

 

Он ею бредил наяву.

Он ею бредил наяву:
Она мерещилась в прохожих,
Скакало сердце на ветру,
От черт лишь издали похожих.

В беседах, именем её,
Других он нарекал случайно,
На миг, впадая в забытьё:
Рассудком раскрывалась тайна.

В пути не замечал скандал,
И то, что кто-то был неловок,
Он годы с нею проживал,
Проехав, десять остановок.

При ней он телом каменел,
И лава слов, в нём застывала,
И бегством он спастись хотел,
От той, что так околдовала.

И, проживая потом дни,
Как узник, ждущий приговора,
Срывал боязней кандалы,
Для встречи с ней и разговора.

Открыла дверь ему — лишь Тень,
Той, что безумством его стала,
Он опоздал… и ощутил:
Финал рассказа «После бала».

Но разум не желал принять,
То, что мечта его угасла,
Шептали губы слово: Кать
И жизнь его была прекрасна!

Молчаливый диалог.

Их молчаливый диалог
возник от молнии незримой,
её разряд сбил мысли с ног
сердца, наполнив юной силой.

Под шелухой избитых фраз
живёт словам он параллельно,
в движеньях рук, в сиянье глаз,
от окружающих келейно.

Они в пространстве, средь дверей,
наполненным рабочим бытом,
а не на острове вдвоём,
людьми и Богом позабытым.

Друг друга ищут их тела,
как Юг и Север на магните,
толпе чужда их маета,
понятна: Левину и Китти.

Когда, склонясь пред жизнью серой.

Когда, склонясь пред жизнью серой,
Под тяжестью похожих лет
Себя представишь королевой,
В которую влюблён поэт,

Тогда помолодеет тело,
Украсит лик — оклад волос,
Смотреть на жизнь Ты станешь смело,
Забыв про Гамлета вопрос.

И в забытьи мечты блуждая,
В очах прикрытых сон тая,
Увидишь, как Посланник Рая,
Волшебный свет льёт на тебя.

А рядом преклонив колени,
Как призрак юности былой,
Поклонник твой, подобный Тени,
Явится словно дух святой

Ты сможешь Тень его ударить,
Ты сможешь Тень его обнять
И он, морями отдалённый,
Почувствует любви печать.

Преодолев разлуки дальность,
В тот миг к сердцам вдруг боль придёт
И нереальный мир Реальность
В слезах невольных обретёт.

***

Пронеслась стрижами летняя пора,
Вновь несёт букеты в школу детвора,
Осень подлетает стаями ворон,
Душу будоражит колокольный звон.

Суетливых улиц меркнет звуков рой,
Под его былинный голос вековой:
Одиноким тоном, словно камертон,
Насыщает воздух Благовеста звон.

Об уходе времени, о земле сырой
Гулким эхом множится колокола бой
На урок зовёт он взрослых, как детей,
Просит не молиться, просит быть добрей.

В метро

Хищной птицей в вагоне место себе выискивая,
Полонённая бытом, до бесчувствия ног,
Сквозь шеренги тел, своё тело протискивая,
Жаждет взгляда того, кто бы ей бы помог.

Ей бы впасть в забытьё, скинуть дел всех ярмо,
Просто сесть на скамейку устало
Мчится в тёмном стекле отраженье её,
Слепком той, кем была и кем стала.

Кто-то сразу не встал, затаившись, как зверь
Телом, вспомнив из «Маугли» фразу
Рвутся новые судьбы в открытую дверь,
Подчинённые жизни приказу.

Но под «пулями» взглядов поднялся другой,
Видя Мать в ней, Сестру и Невесту,
Он за душу свою шёл в невидимый бой,
Ощутив отвращенье к «насесту».

Стыд холодным стволом постучал мне в висок,
Я увидел себя в настоящем:
Средь, уткнувших лицо в «монитора кусок»,
О любви бесконечно твердящем.

Свиристели.

Налетели свиристели,
Закружились, засвистели,
Вихрем канули в рябине,
На ветвях тревожа иней.

Запорхали все крылами,
Закивали головами,
Окунулись в ягод лужи,
Расплескав их среди стужи.

Вмиг забыли про метели
Средь ветвистой той купели,
Средь снегов, что заалели
От рябиновой капели.

***

Где ты детство беззаботное,
Средь кузнечиков и грёз,
И поляна поселковая
С хороводом из берёз?

Где друзья мои весёлые
И собака Уголёк?
Где вы бабушки и дедушки
И лампады огонёк?

