Запись 1. Место моего пребывания- отделение кардиологии, палата номер шесть. Линия фронта проходит сквозь меня. Вместо окопов и траншей- четыре больничных койки. Утренний прием таблеток, осмотр врача, укол в ягодичную мышцу, вену. В нашей жизни бывают разные обстоятельства, заставляющие по- иному посмотреть на мир. У кого-то это смерть близких, или же, наоборот, рождение ребенка. В моем случае- увеличение щитовидной железы, и как следствие- расстройство нервной и сердечно-сосудистой систем. Раньше я засыпал под мурлыканье своего кота и шум кондиционера. Теперь это надрывистое дыхание моего соседа по палате. Тот же кондиционер, только с дефектом. Никогда не знаешь точно, когда провода замкнет и пойдет дым. Привезли его в первый день моего пребывания в больнице- пожилого мужчину лет 65 с патологией сердца неуточненного генеза. Поставить ему капельницу в правую руку оказалось невозможным по причине далекого расположения вены от поверхности, так что ему пришлось лечь в другую сторону. Мы лежим головами к друг другу и я вижу перед собой туго натянутую Мойрову нить над ним, она пахнет землей, мочой, валокордином и хозяйственным мылом. Я будто снова любопытный подросток, подглядывающий в бинокль за голой женщиной из соседнего дома. Он отказался от операции и решил справляться с проблемами своими силами- нитроглицерин по надобности, чтобы купировать приступ и снотворные препараты. Его беспомощность перед недугом проявляет себя особенно явно в ночное время- он походит на недоношенного младенца, помещенного в инкубатор. Только в отличие от человеческого плода, отсроченная путевка в жизнь заменена на временную отсрочку от смерти. У медсестры, ставящей капельницу бельмо на левом глазу. Закончив со стариком, мед сестра подходит ко мне и просит лечь на живот. Я оголяю ягодицу и через несколько секунд ощущаю, как игла входит в мышцу. Засыпаю.
Запись 2. Сегодня, в день святого Валентина, пришли мои анализы на антитела к вирусу иммунодефицита и Гепатита С. Наверное, это самое романтическое, что произошло со мной за последний месяц. Как я и думал, оба оказались отрицательными. На второй день я пристрастился к рисованию. Моя безнадежная неаккуратность не позволяет держать в палате краски, так что приходится довольствоваться угольным карандашом. Только моя дрожащая от медикаментов рука, дневник, и плавающий по нему микропористый горелый кусочек древесины. Рисую маленького человечка, путешествующего по белому листу, попутно вспоминая и записывая реальные события из моей жизни и отождествляя себя с персонажем рисунка. В каком времени далее пойдет повествование- прошедшем или настоящем? Не могу сказать.
«Мне 21, и я плыву на маленькой лодчонке. Похоже, я вижу огонек. Представляю себя голубым мотыльком, летящим на пламя. Вижу остров. Маленький клочок каменистой суши в несколько сантиметров диаметром, нагло вздымающийся над ледяными бурлящими водами. Вижу женщину. Она сидит сгорбившись по колено в воде и держит в правой руке горящую зажигалку. Медленно, но уверенно мои руки работают веслом-угольком, замерзшие крылышки мотылька несут продрогшее тельце к намеченной цели. Женщина чуть подняла голову и посмотрела на меня отрешенным взглядом. Это была моя мать. Последняя наша встреча запомнилась мне очень хорошо. Через несколько часов должна была приехать скорая(у меня поднялось давление)и я робко постучал в дверь. Комната, где лежала мама, пахла сигаретным дымом, духами и пивом. Ноутбук сиял голубоватым светом, как космическая станция посреди мертвого космоса. Я лег рядом с ней и положил руку на плечо. Она потрепала мне волосы, не отрываясь от экрана и вскоре пошла собирать мои вещи(у меня кружилась голова и было трудно долго стоять на ногах) Я так и остался лежать, оставшись наедине со своим страхом. Касаюсь лбом дневника и шепчу:» Мама, куда ж мне теперь идти, куда лететь. Хочу прижаться к твоим ребрам, к твоим ногам и не отпускать.» Мама посмотрела на меня еще раз и вспорхнула. Бабочка улетела и оставила своего выродка мотылька одного. Достаю из кармана настоящую зажигалку и поджигаю уголок листа. Тут же прижимаю не успевшее разгореться пламя окровавленной подушечкой пальца, откуда пару минут назад брали кровь. Мама-мотылек скрылась в алом закате.
