Диплодок по снегу меж домами
Шествует, заглядывая в окна.
Жизни в оных тянутся волокна
С мелкими и важными делами.
Диплодок, покачивая шеей,
Тополиные кусает ветки,
Тонкие они, как будто щели,
Не понравятся гиганту верно.
Снег идёт, но вяло, еле-еле.
Диплодоку некуда податься.
Понедельник. До конца недели
Долго двигаться через пространство.
* * *
Реликвии Людовика Святого.
Возможно, воздух сохранился во
Ларцах, ковчегах, коих мастерство
Творило, как творило землю слово.
Лиможская эмаль сверкает нам
Великолепьем подлинности яркой.
Король погиб в Тунисе. В битве ярой.
Поход крестовый, как слоенье драм.
Ковчег венца тернового – его
Не привезли в Москву. Ковчег сверкает,
Субстанцию былого заключает,
Где вера с болью, с крахом торжество.
* * *
Нагромождение пристроек,
Заснеженного замка мир.
Абсурд в действительности стоек,
И вряд ли хоть кому-то мил.
Войти вам не удастся в замок.
Мираж заснеженных дорог
С утра янтарным солнцем залит.
Дверь к счастью… вечно на замок.
А вдруг сей замок – сердце мира.
Коль не войти – то не узнать.
И землемер проходит мимо
Работать, иль себя терять.
НАШЁЛСЯ МАЛЫШ
(стихотворение в прозе)
Двор был пуст.
Огненные мечи фонарей скрещивались в сумерках раннего марта, а малыша не было нигде.
Я же на секунду отвернулся, думал отец, и сознанье его застилалось ужасом.
Гиперактивный малыш мог рвануть на самокате в любую сторону, и куда было бежать – непонятно.
Двор был мучительно пуст, пуста была детская площадка.
Отец обогнул дом – малыша не было.
Машины катили мимо, в огромной арке соседнего большого дома открывалось обширное пространство, с далёкой детской площадкой, которую любил малыш.
Может быть туда?
Но если пойду в одном направлении, а он отправится в другом что тогда?
И вдруг спокойно стало, понял, что не может, не должно ничего случиться.
Он звонил жене.
Он бегал по двору, выкрикивая имя малыша.
Жена звонила в милицию, сказал ещё, что позвонила приятелю, иногда помогавшему по всяким мелочам, пусть тоже подойдёт.
Двор был пусть.
Мечи фонарного света…
Вон же малыш!
Он окружён тремя взрослыми, стоит рядом с ноздреватым оседающим сугробом и глядит на беленькую собачку, хозяин который всё стремится узнать, с кем он.
Бросился к нему.
-Андрюшка! Как же так? Куда ты убежал?
-Это ваш?
-Да, да. Потерялись.
Малыш всё же несколько растерян.
Ведёт домой, неся в другой руке самокат, звонок мобильного точно разрывает карман.
Из милиции.
Сказал, что нашёлся.
Дома стал сразу купать малыша, и в ванной, среди игрушек, оживился тот, запуская кораблики и заводя плавающую собачку.
Двое из милиции явились всё же, глядели на малыша в ванной, куда-то звонили.
-Жене приехать, отписываться придётся, — сказал один.
-Понятно.
И малыш заснул сразу – как только вытер его, одел в пижамку, ткнулся в подушку – и заснул.
И навалилось вдруг: а если бы? А вдруг? Ужас тёк, сменяясь умиротворением – вот малыш, тёплый, посапывающий, и наверняка, не вспомнит, что приключилось.
* * *
Закаты в палевых тонах,
А иногда в цветах кармина.
Цветы на дальних берегах
Цветут, даруя нам картины.
Цветов безвестны имена,
Всего важнее их наличье.
Расчерчивает стая птичья
Воздушный мир, как и должна.
* * *
Есть сливки мировой культуры,
И быт – затягивает нас,
И все претензии натуры
На явь, о ней вести ль рассказ?
Есть двойственность, амбивалентность
Всего, предложенного здесь.
И собственной одномоментность
Судьбы, которая не весть.
И, в человечестве затерян
Не ищешь выгод, не нужны.
Апрель настанет, нежно-зелен
Придёт – ребёнок без вины.
* * *
Ромейские аскеты даже тени
Греха боялись, ибо им даны
Сияющие лестницы ступени,
Пусть не проходят оных без вины.
Но страсть прожить, грехом не замаравшись,
Достаточно пылала и цвела.
А тяжелее нет Господней чаши.
О, пригибает долу, тяжела.
* * *
Сугробы оседают – ноздреваты:
В них ветви видишь мартовской воды.
Малыш по лужам прыгает – а ты
Глядишь, сам также прыгавший когда-то.
Ещё апрель не взял свою свирель,
Но в воздухе – огни весенних ягод.
В кустах концертик воробьиный явлен,
Как будто ликованье – жизни цель.
И солнце новым золотом горит,
И яви лабиринт совсем не страшен.
Каков бы ни был путь, всегда не зряшен,
Раз боль и радость ярко совместит.
* * *
Закат над озером. Двоятся
В воде, желтея, облака.
Кармины медленно сочатся
По тонким ниточкам стиха.
И камыши внимают сочной,
Почти звенящей тишине.
Природный мир донельзя точный
Алхимию откроет мне.
Сия алхимия включает
В себя искусство тайных сил,
Какое мир определяет,
Что сей закат в себя вместил.
* * *
Господня чаша тяжелее
Всего, что представляем мы.
Отчаянье родит идеи,
Которых не принять холмы.
Господня чаша вас сгибает –
Не распрямитесь никогда.
И мало грешный понимает,
Что в жизни в ней дана вода.
* * *
Солнце сильное, и марево
В воздухе, мозги изводит жар.
Императора в сознанье зарево –
Имена казнимых, пусть и жаль,
Умного бродягу – прокричал он.
Город в пене золотой цветёт.
Что свершится здесь эпох начало
Мало кто из малых сих поймёт.
Путь Пилата, путь Иисуса… Ныне
Матерьяльности слепой пути.
И прошедшего не осознавши мы не
Можем толком никуда прийти.
* * *
В сугробах веточки воды –
Такие лёгкие деревья,
А может, славные кусты,
Коль жизнь не может без движенья.
К апрелю быстрый ли проход?
Но таянье снегов активно.
Весны неочевиден код,
Сама, однако, очевидна.
* * *
Спокойной ночи, цветы на столе,
Спокойной ночи, снег оставшийся на земле.
Сладких снов, тополя, фонари, —
Спите тоже, роняя конусы до зари.
Спите кусты в ожиданье весны,
Бывают такими чудесными сны.
Спокойной ночи, большие дома,
Пусть жизнь внутри вас заурядна весьма.
Спокойной ночи, звёзды и тьма,
Спасибо, что не свела с ума.
Спокойной ночи, вазочки, быт,
Люстра пускай отдохнёт, поспит.
Спокойной ночи тома, как дома,
Жизнь внутри вас разнообразна весьма.
Спокойной ночи, спокойно но…
Сон слаще, чем халва и вино,
Целительней, чем транквилизатор – он
Мудрый и лучший жизни закон.
* * *
Литература – часть народа,
Самосознания ядро.
И классики мерцают своды,
Чтоб изменить души нутро.
Но равнодушен, так случилось
Народ к литературе стал.
Так что ж? ядро его разбилось?
Он был велик, а ныне мал?
Ядро активным остаётся,
Но выживанье тяжело.
Вот так порой не видим солнца:
Застлала непогода зло.
Но солнце ведь не исчезает.
Литература копит мощь,
Подспудно граждан улучшает,
Суля добра и света толщ.
