И при чём тут ливерушка?

Иван Акимов, как всякий истинный поэт, любил выражаться образами.
— Поэтическое творчество это, ребята, не хухры-мухры, — внушал он слушателям. – Поэтическое творчество это вам, к примеру, не соседу калитку обосцать.
— А чего калитка-то, чего калитка! – сразу начинал петушиться Васька Громов. – Уж год прошёл – какой год? Полтора! – а ты всё свою калитку забыть не можешь! Я же извинился! Я же не помнил тогда ничего! С дня рождения шёл, с Мякитова Тимошки! Да и чего твоей калитке сделается? Она ж железная!
— Не надо упрощать, — мягко поправлял его Иван. – Калитка – всего лишь пример для образа. Образность мышления – вот что выражается эта моя обосцанная тобою, тварью алкоголистической, калитка.
— Мало я тебя в детстве лупил! – ничего не понимая в мудрёной ивановой терминологии, зато совершенно конкретно соображая, что тот хочет выставить его, Ваську, в насмешливом виде, ещё больше заводился сосед. – Надо и сейчас как-нибудь прихватить! На каком-нибудь твоём поэтическом досуге! Пушкин, мля, Иван Адольфович!
И яростно сплюнув, уходил домой. Народ тушевался. Очень хотелось посмеяться, а то и просто похохотать, но был опас, что этим нахальным хохотом можно было запросто поранить тонкую душу поэта. То есть, иванову.
— А чего он вас Адольфовичем называет? – выдержав деликатную паузу до того момента, пока Васька скрывался в переулке, спрашивали Ивана слушатели. – Вы же вроде по отчеству Игнатьевич.
Иван горестно поджимал губы. Поджимание должно было выражать мудрость и способность к всепрощению. Слушатели понимающе кивали. Они оценивали благородство и большую, израненную невежеством и людской тупостью душу Ивана.
— Василий считает, что я на Гитлера похож, — не считал нужным скрывать такие совершенно дикие экзерсизмы соседского мышления Иван.
— А вы бы усики сбрили.., — робко советовали ему слушатели. – Тогда глядишь бы и…
— А почему я должен подчиняться обстоятельствам? – гордо вскидывал голову Иван. – Пусть они мне подчиняются, а не я им!
Слушатели уже в который раз согласно кивали: вы Иван, как всегда, правы. Ох, уж, эти обстоятельства! Как же они напрягают! Ливерная колбаса в гастрономе уже двести пятьдесят! Это которая при эсэсэре стоила пятьдесят восемь! И не рублей, как сейчас, а копеек! Если подорожание и дальше пойдёт такими стремительными темпами, то прямо головы придётся сломать чем закусывать!
— А чего вы сейчас сочиняете? – следовал следующий вопрос. Иван внутренне брезгливо содрогался. «Сочиняете»! Сочиняют доносы! А он – пишет! Творит! Нетленное и потому вечное!
— Есть некоторые наработки.., -подпускал он туману. – Работаю над созданием новой формы. Я ведь ко всем моим достоинствам ещё и переводчик.
Публика ахала и бледнела лицами. Он ещё и создатель! Теперь ливерушка уж точно подорожает! Как говорится, век свободы не видать!