Где трескучие морозы
И тепло кривой печи?
Застилают лицо слёзы
От бессилия в ночи.

***

Куда ушла былая красота?
Она теперь мне так необходима:
Я внешне — плоть осеннего листа,
Душа цветёт, но тайно и незримо.

И как внушить любимой: Ты хорош,
И оставаться скромным и правдивым,
Здесь нужен ум, а где его найдёшь,
Когда он весь исчез под взглядом милым.

Письмо

Мне страшен стал мистический обман,
Не нужен Ангел, Ты нужна — живая,
Чтоб, чувств святую влагу проливая,
Боль унесла с моих душевных ран

В любой момент, мой друг, в любой момент и час
Старуха скверная с зазубренной косою,
Из досок сбив постель, укрыв землей сырою,
Любого может унести из нас.

Пред этим меркнет суета вокруг,
Ничтожной кажется борьба за тленность блага,
И ум, словно иная драга,
Два ценных слова вымывает вдруг.

Любовь и Труд — слова ясны, понятны,
Избиты всеми с самых юных лет.
А были ли они, что прозвучит в ответ,
А дни текут — часы их невозвратны

И неизвестно, сколько до конца
Кому-то — много дней, кому-то — мало,
С того прекрасного и светлого начала,
Когда младенцем на руках творца
Сказать не в силах были слово: Мама.

Зачем же я так долго пел и пил
В округе, где вмиг гибнут души всходы,
И смерти преждевременные роды
Блевотою доносят смрад могил?

Зачем же я, собрав в весомый ком
Всю грязь, что мне терзала душу,
Не зная, создаю ли этим счастье или рушу,
Швырнул его в твой светлый, чистый дом?

Зачем, зачем — лишь в слабости ответ,
Она как глупость — сеятель ошибок,
Которые клянут все без улыбок,
Но вновь и вновь рождают их на свет.

Родинка.

Мне родинка, что возле глаз твоих,
Дороже всех сокровищ неземных,
Лишь ею любоваться только рад,
Она одна дороже всех наград.
В ней колдовство, что в пламени огня,
Она пленит мой взгляд, пленит меня,
Куда бы ни ступил и с кем бы ни был я,
Везде она собой манит меня.
Лишь вспомню я о ней — И вот уж Ты со мной,
В своей незримости Ты словно Ангел мой,
Мне кажется, она была звездой,
Что в час рождения распалась над Тобой,
Впитав весь мрак земли в свои частицы,
Одной из них померкнув у зеницы.
С ней аромат пришел к восточному лицу,
Она дополнила штрихом небес красу
И, заиграв гармонией на нём,
С тех пор сияет в мире только днём.

***

Я боюсь, что совсем некрасив,
Я боюсь, что совсем неразумен,
Я боюсь, что наверно спесив,
Я боюсь, что не создан для буден,

Но боязни свои растопчу —
Уничтожу клубок их гадючий,
Только Ты бы прижалась к плечу,
Словно молвив: Себя ты не мучай.

У могилы С. Есенина

Рождение и смерть —
две даты с промежутком.
Надгробный мрамор плит —
с покоем в мире жутком.
И больше нет скитаний,
страданий прерван рок…
Признанием слаганий
ложится
мой
цветок.

Разбита чашка

Разбита чашка — можно склеить,
На это масса средств дана.
Пусть это труд, но можно верить,
Что будет вновь служить она.

А где найти такое средство,
Чтоб сердце вновь любить могло,
Когда оно, что эта чашка
В осколки вдруг превращено?

Пёстрая лента.

Из норки картонной, блестящей змеёй,
Липучая вылезла лента,
На кухне, в верёвку, вцепилась петлёй
И ждать стала жадно момента.

Когда соблазнит её глянцевый вид,
И запах густой и дразнящий
Крылатых букашек, чья жизнь состоит
Из поиска пищи манящей.

И мухи летели на гибель, жужжа
И в глянцевом вязли «болоте»,
В мученьях у них отлетала душа,
И лента пестрела от плоти.

А дети смеялись, играя под ней,
Считали тела для потехи,
Казалась им жизнь вереницею дней,
Где вечными будут утехи.

А дедушка рядом, качал головой:
Он знал, что не ведают дети,
Что кто-то незримый, лукавый и злой
Раскинул уже для них сети.


опубликовано: 28 июля 2015г.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте как обрабатываются ваши данные комментариев.