В сосуды алхимии льются
Гомункула ныне мечты.
Играет на солнечной лютне
Поэт в старом замке – не ты.
Кармин с янтарём совмещая,
Закат предваряет потьму.
А вот полоса золотая,
Суть золота вряд ли пойму.
Летят колесницы Египта,
И лес возникает цветной.
И заревом ярким молитвы
Плывут над моей головой.
И нити ковры соплетают,
И блещут, играя, мечи.
Но Фениксов всё-таки стаю
Заката не дарят лучи.
О, дарят без этого много!
И ягоды смысла сильны.
Едва ли пугает дорога
В ночь бархата, в пёстрые сны.
* * *
Как оборотень что ли я?
Кощунствую, потом в молитву
Вливаюсь бездной бытия,
С собой проигрывая битву.
Из атеизма – во огонь
Религиозности смертельной.
Куда же мчит судьбины конь?
Я оборотень что ль?.. не тронь
Моей молитвы самодельной
Действительность – шальная, как
Изрядно выпивший дурак.
* * *
Формула поэзии включает
Крик младенца, стоны старика,
Ямы смысла – то, что разбивает
Ум – однако, цел ещё пока.
И высоты взлётов, и кармины,
Янтари закатов, и восторг,
Бархат ночи, сложные картины
Психики, и запад, и восток.
Слишком много формула включает,
Думалось за водкой, или чаем.
ДВА МАЛЫША
(стихотворение в прозе)
Она позвонила – жена, сказала, что воспитательница в детском саду в разговоре, упомянула, что малыш постоянно твердит Тата, тата – так он называл отца.
-Ну, ладно… — отвечал он в мобильный.
Он сам – как ребёнок: взрослый, мягкий, беспомощный.
Он обычно водит малыша в сад, забирает его, и последнее время дома, малыш всё твердит: Мама, мама, ибо она подолгу просиживает в офисе. А он – свободный художник.
Типа того, улыбается криво, проходя мимо жёстких, туго скрученных мартовских кустов, направляясь домой.
Но сердцу приятно.
И было приятно, пока в четыре часа не пошёл за малышом в сад (малыш ел плохо, забирали раньше), и тот, выскочив из группы, закричал: Мама! Где мама?
-Что ты, Андрюша, — говорила воспитательница, — тебя же всегда папа забирает.
-Пойдём одеваться, малыш.
-Мама, хочу мама!
Воспитательница ушла в общую комнату, они остались вдвоём.
Обвалилось нечто в душе взрослого ребёнка, одевающего ребёнка маленького, и на улице, когда тот опять, ныл Мама, мама – аж прикрикнул на него, чувствуя, как день затягивает траурными лентами.
Вот, взрослый человек не может обидеться на ребёнка…
Ещё как…
Но постепенно нормализовалось, кормил малыша, пошли гулять – вышли в мартовский, надраенный солнцем и холодом день, и малыш катался с горок, носился с другой детворой…
КОНТРАСТ
(стихотворение в прозе)
Колесницы Египта мчат по небу, и лиловую полосы кораллово низвергаются в цветущую волшебными букетами сирень: закат.
Он льёт кармины в янтарные чаши, и колонны из яшмы, тонко обвитые малахитовыми, мелькающими ящерками, изменяются, превращаясь в лестницы полос, с любой ступени которых можно оказаться хоть в Вавилоне – а терракотовые зиккураты тоже высятся в небе – хоть в Византии, где павлиньи хвосты символизируют царствие небесное.
Небо ликует, переливается, играет.
Потом человек, наблюдающий закат из окна, опускает глаза и вспоминает про жизнь-неудачу, жизнь-рану, жизнь-ноющую боль.
СРЕДНЕВЕКОВЫЙ КАТАЛОГ
Единорогов и драконов
Картинки бестиарий даст –
Миниатюры, сеть законов
Рисунка, иль фантазий пласт.
Алхимик трудится: в реторте
Мерцает зелен купорос,
Чтобы гомункулос возрос,
А с формулами вы не спорьте.
Идут охотники, весьма
Усталые, по сгусткам снега.
Как далеко ещё весна!
Но Брейгелю сияет небо.
