Столяр Ланц не выполнит работы,
Ибо нет его, есть Йозеф К.
Есть процесс, наличье не свободы,
Янтари житейского стиха.
Столяр Ланц из нитей фантазёра
Сотворён, трагических весьма.
Лестница. Извивы коридора.
Велики империй закрома.
Столяр Ланц – мираж, уходит дымом,
Надо всеми тянется процесс.
В мире мимолётном, тщетном, мнимом,
Непонятно — нет тебя? Ты есть?
АНАПА ДЕТСТВА
(стихотворение в прозе)
Утром солнечные лучи цвета топлёного молока проникали в уютный квадрат маленького частного домика, в котором снимали комнату; и розарий возле низкой, решётчатой ограды радостно вспыхивал им в ответ – это было видно уже из беседки, увитой плющом, где завтракали, и дети спешили, заглатывали куски хлеба с маслом, быстро ели яйца.
-Успеете, — улыбались взрослые.
Потом проверяли – всё ли уложено в сумки, выходили на тутовую алею, где павшие ягоды лопались под ногами, и дети бежали – вниз, вниз, скорее; а море сияло, слепило, бликовало, переливалось сине-зелёным золотом, и Анапа не спала уже давно, хотя курортникам, отъединённым от своих привычных дел, будто изъятым из колеи обыденно-скучной жизни, это было безразлично…
Поутру народу на пляжах было ещё не так много, удавалось занять топчаны, хотя интереснее, конечно, было располагаться на подстилках, вытаскивая шмотки, раскладывая бутылки с питьём, не хитрую снедь.
А дети бежали уже, не удержишь…
В мыльных сгустках пенной пряжи боком ходили маленькие крабы – их легко было ловить, и то, что заострённые их клешни могли поцарапать кожу – совсем не пугало.
О, их всегда выпускали – крабиков, и мчались, поднимая сонмы брызг, и плыли, ныряя, плыли, стремясь к буйкам, нырнув у которых под массивным щербатым камнем можно было обнаружить спрятавшегося большого краба, что грозил могучей клешнёй – не трогай.
А вот двигался навстречу небольшой косяк морских коньков: костистые, плывущие стоя, были великолепны они со своими трубчатыми носами, завитушками хвостов…
Такие же костистые рыбы-иглы мелькали у дна, и можно было ухватить, поймать одну, и потом, на берегу держать какое-то время в маске, налив туда воду.
Великолепная соль прозрачной, синей, просвеченной солнцем воды! Медленное наполнение пляжа, крики и визги; весёлый волейбол, хлопают карты, шуршат газеты; великолепная, чёрно-красная черешня, и медовые, точно янтарём просвеченные абрикосы видятся дольками счастья.
Замки строятся на берегу, а пальцы уже рубчатые от воды – надо набирать влажный песок и выпускать его сгустками и струйками, и причудливо лепятся ярусы замков, поднимаются они, вырастают сложные башенки…
Подбегали к своим взрослым, пили минералку, компот, или морс, и вновь – к воде, к солнечному сиянию счастья…
А в море уже полно голов, плывут на матрасах тёти, медленно гребут, брызги летят хрустально…
В полдень шли обедать – жара становилась нестерпимой.
Решётки кафе увиты декоративным виноградом, и в тарелке опалового молочного супа кусочек масла расплывается, как маленькое солнце…
Шли домой – вернее: к хозяевам, а огороды и сады их обширны были, и курортникам сдавали сразу несколько построек; шли отдыхать в тени, лежать, или спать, или разгадывать кроссворды в беседках; мальчишки затевали игры на улице, под тутовыми деревьями; все пережидали жару, чтобы после пяти вернуться к морю.
Оно тише становилось, наливалось лиловостью, фиолетовые отливы шли по нему полосами, и меньше народу было на пляже, и день катился к вечеру медленно – как бывает только в детстве.
Темнота в Анапе всегда была бархатной, роскошной; шли в кино, и был кинотеатр без крыши, на открытом воздухе, и фильмы про индейцев и ковбоев казались реальностью, увлекающей, заменяющей явь…
А потом возвращались – под фонарями, обсуждая фильмы…
А вот мальчик гуляет с отцом – не пошли в кино сегодня, и они играют в города, когда название одного цепляется за начало другого; они гуляют, им хорошо, после игры сын будет слушать про поездки отца, и ничего не знать о взрослой жизни – о которой лучше бы ничего и не узнал, настолько она не сложилась, лучше бы навсегда остался там, у моря, в Анапе, с молодыми папой и мамой…
* * *
Какая вера в современном
Материальном до небес,
Товарном мире, быстротленном,
Где в каждом – потребленья бес?
Её и нету, есть церковный
Из чугуна официоз.
А небо – дохлый и бескровный
Левиафан. Тоска до слёз.
* * *
Чернильной тьмою выпуклых глазёнок
На синий снег взирает оленёнок,
На озеро в чехле большом и белом,
На суммы веток, опушённых стрелок.
Взирает оленёнок на пространство,
Где жить, в какого тайну не пробраться.
И влажные глаза мерцают чудно,
Светло и сложно, нежно-изумрудно…
* * *
Поэзия – субстанция сожженья,
Как пеплом станешь – даже не понять,
Не Феникс, и не будет возрожденья,
Но даже пепел будет сочинять.
БЕСКОНЕЧНОСТЬ ЯНТАРЕЙ
Бесконечность янтарей небесных
В косности земного алтаря
Отразится сокровенной бездной,
В ноль сведя труды календаря.
Гроздья созревающих миров, и
Бизнеса свинцовая гора.
Сложена действительность неровно,
Поменять давно её пора.
Янтарями вдохновенья дышит
Сердцем утомившийся поэт,
Мир его, естественно, не слышит,
Много дел у мира – хуже нет.
