(миниатюра)
— Жадность меня подвела, — сказал Сан Саныч и вздохнул. – Собака такая.
— Чего? – легкомысленно расcсмеялся я. – Ты – и жадный? Наговариваешь на себя, дядь Сань! Я ж тебя тыщу лет знаю! Уж кто-кто, а чтоб ты жадился – да ни в жизнь не поверю!
— Это как хочешь.., — и он опять вздохнул. — Я и сам бы не поверил… А всё-таки иной раз прям какое-то затемнение мозга случается!
— Чего?
— Затемнение. Мозга. Который в голове.
— Затмение, дядь Сань! Научный термин!
— Ну, не знаю. Мы в гимназиях ваших не обучалися… Мы всё своим трудом… Да! Вот, ыбёныть, и случилось… Налетел, как говорится, с ковшом на бражку.
— Да говори ты толком! ( Я уже не смеялся. Похоже, дело действительно серьёзное.) Что случилось-то?
Он вздохнул в третий раз и начал рассказывать…
Рассказ Сан Саныча (почти дословный):
Я в конце апреля на «фазенду» поехал. Ты знаешь: в позапрошлом годе я к своему участку ещё и соседский прикупил, так что теперь в личном, как говорится, пользовании – шешнадцать соток. А чего? Семья большая, одних внуков с внучками – шестеро, все жрать молотят за будьте любезны! Да и вообще – природа там, на «фазенде», всякая. Со свежим с воздухом… Да… Приехал значит. Стою, думаю: огород вскапывать надо ( а у меня под него десять соток отведено). Серьёзное дело! Стою, прикидываю, значит, кой-чего к носу – и вдруг слышу: пых-пых-пых, пых-пых-пых! Трактор подъёзжает. Мужик из кабины высовывается, орёт: отец, тебе огород вспахать не надо? А то и вспашу и даже пробороную! Я, понятно, обрадовался, спрашиваю: сколько возьмёшь? Три бутылки, отвечает. Три, стало быть, поллитры. Ну, нормальная же, ыбёныть, цена! Тем более, что ещё и проборонует! Чего думать! Надо быстрее звено заборное снимать, чтобы заезжал и начинал!
И вот тут-то на меня как раз это самое затемнение мозга и навалилося! Не, думаю. Три поллитры это, конечно, не четыре и, тем более, не пять… А всё равно дорого. Литр – куда ни шло, а полтора… В общем, колебаюсь в сомнениях и никак решиться не могу. Сплошное мозговое затемнение.
Ну, чего, дед, орёт этот калымщик. Согласен?
Не, замотал я головой. Не надо. У меня сыновей трое. Сами перекопаем. Бывай, милок, и здравствовай.
Укатил он, а я ещё там поковырялся и с трёхчасовой домой вернулся. Ребятов своих обзвонил, сказал: на майские давайте все, чтоб как штык, на «фазенду». Земля подошла — копать пора. Ну, ты моих ребятов знаешь. Мишка, Пашка и Лукашка… У каждого, что морды, что ж.опи, что руки, что кулаки – всё одного внушительного размера. Все в меня пошли, в нашу породу. Илюши муромцы, ыбёныть… С ыми дядька Черномор…
На майские приехали. Прежде чем валдохать, сели позавтрикать. Яички варёные, колбаска, лучок, то, сё…За завтриком литр уговорили. А чего? Нас же четверо, и у каждого – что морды, что жо… Да, я ведь тебе уже говорил…
Позавтрикали, значит, перекурили – начали копать. Сначала, понятно, легко шло. С шуточками, ыбёныть, с прибауточками ихними дурацкими… Час копаем, второй, третий… Солнышки припекать начало… Шуточки, понятно, уже не шуткуются. Уже вместо шуточек потеть начали… Да… Потеть – не тендеть. Силёнки тратются…
До обеда половину всё-таки одолели. Пошли обедать. Борщ там, картошка с коклетами, помадоры какие-то без всякого вкуса… Где они тока такое хавно покупают… Одна химия, а не помадоры… За обедом ещё литр уговорили. А чего такого? Нас же четверо! У каждого, что морда, что… Да… Пообедали, значит, малость покемарили в тенёчке – и опять за лопаты… Десять соток! Не пара грядок! Пупок развяжется! И накой я стока под этот грёбаный огород отмерил! Рассадил бы сад побольше, яблоков там, грушев с вишнями и черёмухыми! Их же копать каждый год не надо! Ветки сухие обрезал раз в году, весной на метр от земли побелил – и хватит! Опять же тенёчек от деревьев! Гамак прикрутил меж столов, лежи себе, покачивайся. Хошь — газетки читай про политику, хошь – радиву слушай, хошь — в воробьёв плювайся. Красота! А в огороде в гамаке не покачаисси! Там вместо гамака – лопата да грабли. А вот исдохнуть на ём – это запросто! Уж скока скорбных случаев-то… Копаются, ковыряются, глядишь – раз! И мордой в грядку уткнулся… И уже никаких ему помадоров не надо. Уже отзакусывался.