Вижу, как ко мне приближается другая лодка. Она появилась незаметно, как крупная хищная рыба и гулко стукнулась о другой край островка. Там сидел человек в черном костюме на голое тело и в кепке. Л.- Мой старый друг со школы. Как же мне не хватает бесед с ним. Школьные годы подошли к концу, я уехал в Москву, а ему вскоре поставили диагноз какого-то психического расстройства. Отвечал на телефонные звонки он все реже, молчание во время прогулок становилось все более продолжительным, а однажды, когда я пришел к его маме в гости, он просто отказался выходить из комнаты. Вернувшись домой, я достал из холодильника две бутылки заграничного дорогого пива, одна из которых предназначалась ему на случай нашей вечерней прогулки, отпил из одной немножко, сел в кресло, закурил сигарету и прижег ею свое правое плечо. Известие о его болезни было плевком, издевкой. Порванная дружба неизбежно ведет к садизму и самоистязанию, в более или менее проявленной форме. Кто-то бы на моем месте начал долгие доверительные отношения с чувством вины, а я на тот момент ограничился сигаретным ожогом. Он был частью меня, моего образа жизни, а теперь мне предоставили наглую отписку, что-то вроде- «абонент недоступен или временно заблокирован». Пассионарность сменялась вспышками гнева и в такие минуты мне хотелось пойти к нему, врезать по лицу и сказать- ты чертов сукин сын, тебя же интересовало виноделие и опухоли мозга, ты хотел быть охранником в тюрьме и изучать психологию! Друг мой, что же ты наделал.. Л. оттолкнулся ногой от берега и скрылся во мраке. Это уже второй встречный, не желающий говорить со мной. Жирно выделяю контуры его тела и слюнявым пальцем провожу от его головы назад, оставляя след. Почему меня все избегают? Когда два заблудившихся путника встречаются в лесу или пустыне, они держаться вместе, а не расходятся. Я продолжаю грести, в надежде найти хоть какое-то пристанище, передохнуть, собраться с мыслями. Переворачиваю страницу. Место укола ноет и мешает сосредоточиться. Ощущаю неприятные пульсирующие толчки в правом виске.
Вижу своего отца. Он стоит по пояс в воде, смотрит на меня и держит в руках конверт с деньгами. Я говорю: «Отец, выкини, пожалуйста, этот конверт, мне не нужны твои деньги и твой такой знакомый до боли пронзительный, всегда чего-то ждущий взгляд. Давай просто помолчим, помолчим еще немного, хотя бы минуту, ни говори ничего, умоляю.» Мысли застывают в голове подобно желе. Высекаю огонь колесиком из кремния и вглядываюсь в расползающиеся круги. Мое детство. Запретная и такая желанная страница из прошлого. Я терял свое детство незаметно. И чем яснее я осознавал его неизбежное ускользание и истирание, тем четче ощущал свою смерть и приобщение к тому, что принято называть взрослостью. И теперь, всматриваясь в фигуру неподвижно стоящего отца, я вновь ощущаю эту предсмертную агонию. Мысли крысами шныряют в моей голове: «Я все время хочу приехать к тебе, пока ты спишь. Я хочу написать на снегу большое «прости». Какой же размер букв мне выбрать? Я хочу биться в конвульсиях и просить о прощении, ибо другие способы наладить контакт исчерпаны. Я все тот же инфантильный мальчик четырнадцати лет, опускающий голову во время вопроса мне-чем ты собираешься заниматься в жизни? Между нами пропасть. Прости меня. Прости.» Не дай углю пожрать тебя слишком скоро. Еще не время.
Выключаю свет и беру в руку мобильный телефон со встроенным фонариком. Я начинаю потихоньку привыкать к тому, что встречи с попутчиками в дневнике кратковременны, и заговорить с ними нельзя. Мимо проплыла моя юношеская любовь- А. Месяц нашего совместного проживания перед расставанием походил на гедонизм в постапокалиптическом мире. Каждый из нас в глубине своего маленького, переполненного гормонами мозга, осознавал, что скоро нашей безумной и иррациональной связи придет конец. Мы страстно ждали ночи и страшились дня. Ибо день своим светом освещал не только нашу не убранную комнату, но и вскрывал язву наших отношений- нерешенные проблемы, обиды, хроническую, почти всегда неоправданную ревность, страх перед будущим, конфликт наших родителей. Ночью все это отходило на второй план, замыливалось. Мы превращались в молодоженов невротиков, празднующих затянувшийся медовый месяц.
