Андромаха видит завершающий,
Гектора сражающий удар.
Сердце тотчас боль проколет та ещё,
И не верит больше – жизнь есть дар.
Андромаха у стены рыдает.
Тело мужа волочёт в пыли
Тот, кто гневом истовым пылает,
Утолить все б смерти не смогли.
Каждому свои – любовь и горе,
Выигрыши, проигрыши, проч.
Равнодушное дышало море,
И, чернея, наступала ночь.
* * *
Какая в наше время известность у поэтов?
Густая плазма жизни сжигает интерес
К поэзии, соблазнов всегда полно при этом в
Текучей этой плазме, тяжёл которой вес.
Так правильно, наверно, коль жить не помогают
Поэты… А самим им на свете каково?
Упорно всё же снова во звуки заключают
Свои обиды, беды, и… света торжество.
* * *
Для тех, кто в морге нет дождя,
У них – иные перспективы,
Коль есть они, когда не диво
Мечты о продолженье я.
Учи грамматику дождя,
Он в августовских мерно кронах
Копается, ещё зелёных,
Но явно стихнет, погодя.
И ты ещё не в морге, ты
О гроб ещё башкой не стукнул.
Дождя текучие черты…
Он серенький, убогий, скучный…
ГУБКИ
Строенье модульное их!
Образование колоний…
Разнообразье столь живых,
Цветных, колышутся, спокойных.
Корзинки, пышные шары,
Что раздуваются водою.
Горшки, и целые миры,
И лабиринты со средою
Своею – синие, а нет
И красноваты, и лиловы.
Когда б расшифровали свет,
Тогда б познали Божье слово.
* * *
По талеру удар кинжала,
И нечто бурым запеклось.
О, информации не мало
Хранит монета. Видишь гроздь
Былого? Император чьим-то
Клинком тяжёлым рассечён.
Монету кровью замочили,
Купец в тот день был обречён.
Истории тугие сгустки –
Монеты, много объяснят.
А много понимать – искусство,
Мудрец таким порой распят.
* * *
Жара, плотна, висит у пруда.
Тут смачный плеск, и сочный плюх.
И зелень цвета изумруда,
Как воплощённый летний дух.
Компании. Все хлещут пиво.
Воскресный вяло длится день.
Зеленовато и красиво
Мерцает пруд. И думать лень.
Мяч там гоняют, там кидают
Картишки, смачно матерясь.
И все, как могут, подтверждают
С живою жаркой жизнью связь.
МЕТАФИЗИКА КОМНАТЫ СМЕХА
Зеркало вас криво отразит,
Но при этом смехом вас наполнит.
На паучьих ножках индивид
Гонит смеха гаерские волны.
Здесь ты будто тюбик с головой,
Отчасти на толстый шиш похожей.
Ну а вдруг, по сути, вот такой?
И мороз волной пройдёт по коже.
Суть свою не ведаем, к своей
Внешности привыкли – мол, уютна.
Кривизна зеркал игрой своей
Мир иллюзий рушит абсолютно.
НА СМЕРТЬ ЭРНСТА НЕИЗВЕСТНОГО
1
Вне времени кентавров мощь,
Библейские иносказанья,
А также древа жизни толщ –
Витальное высот мерцанье.
Распятья в небо рвутся, как
Сиятельные горы смысла.
Жизнь Неизвестного, как знак,
Который не отменят числа.
Неистовство его работ!
Их вектор в световые дали.
Мозг состоит из мыслей-сот,
Где мёд прозрений, свыше данный.
Литая, стержневая мощь
Работ опровергает время.
Творивший умереть не мог,
Но в света растворился теме.
2
Христос рвётся с креста, прорастая в запредельность мускулами мысли, и мудрая мощь обретает свой голос.
Механизм жизни кентавров вне времени, ибо демонстрирует природу человека – двуединую, сочетающую в себе зверя и человека.
Суммы библейских иносказаний расцветают полями образов, и древо человечества, древо всеобщности поднимается выше привычных облаков.
Скорбь плачет многими лицами – соединёнными в поток, и поток оный прорезает глубокую борозду на огромной щеке.
Сады скульптур Эрнста Неизвестного, подъятые его неистовством к небесам, призывают живущих суетой жить иначе – глубиной.
Смерть его – растворение в оных садах – сияющих и великолепных, могучих и пламенных, где белизна отрицает паучью потьму, а сила времени пасует перед силою правды и искусства.
