ЗАКАТНЫЕ КАРМИНЫ
Блаженным звали… Было с ним, иль нет,
Чтоб с томом выходил он из собора,
И в нашем мире оказался? Здорово
Придумал Музиль крохотный сюжет.
Аквинский строил собственный собор,
Тут камень слаб, необходимо слово,
И мыслей жжёт расплавленное олово,
Другим суля с пространством разговор –
С пространством неба… Ангелы игра-
ют на сияющих, как солнце, арфах.
Амфброзией нефриты неба пахнут,
И достижим такой уютный рай.
Аквинского тяжёлые тома,
Средневековья сложные картины.
Реальность украшают – и весьма –
Закатные кармины.
СКАМЕЙКА ПОД ИВОЙ
(стихотворение в прозе)
Скамейка под ивой, и пруд чуть подрагивает зелёным пластом тёплой июльской воды.
Присев на скамейку, человек закурил, с неприязнью глянув на мусор, вывалившийся из урны.
(Мусор – отходов мускул).
Шуршание раздалось в нечистой горке свёртков и упаковок, и он пригляделся.
Мышка.
Но она вдруг замерла, и, точно опершись одной из передних лапок на хлебную корку, рассматривала его – внимательно, черноглазо.
Какая красивая! Как она видит меня? И видит ли?
Мышка вновь погрузилась в пищевой рай, а человек стал глядеть на воду, вспоминая, как на дне рождения друга давно умершего отца, один из тех, с кем папа работал, сказал поражённо: Надо же, никогда не предполагал, что Льва ещё раз на этом свете увижу.
А он, Львович, опьянев тогда, был разговорчив, философичен, читал стихи, цитировал философов.
Точно некая основная жидкость жизни разлита повсюду, и натяжение её соединяет чудесную мышку, пожилого сына, сияющий пруд, давно умершего отца…
* * *
Мозг стихами порван, будто стяг
Войска, проигравшего сраженье.
Истово писал я – точно враг
Самому себе, и треволненья
Рвали сердце, как и озаренья.
Мозг иль сердце порваны, ответь?
И руда труда, и вдохновенье
Познаны, осталась только смерть.
КОРОБКА ДЛЯ МОНЕТ
(стихотворение в прозе)
Основательная, слегка потемневшая коробка из-под чертёжных инструментов, выстланная простроченным вельветом – бабушка делала.
Для монет.
В детстве раскладывал их на коричневую подкладку, любовался, отодвигал медленно крышку, смакуя момент…
Продал их юношей – хотелось гулять, водить девушек в кафе…
Жил сложно, нудно, трудно, писал, пробивался в печать, долго ходил на занудную службу…
Однажды, разбирая на лоджии шкафы, набитые всякой всячиной, нашёл эту коробку, и замер с ней в руках, предаваясь воспоминаниям.
…рубль Анны подарила замечательная тётя Галя, дружившая с семьёй их, сама бессемейная, жившая с мамой; отводили к ней, бывало, и квартира её, в старом доме, таинственной казалось – и из-за тёмного коридора и из-за старых книг…
От него скрывали её смерть, узнал случайно из разговора взрослых, и слезы застлали мир.
А рубль продал, дурак, мама переживала потом.
И сам стал переживать.
Вспомни, что было ещё, как дорожил в детстве монетами, как стало наплевать потом.
Коробку не решился выбросить, убрал на одну из полок книжного шкафа, разместив за шеренгой многажды читанных и давно не нужных ему книг.
РВАНО И ГРУСТНО
(стихотворение в прозе)
Бежит быстро – быстро бежит ребёнок, мимо огромных, Вавилону (о котором не знает ничего) подобных зданий партийной школы, мимо красивых старых домов, огибая чудесный скверик – он бежит домой из Дворца пионеров, куда ходит в бассейн, и сегодня за ним не пришёл никто из родителей.
Он бежит – и сумеречные улицы центра Москвы глядят на него равнодушно.
Безлюдно.
Сейчас он, свернув в арку огромного своего дома, окажется у двери, откроет её, нырнёт в маленький коридор, и позвонит в коммунальную квартиру, где живёт с мамой и папой.
Он не заметит в садике у детской площадке взрослого человека, какой глядит на него, входящего в подъезд.
Этот взрослый – он сам.
Да, так бывает, думает взрослый, вставая со скамьи, и медленно двигаясь вдоль старого дома, узким дворовых перешейком…
…двоюродный брат, вернувшись из института, спросил:
-Ну как, начертил?
-Да не получается у меня.
-Покажи!
Вытащил свой листок, испещрённый кривыми линиями.
-Ах, ну красота…
И брат быстро раскладывал чертёжную доску, ладно и ловко делал заданный чертёж.
Его отец, а твой дядя – учитель черчения, брат живёт у вас в Москве, поскольку учится в институте…
Старый дом кончается, и гудит улица, гудит безостановочно, пёстрым движением.
…когда переехали в отдельную квартиру, маму отправили в командировку в Польшу, от Торгово-промышленной палаты, где работала тогда.
И он, мальчишка, пошедший в четвёртый класс в новую школу, долго после уроков бродил сквериками, бульваром, дворами, чувствуя такую тоску, что и не описать. Бабушка приехала вести хозяйство, ибо отец был безбытным, много работал, и плохо они ладили с бабушкой…
Пожилой человек медленно идёт к метро, точно унося нечто в себе, что не выбросить, и не вернуть.
Пожилой человек, погружаясь в дебри подземки, понимает, что никогда не был счастлив после детства.
Никогда.
* * *
Зима не кончается сразу,
Но мартом линяет она,
Не любишь подобную фазу –
Грязна.
В который уж раз перетерпишь,
До зелени б только дожить.
Но коли надёжен твой стержень
И смерти его не сломить.
* * *
Дождь, и всё серое на улице,
И неохота выходить,
В себе замкнувшись, образ устрицы
Собой готов превозносить.
Всё серое, и так смертельно
За горло вновь возьмёт тоска,
Как будто прожил жизнь бесцельно,
А жил – во здравие стиха.
* * *
От запаха столовских кислых щей,
В нос шибануло из подвала дома,
Отвратно станет – чувство так знакомо,
Как в марте малость солнечных лучей.
И вспомнится советский мир, когда
Всё по ранжиру, очевидно, ясно,
Всё страшно – парадокс: и всё прекрасно,
Спокойна мощно данная среда.
Но щами шибануло так ужасно.
* * *
В толедском соборе все стили
Смешались, и все времена.
Огромные нефы, как были
Небесные: милость дана:
Откроются сутью собора,
И светом его алтаря.
Сам город, как роскошь для взора,
Такая даётся не зря.
Державный, сереющий город,
Хребты его стен велики.
Эль Греко довольно не молод,
Глаз точен, как взмахи руки.
И сочная зелень играет,
И мистикой мнится маршрут
Любой, ею жив и сияет.
И миги, как розы, цветут.
* * *
Аллели генов – как аллеи,
Генетики роскошный парк,
В нём жизни разные идеи,
Грядущего златистый пар.
Ген – замкнутый в себе, что корень,
Соединён с другими, чтоб
Путь гения средь нас ускорен
Был, и совсем не страшен гроб.
Но гений – редкость, вам известно.
Ген, ткущий пряжу бытия,
Определяет наши бездны,
Она у каждого своя.
Дворцы, аллеи генов, парки,
Шедевры космоса сложны.
…мерцающие тайной арки,
Огни великой глубины…
