Вспышка первого сентября –
Музыка и цветы.
Иль ностальгией ты
Мучаешься? А зря…
В школу ходил – страдал.
Нынешняя ребятня
Другая – чего ты ждал
От настоящего дня?
Теми ж остались цвета,
Музыка прежних лет.
И приветствуешь ты
Осенний свет.
* * *
С днём рожденья, сынок, с днём рожденья!
Были б дни твои слаще варенья –
Мой трёхлетний, мой нежный сынок.
Ангел в гости зайдёт непременно,
Ибо будущее несомненно –
Очевиден его бережок.
С днём рожденья! Покуда, не знаешь
Про него и машинки катаешь –
Вот ещё тебе, милый, одна.
Умилишься, ручонки сложивши.
Хочешь, плюшку? А, может быть, вишни?
Счастье лучше любого вина.
* * *
Из-за шторы астра, будто морда –
Неврастеник и социофоб –
Не умеешь ясно жить и гордо,
Троп кривых изведал – о! ещё б!
Морда зверя странного лохмата,
Наблюдает – страшный – за тобой.
Как так? – ты ребёнком был когда-то,
А теперь – с седою бородой.
ЕВГЕНИЙ САВОЙСКИЙ
Осаждённую турками Вену
Он драгуном младым защищал.
Он тогда уже знал себе цену,
Цвет решимости огненно-ал.
Переход через Альпы, при Капри
И при Кьяре победы звенят.
О, побед длинный список – не канут
В Лету суммы событий и дат.
Принц Евгений – блестящее имя,
Песня про полководца звучит.
А сраженья бывали такими,
Что неведомо, кто победит…
* * *
Спекулянты взяли власть –
Кто не спекулирует,
Тот не нужен миру, и
Должен, дуралей, пропасть!
Только воздухом теперь
Цениться торговля. Любо!
И забит науки зверь –
Мол, на явь рычал он грубо.
А поэзия вообще
Глупость несусветная.
Важен мяса пласт в борще:
Жизнь – она предметная.
Спекулянтов ныне власть.
Всем иным – по норам!
Чёрный, жизнь подмявший пласт,
Мерзкий, будто гонор.
* * *
Вот и всё. Вот и кончилось лето.
Август занавес опустил.
Доживёшь до другого. На это
Неизвестно – достанет ли сил.
Лето было. Играло жарою.
И взлетали фонтаны, блестя.
Лето зеленью столь золотою
Взгляд лелеяло. Смейся, дитя!
Вырастать не спеши. Было лето.
Все маршруты сияли его
Драгоценною радостью света.
Осень справит своё торжество.
Жизнь идёт, как сие ни банально.
Византийская осень грядёт.
Толковать жизнь не стоит буквально,
Даже коль ты устал, пешеход.
* * *
Кем Савойский был бы без солдат?
Но история его судьбу
Возвела, творя себя, в квадрат.
Каждому солдату – быть в гробу,
Иль без гроба – просто в яму лечь.
Кем Савойский был бы без солдат?
В ясность суть истории облечь,
А она туманна – был бы рад.
* * *
Что ты каркаешь, ворона,
Не пойму?
Серый день, и я – варёный.
Грай на тьму
Твой похож, — так ощущаю.
Вместе – страх,
Страх пудами поглощаю,
Как дурак.
Каркаешь, ворона громко.
Снова мне
В детство бы, раз жизнь ребёнка
Взрослой данности милей.
Вот, ворона, улетаешь
С ветки ты.
Точкой став, совсем растаешь
В бледном свете высоты.
* * *
Тюренн, Конде, Оранский и Савойский,
Густав Второй Адольф, страницы войн.
Мир ярой доблести! Храбрец, ведущий войско:
Один герой, как сгусток многих воль.
Маневры, штурмы, отступленья, страсти.
Бриллиантики истории блестят,
Омыты кровью, вырезали страхи
Из душ людей, ведущих в бой солдат.