Вообщем, часам к девяти закончили. Ребятам-то чего! Они вон какие… соколы орлами! Тока лыбются, ыбёныть, да покряхтывают! А мне уже под семьдесят! Уже спёкся Илюша Муромец… Матрёна, конечно, ужин собрала. А как же! Целый день горбатили – пожрать надо! Да… Скока за ужином выпили – не помню. Помню только, что Пашка в деревню за самогонкой бегал. Или Лукашка бегал? Не, Пашка! Вот ведь прихиндей какой деловой! Недаром, что главный инженер! На «фазенде» за всё лето только раза два появляется, а всё знает! Кто чего посадил, кто чего построил, кто в деревне самогонкой торгует, и в каком дому… Весь в деда нашего, Сидора Пантелеича. Того тоже, бывало, с самогонкой хрен обманешь… Да… Так что на ужин получилось больше литора. Это точно, что больше. И намного. Кажется…
В общем, утром я чуть, ыбёныть, не издох. Руки-ноги не шевелются (наворочался вчера-то!), голова гудит, язык сухой, сердце скакает как у припадошного. Соседка прибежала, Валька. Она в городе врачихой работает и всегда с собой на «фазенду», на всякий случай (вдруг кто помереть засобирается!), аппараты берёт — слушательный и давление который меряет. Померила: сто восемьдесят на скока-то там! Надо, говорит, срочно «скорую» вызывать. Во избежание летательного исхода. Тоже мне, нашла, ыбёныть, лётчика…. А ещё врачиха! Учёный человек! Мужика-то нету, вот и заговаривается. Долго ли без мужика-то…
Мои, понятно, всполошились. Ах да ох, да как же так, да раньше папа ворочал ровно слон и никогда не жаловался… Тоже дураки… «Раньше не жаловался!»… Обрадовались, ыбёныть, такой моей постоянной скромности! Им вроде по ихней дурости и ни к чему, что я с каждым днём не молодею, а как раз даже и наоборот! Сравнили тоже – себя и меня! И лошади издыхают! Вместе со слонами!
В общем, забрала меня «скорая», в больницу отвезла, а там уж сразу и положили… Две недели отвалялся. Уколы разные, таблетки, кардиограммы, тиливизер один на всех. На завтрик — манная каша с варёной треской… Хорошо, ребята меня дожидаться не стали, сами и картошку посадили, и моркошку, свеклу, и всё остальное… Они у меня работящие, ребята-то…Что Мишка, что Пашка, что Лукашка… Я их всегда, ыбёныть, в труде воспитывал. Чтобы, значит, не шалавились, дурака не валяли. Чтоб пахали, раз уж взялися…
Вот ты и говоришь: не жадный. А чего ж я тогда тому трактористу на три бутылки пожалел? И главное, деньги у меня с собой были! Вспахал бы, тут же пробороновал – и всё! Приезжай и сажай! И никаких тебе давлениев, никакой трески, никакого тиливизера! Вот уж действительно, старость — не радость… Прям натуральное затемнение тогда на мозг нашло… Съэкономить решил — вот и съэкономил. Две недели провалялся. Всю жопию искололи… Во такие желваки! С кулак! Хрен присядешь! И треска ещё эта… Я её в жисть терпеть никогда не мог, а тут как нарочно — каждый божий день… В ей, говорят, фосфор и витамины. Для мозга — самая полезность. А на хрен он мне нужен, мозг-то этот ихний? Скока думать-то можно! И, главное, об чём?