А. я нарисовал неестественно- длинные волосы. Они развивались по ветру и хлестали поверхность ледяной воды. Впрочем, о ее температуре знал только я один. А., немного постояв внутри рисунка, сказала: «Когда я переспала с другим, то поняла- я была привязана к тебе лишь потому, что ты был первым и единственным на тот момент». Я вспомнил эту фразу из ее последнего смс и переписал ее на свой рисунок в дневнике. Наконец-то хоть кто-то решился обмолвится со мной парой слов. Вне себя от радости, я хотел крикнуть ей в ответ, но потом заметил, что А. уже далеко от меня. Выпрыгнув из лодки, она трусцой побежала по воде на север, туда же, где скрылись моя мать, друг и отец- за горизонт следующей страницы. Беру прыскалку для цветов и брызгаю. Должен же быть хоть какой-то намек на воду. Прикладываю листок к лицу. А., дарую тебе покой в моем сердце. Первая любовь была сильным потрясением и искренним непониманием того, что с тобой происходит. Последующие же отношения носят отпечаток кривой злобной ухмылки.. Одну из таких «Кривых ухмылок» звали Л. После секса, закончившегося как обычно ритмично- волнообразными сокращением мышц и легкой пьянящей апатией после, мы долгое время лежали в обнимку, как сросшиеся близнецы. Я положил руку ей на грудь и почувствовал перемежающийся пульс. Обычно это говорит о нарушении сократительной функции сердца. «Чувствуешь?»- прошептала она- у меня часть сердца не работает. Ее голос звучал чуть надрывно, но в нем не было тревоги. Поигравшись с собственническими чувствами и насладившись друг другом, мы разошлись.
Мои размышления и путешествие по дневнику прерывает посторонний звук. Слышу шаги.. И вот рука, облаченная в ночную пижаму, выскочила из темноты, схватившись за воротник футболки, и потом попыталась выхватить телефон. «Я не могу уснуть, ты понимаешь?! Из-за бликов мне не уснуть, не уснуть»- повторяет снова и снова старик, выворачивая мне руки. Я в оцепенении смотрю на его клетчатую, мокрую от пота пижаму, маленькие прищуренные глаза и подобно ученику за партой выслушиваю каждое его слово, с гневом излитое на меня. Во мне нет страха и обиды, только безропотное любопытство. «Как же мне жаль твою мать, жить с таким самовлюбленным засранцем»- продолжает кричать на меня взбунтовавшийся сосед по палате, часто и тяжело дыша и все сильнее сжимая меня своей вспотевшей холодной рукой. Резким и коротким движением я отдергиваю свою руку и отключаю и без того тусклую подсветку на телефоне. Старик встал, все так же часто дыша, и затем вышел в коридор. Очевидно, его опять мучает стенокардия. Скоро ты умрешь, — подумал я и сделал глубокий вдох. Возможно, я действительно уделяю своей маме мало времени- просквозила следом другая мысль.
«Мне за это не платят. Вам же сказали, все жалобы к лечащему врачу, утром»- прозвучал нервно и пренебрежительно голос медсестры, вошедшей вслед за стариком в нашу палату. Оказывается, он звал ее еще пол часа назад. Еще долго ощущаю на себе его хватку и отчаянный метающийся взгляд. Поворачиваюсь на бок и всматриваюсь в темноту. Я хочу снова чувствовать, снова проклинать судьбу, любить и надеяться. Но в этом проклятом, до безумия спокойном и умиротворенном месте с чистым постельным бельем белого цвета нет места ненависти- более естественному чувству, чем любовь и привязанность. Ведь когда ты ненавидишь, ты можешь с уверенностью сказать, что существуешь. Здесь я лишаюсь и этого. И мне хорошо.