Блистает полководцев ряд, однако
Кровь лили столь избыточно они.
История, отлитая из мрака,
Как из металла.
И в такой – огни.
* * *
В завитушках листьев на асфальте
В сложном их орнаменте даны
Образы алхимии, и смальте
Лужи уподоблены, мутны.
Будто бы приходят ниоткуда
Строчки, яви слишком не нужны.
Те – не очень, те – подобье чуда
Сложною огранкою даны.
Внешний мир – как ничего не дарит,
Так и раньше ничего не дал.
Ибо в нём навеки государит
Ранящий и дорогой металл.
* * *
От мысли, что всё очень плохо
Ты просыпаешься опять.
Как будто тень чертополоха
Мешает жить тебе и спать.
Шипаста тень, и чёрной птицы
Над оной вычерчен полёт.
И всё в небытие стремится,
И всё живущее умрёт.
И просыпаешься с такою
Тоскою мозга в глубине,
Как будто смерть не за горою,
Хотя полсотни нету мне.
* * *
Тмином, показалось, пахнет камень –
Круглый, будто с тмином чёрный хлеб.
Мох зелёно-жёлтый больно славен:
Нежный бархат неизвестных лет.
Камни в лесопарке, и слоями
Каменное бытие дано.
Глажу мох я, сам прожжён солями
Многого, что в жизни суждено.
ЭЛЬ ГРЕКО
Критских мастеров секреты он
Укрепил оснасткой маньеризма.
Вычислена золотая призма,
Сквозь неё виднее небосклон.
Небосвода тайны показать
Взглядом и святых да и Иисуса
Мог – владетель мастерства и вкуса.
Раз горенье – невозможна гладь.
Светом, скорбью, суммою всего
Взгляды, им сгущённые, сочатся.
Через них горенья торжество
Выражено. Не встречаем часто.
Вот Спаситель мира. Посмотри –
Прожигает взгляд инфраиконы.
И духовной светопись зари
Продиктует тут свои законы.
Высота Толедо – город весь
Лестницею мощной поднят к храму.
Вот пейзаж. Одновременно – весть,
Как же весть вместить в простую раму?
Более, чем живопись – пласты
Данные Эль Греко. Много больше.
Ты живёшь – и тем страдаешь ты,
Болью изводим душевной. Боль же
Говорит, что жив. Ты не святой.
На святого смотришь, ощущая
Стыд за жизнь свою. Притом иной
Не получишь – где ты, золотая?
Золото духовное влечёт.
Взгляд Христа я вновь припоминаю.
Вертикаль жизнь изменить зовёт,
Следовать ей как – увы, не знаю.
БАЛЛАДА О ЗИМНЕЙ БАЛЛАДЕ
Под властью метели – слепящей, летящей –
Весь город – игрушечный, ненастоящий.
Дома словно пряники. Или шкатулки.
Под праздники много забот у Снегурки,
И дел до зареза у Деда Мороза,
Весь город – единая метаморфоза.
Садами чудесными ныне заполнен.
Плодами волшебными вдоволь накормлен.
На снежные крошки гляди из окошка.
Едва ли рассмотришь, где наша дорожка,
Которой мы в школу когда-то ходили,
И тайны смешные надёжно хранили.
Как долго метель продолжается ныне!
Как много чудесных и праздничных линий.
Фонарь у окошка мерцает, робея.
Метель это данность. Отнюдь не идея.
Баллада пойдёт по холмам, по дорогам,
Жаль, жизнь не улучшит в пространстве суровом.
Стихи и природа! Вот две ипостаси
Волшебного света! Хочу восвояси –
В державу, где можно быть духом без тела!
Хочу, чтоб баллада свободно летела –
Летела над миром весёлой метелью,
Не грезя при этом конкретною целью.
Поскольку все люди – заложники цели.
Весь город белеет — провалы, ущелья.
Всё чёрное – кипенным, радостным стало,
И счастья немало на свет, немало…