В харчевне – мимика огня
Сулит прожаренное мясо.
Вино, как завершенье дня.
Лицо как будто тенью смазано.
У Франсуа всегда готов
Нож для задуманного дела.
И самым ловким из воров
Быть, действуя всегда умело
Приятно… Но растёт собор,
Он медленно растёт, веками.
Небесный услаждает взор
Украшенный чудесно камень.
Вода же пьётся в три глотка –
Отца во имя, Сына, Духа.
А князя сила велика,
Тягуча о величье дума.
Другой алхимик знает суть –
О! философский камень в сердце
Растить пристало. Сложный путь,
Но от него не отвертеться.
Вновь инквизиторы-отцы
Вершат работу сложной пытки.
Они уверены – одни
И правы, жилы рвут, как нитки.
С шипами кресло, островерх
Гроб, на который вас посадят.
Огонь ярится. Человек
Вину признает, коль не сладит
С горячей, красной болью, нет.
Как будто казни – развлеченье
Для бюргеров — занятней нет
Еретиков узреть мученье.
Мудрец Эразмус пьёт вино
С корицей около камина.
В его трактате сведено
Сто мыслей к мистике кармина
Небес. Темнеет за окном.
Ночами выходить опасно.
Судьба вам встретиться с ворьём,
Быть жертвой худо, это ясно.
Средневековые глаза
Посажены и то иначе.
Но разницу поймать нельзя,
Как нитку тонкую удачи.
* * *
Плотник сделал чашу для вина
Пенного и вкусного, как мёд.
Кровь Христову приняла она.
Символов Грааль кустом цветёт.
В небе чашу строят облака,
Проливаются в неё лучи.
Шли огнём тяжёлые века,
Рвались ядра, яростны мечи.
Грааль в шёлковой Шотландии сокрыт,
Иль нигде?.. Легенда против жиз-
ни, в которой неудачи, быт,
Старость, ветхость, боль, и кровь, и слизь.
МАГИЯ МАСОНСТВА
Всевидящее око надо всем
И всеми. Циркуль сталью отливает.
Храм в Лондоне без изысков совсем,
Хоть простота обманною бывает.
История масонства – к шагу шаг.
Обряды, тайны. Бог один – первично.
Спокойствие и деньги. Ну а стяг
Представить если, то метафизичен.
Перчатки означают чистоту,
От каменщиков – фартуки, белеют.
Акация, как символ. И мечту
Объединенья братского лелеют.
Не из акации венец Христа
Когда-то сделан был? Ответ не нужен.
Алмазная Христова высота,
С грехами человек извечно дружен.
Грааль ко братьям отношенья не
Имеет, иль имеет, вечный, всё же?
Какие в храме службы? Глубине
Доверены, иль нет? Она дороже
Всего, известного на свете мне.
* * *
Крупная синица зинзивер
Многое в поэзии откроет,
Сердце звуками обеспокоит,
А покоя хочет человек –
Человек, которому стихи
Уж проели холодом и вестью.
Весь причём в себе, как будто в бездне.
Неудачи вновь – хи-хи, хи-хи.
Зинзивер, последнюю открой
Тайну – для чего стихи? На кой?
Скрыли птицу тополя верхи.
* * *
Горный смерти перевал,
А за ним – какие виды?
Чернота, огонь пылал
Человеческой обиды.
Хризопразов, янтарей
Духа в области инакой
Сумма яркостью лучей
Даст ответ вопрос на всякий.
Лестницы, пути, полёт.
Адовыми письменами
Выстлан перевал вон тот,
Но и свет не за горами.
Множественность. Тонкий мир.
Тонкие мечты о мире,
Коли этот стал не мил,
Да и зря играл на лире.
СЫРНИКИ
Сделай, мама, сырники на ужин,
Я простужен, плотного нельзя.
Мама, мама, никому не нужен –
Лишь тебе. Досадная стезя.
Книг я написал библиотеку,
Провалилась в никуда она.
Всё уходит, мама, в Лету, в реку,
Что не знает устали и дна.
Старенькая мама, ты прости мне
Жизнь мою, нелепую совсем.
С детства блюда по сердцу простые,
Сделай сырники, — как в детстве, съем.