Запись 3. День седьмой. Рассвет незаметно прокрадывается в помещение, робко и нежно освещая пространство теплым малиновым светом. Натягиваю одеяло на голову и упираюсь ею в подушку. Медсестра подходит ко мне. Поворачиваюсь и вытягиваю руку для укола, на этот раз, Милдроната -улучшающего метаболизм препарата. Повторяю судорожно про себя- я мотылек, я маленький мотылек, я никогда не вырасту и не потеряю крылья, ни за что. Слова заплетаются внутри, им ни за что не быть исторгнутыми из глотки. Я начал считать-1,2,3.. Освободившись от нахлынувшего вихря мыслей и успокоив бурю внутри, я стянул с себя одеяло, и взглянул на медсестру. Ее лицо сильно переменилось с тех пор, как я видел ее в последний раз. Безучастное и немного надменное, оно излучало теперь грузную тоску и скорбь. Еще мгновенье и из покрасневшего, теперь казавшимся живым левого глаза вытекла слеза, губы немного дрожали, словно на морозе, скулы были напряжены.
-Врач скоро подойдет. Как вы себя сегодня чувствуете- спросила мед сестра, еле сдерживаясь от появления в речи надрывистых и плаксивых ноток.
-Спасибо, гораздо лучше- ответил я и тут же ощутил острое желание добавить к этим формальным словам некое подобие заинтересованности, сострадания, потом встать с кровати, подбежать к ней, нет, подойти вплотную и шепотом спросить- что у вас случилось, что с вами.(со стороны выглядело бы безумно, не правда ли?) Но я так и остался лежать неподвижно, пока не услышал стук закрывающейся двери. Несколько минут спустя я наблюдал через стекло, как она долго разговаривала с кем-то по телефону, и с каждой минутой ее лицо наполнялось все большим отчаянием и растерянностью.
Запись 4. После выписки. Почти год я страдал паническим расстройством и написал об этом статью. Я повстречал приятную девушку φ. и смог подарить ей и себе чувство близости, родства и пару страстных ночей, но так и не открылся ей полностью, (вероятно, из-за печального опыта первой любви). Ее я не стал изображать в дневнике, а выжег портрет на деревянной дощечке и раскрасил. Избавлюсь ли я от него тоже? Я ходил по пояс в болоте, испытывая судьбу, проводил бессонные ночи, погруженный в прослушивание аудиокниг, просмотр фильмов, изучил основы создания музыки на компьютере и написал небольшую мелодию(инфантильно-отчаянную, как и мои отношения с женским полом), смонтировал рекламный ролик на заказ и нашел на своем застекленном балконе под пластиком ласточкино гнездо. Все это, и многое другое было запечатлено на бумаге, дереве и коже. Кроме той женщины в белом халате, что, закончив разговор по телефону, опустила голову и медленным шагом пошла к выходу, утирая слезы и сопли. Я отчаянно пытаюсь найти похожее лицо, способное воспламенить во мне то, что я почувствовал- тревогу, нежность, любопытство и необъяснимое влечение- не сексуального, а скорее невротического характера. Всякий раз, испытывая отдаленно похожее состояние, я отчетливо вижу, как надо мной сгущается разражающийся сардоническим смехом мрак, он всюду следует за мной, воровато поглядывая и вызывая дрожь, злобу и грусть. Ведь если я все же изображу ее на очередной «странице» своей жизни, то рано или поздно последняя будет вырвана, сожжена, или смыта в унитаз, как и предыдущие. А впереди- лишь нескончаемый поиск.
Голоса внутри
-Царь всевышний, помоги, нет мочи более держаться. Молю тебя, нас полюби, как ту, с кем счастлив был однажды
-Цвет крыльев потускнел, палитра обратилась в прах, и нету той, что грезы разжигала в юном сердце. Маленький творец в нас яд вдохнул, не жизнь. Рождаемся мы мертвецами, по образу его и подобию.
Запись 5.Разбираю старые вещи и обнаруживаю лупу. Ее подарила мне бабушка по папиной линии (она умерла от рака, когда мне было меньше 7-и лет.) В чехле от лупы лежит пожелтевшая записка. Читаю.
«Коля, посмотри на растения, насекомые и другие окружающие тебя предметы через лупу и, может быть, тебе удастся разгадать хотя бы маленькую тайну Природы. Привет от дедушки. Ждем тебя летом на Урал»
Я так ни разу и не побывал на Урале. Я был занят, как мне казалось, более важным делом- разглядыванием «насекомых» внутри себя.