Свитки, манускрипты, палимпсесты
Осени… Иди, поэт, рифмуй.
Счастье для тебя столь неуместно,
Сколь янтарных видишь сумму струй.
Скорлупу пробивши одиночества,
В новой камере его замрёшь.
Пробивать опять уже не хочется,
Коль в структуры мира вшита ложь.
Бесконечность янтарей небесных –
Для земного слишком бесполезных.
* * *
Янтарных вызревание миров,
Органов, арф янтарное звучанье.
И человеческих слоенье слов,
Идущих в бесконечное молчанье.
* * *
Ничего до боли не вернуть –
Ни прогулки детские, ни папу –
Вился в старом парке милый путь,
И тащил я за собою палку.
Ни полёт на лыжах с гор на пруд,
Зачехлённых снегом столь красиво.
Ни мечтаний детских изумруд
Лёгкий, как над свитком водным ива.
Только боль всегда с тобой: её
Янтари тебе даны в избытке.
Боль — и ощущение ещё –
Жизнь твоя всю жизнь висит на нитке.
* * *
Мы строили большую башню,
Мечтая, чтобы до небес.
Была действительность не важной,
Мечтаний поднимался лес.
А башня рухнула, я вырос,
С кем строил – и не вспомню я.
Жизнь после детства – просто минус,
Ведущий в темь небытия.
* * *
Со скрипкой – Моцарт ко Христу
С улыбкой ангела по снегу.
Он, знавший только высоту,
И доверявший только небу.
Алхимик свитки принесёт
И философский камень сердца.
Грядущего гранатом плод
Созреет: сколь ему поверится? —
Многоструктурности его.
Сервантес с рукописью длинной.
Учёный формул вещество
Расплещет в местности пустынной.
Все соберутся. Для чего
Жизнь делавшие, в ней изгои?
Темно небесное чело,
Как будто истине чужое.
* * *
От Патмоса до наших дней
Колючками дел неприглядных
Текст засорён – тот, из громадных
Значением, с игрой лучей,
Орнаментами смысловыми.
Скал Патмоса суровый цвет.
Узнать бы подлинное имя
Реальности. Надежды нет.
* * *
Мозг – дворец и сад, суть – руководство,
Сложные приказы из дворца.
Одинаковы, иль просто сходство
Есть дворца глупца и мудреца?
А цветенье сада, фрески стен, и
Потолков – есть мысли и мечты,
И витков ассоциаций темы…
Где – пойми! – в обилье этом – ты…
* * *
Скорцени слюдяное сердце,
И биография борьбы.
По модулю – не отвертеться –
Оценивать огонь судьбы.
Скорцени был силён, принявши
Зла сторону слабей не стал.
У зла вино в роскошных чашах.
Скорцени свой алмаз искал.
Алмаз его гранёно-твёрдый
Код биографии хранил.
В посмертье явлен чёрный орден,
Скорцени с радостью вступил.
* * *
Балконы по всем этажам,
И голубь – кусочек метели.
В больничной пружинной постели
Дремать можно не по часам.
Старик меж кроватей свою
Прогулку неспешно свершает.
У столика дальше гадает
Кроссворд. Я представлю, что пью.
Спускаюсь по лестнице в парк,
Каштаны на тропках какого.
Склиф крепостью мнится, а морга
Предел не пугает никак.
И в город я выйти могу,
Пусть в тапках больничных – не важно.
Больницы огромная башня
Качается странно в мозгу.
* * *
Любимое виски короля
Специально готовится для.
И ночами, потягивая его,
Он прикидывает планы и каверзы,
И как до бесконечности продлить торжество –
Невозможно разве?
* * *
Опрокинутая восьмёрка.
Если думать о сущности, сходишь с ума.
И в голову лезут стишки, поговорки,
Страхуя уместно весьма.
ДИПТИХ О ДУШЕ
1
Физику души кто изучает,
Коли невозможно осознать,
Что болит, стенает, распирает
Тело – то, какому умирать?
Смешано в алхимика реторте
Разное, каков состава цвет?
В золотом нуждаешься аккорде
Смысла – никакого смысла нет.
Верх души – её стремленье к небу,
Низ – твои амбиции и проч.
И привязанность к земному хлебу,
Коль небесный не сумел помочь.
Физики души никто не знает.
Важно проплывают облака.
И напрасно ищущему знаки
Доля будет маятна, горька.
2
Рисунок собственной души
И живопись её едва ли
Представить, ибо рубежи
Судьбы сложны, равно детали.
Душа скорбит, иль мозг даёт
Команду оную? Не знаю.
А химия души грядёт
Наукой будущего, знаки
Те собирая, что должна
Она.
Есть фикция души, когда
Себя значительным считаешь.
А – ткутся медленно года,
Но быстро жизнь свою теряешь.
Душа настолько не ясна.
* * *
Бездетный, старый холостяк
Машин модели собирает.
Сидит, в шкафу их созерцает,
Мня это делом. Не дурак.
Достались деньги – ничего
Не надо делать… Ни работы,
Ни творчества. Предел свободы?
Тоска справляет торжество.
Машинки покупает он,
Мальчишку вдруг воображая,
Мрачнея, тяжело вздыхая,
На собиранье обречён,
В день изо дня переползая,
К себе, что казнь, приговорён.
СОПКИ
Сопки высотой до тыщи
Метров мощно вмещены в пейзаж.
Будет ли подобный нищим?
Иль за вид чего не дашь?
Сопки зелены, с цветами,
И у моря сопки есть –
Темноваты, как с грехами,
Но фантазия – не весть.
И на фоне синей-синей
Дали неба высоки
Предлагают суммы линий
Красоты – как вы, стихи.
