Телефонная неисправность как казус ненормативной лексики
(миниатюра)
Витя Сушкин, скромный молодой человек, выглянул в окно и увидел в окне напротив безвольно перевесившегося через подоконник человека. Руки человека безжизненно свисали вдоль стены на улицу.
Витя с любопытством понаблюдал эту тревожную картину пару минут, убедился, что человек не шевелится (следовательно, не подаёт признаков жизни) и пошёл в коридор к телефонному аппарату звонить в соответствующее учреждение.
— Аллё, — сказал он в трубку. – У нас, кажись, человека грохнули.
— Ну и х… с ним.., — услышал он ответ откровенное. – Туда ему и дорога.
Витя удивился.
— Это милиция? – спросил он.
— Куиция, — ответили в трубке и вызывающе-хамски заржали (если уж быть точным, то ответили не совсем так. Точно будет, если заменить буквы «ка» на «ха»). – Это прачечная.
— Извините, — сказал Витя (он был благовоспитанным человеком) и положил трубку. После чего вытер об рубашку вспотевшие ладони (они у него всегда запотевали, когда он волновался или удивлялся) и снова набрал номер.
— Здравствуйте, — повторил он всё так же вежливо. – У нас в доме напротив человека грохнули. Висит в окне.
— Ну и куй с ым, — услышал он почти то же самое, что слышал в первый раз, поэтому тоже удивился, но уже не так сильно.
— Это прачечная? — поинтересовался Витя.
— Куячечная – услышал он (меняйте «ка» на ха») – Это бюро добрых услуг.
— А чего ж вы тогда лаетесь, как не знаю кто! – повысил Витя оскорблённый голос, — Как будто и не добрые совсем!
— Ух, ты, ах, ты! Все мы – космонавты! – не смутились услуги. – Каждой швали вежливо отвечать – язык отсохнет.
И положили трубку первыми. Этот жест означал презрение к нему, Вите.
— Нюш! – позвал он супругу. – Поди-ка!
— Чего? – появилась в дверях кухни Нюша. Она сейчас готовила пельмени и очень не любила, когда её отвлекали от важных дел.
Витя протянул ей трубку.
— Набери милицию. А то меня всё время с кем-то не тем соединяют.
— И ничего удивительного, — сказала Нюша, беря трубку. – Сегодня смена Вальки-телефонистки. А она ещё от вчерашнего дня рождения не отошла. Которое у Гурьева Тимошки, Чего говорить-то?
— Вон, — сказал Витя и кивнул в окно. – Сосед висит. В неживом состоянии.
Нюша выглянула в окно.
— Это товарищ Сомов, наш бухгалтер, — прищурившись, узнала она.
У Вити вытянулось лицо.
— Тот самый? – спросил он.
Нюша кивнула: ага. Тот самый. Который к ней два раза приставал с откровенно гнусными предложениями, но Нюша – женщина порядочная, поэтому ему все эти два раза отказала и о каждом разе приставания и отказа сообщила Вите.
— И никакой он не мёртвый, — сказала она, ещё раз прищурившись, – Это он так зарядку делает по методу индийской йоги. Заряжается солнечной энергией. Чтобы опять кому-нибудь пристать с гнусными намерениями.
И, не набрав номер, положила трубку. Вот чёрт, подумал Витя. Чуть не оконфузился. Милиции он боялся, потому что работал грузчиком на базе райпищеторга и помаленьку с этой базы подворовывал. Там все подворовывали. Там специфика такая. И соответствующие условия труда.
Рассказ о трагически погибшем инженере и счастливо забеременевшей продавщице мороженого
Иван Степанович был убеждённым фаталистом.
— Судьба — явление неотвратимое! – говорил он и для убедительности и пущего впечатления вытягивал вверх указательный палец правой руки.
— От неё не убежишь, её не обманешь! Многие пробовали и до сих пор пытаются – ничего у них не получается!
Однажды летом мы сидели на веранде привокзальной пивной (это одно из любимых городских мест Ивана Степановича), и наш неспешный разговор ни о чём свернул, конечно же, на его любимую тему.
— Когда я работал в нашем железнодорожном депо, — начал он, — то главным инженером у нас был один молодой человек, уже забыл его имя, отчество и фамилию. Помню лишь то, что это был мужчина совершенно положительный во всех отношениях. Он не пил, не курил, не матерился, делал по утрам физическую зарядку и трепетно любил только одну женщину – свою собственную супругу, которая работала в нашей железнодорожной столовой буфетчицей. В общем, это был совершенно идеальная личность, которого – всё по той же идее – разные возможные досадные случайности просто-таки были обязаны обходить стороной. Но… Однажды в марте он встретил после работы супругу и пошёл вместе с ней домой. По пути супруга вспомнила, что ей срочно нужно купить какие-то лекарства, а значит, зайти в аптеку. Наш инженер, конечно, согласился (он с ней всегда и во всём соглашался), но сказал, что подождёт её на улице, у входа, потому что с самого детства не переносит специфический аптечный запах. Его мутило от тамошней аптечной атмосферы, которая ему почему-то напоминала о бренности и быстротечности нашего бытия и вообще земного существования.
И вот, значит, его буфетчица-супруга зашла в аптеку, а он остался стоять у дверей. И в это самое время точнёнько ему на темечко с крыши ( а аптеке находилась на первом этаже пятиэтажного дома) сваливается здоровенная сосулька. Как мне рассказывал один знакомый ветеринарный фельдшер, смерть главного инженера была мгновенной. Он, сказал мне этот животный эскулап, даже ничего и сообразить не успел, а может, даже и не почувствовал в полной мере, как эта убийственная сосулька пробивает ему черепную коробку и входит своим ледяным смертоубийственным жалом прямо в мозговое вещество.
— Я к чему тебе это рассказал? – отхлебнув из кружки, продолжил Иван Степанович. – А рассказал всё это к ней же, к судьбе! Ведь надо же было так удачно сложиться обстоятельствам (не удачно, конечно, совсем неудачно, но всё же сложиться!), чтобы именно в это время ему встать именно на это место, именно точно под эту сосульку! Или если бы этой толстож.пой дуре, его супруге, припёрло вместо аптеки пойти в магазин или, скажем, в баню, куда и он мог бы с ней запросто пойти. Колбасы купить или спинку ей потереть – и ничего бы не случилось! Так нет же! Ей именно в аптеку понадобилось, именно в этот исторический, оказавшийся глубоко траурным, момент! Больше скажу: а ведь он запросто мог бы встать у той аптекарской двери на минуту раньше или позже, или сместился бы хотя бы на пару сантиментов влево или вправо, вперёд или назад – и всё могло бы закончиться совершенно по-другому! Да, всё равно мог бы потравмироваться, но не до смерти же! И все эти детали о чём говорят? О том, что он не сам встал под ту убийственную сосульку! Это СУДЬБА его туда поставила! И попробуй докажи что «не»!
Иван Степанович снова отхлебнул и уставился на меня своими удивительно умными глазами. Я никогда и не подозревал, что такие умные глаза можно встретить в нашей зачуханной пивной!
— Но эта удивительная история имела не менее удивительное последствие, — продолжил он рассказ. – Дело в том, что недалеко от нашего депо, на выходе к привокзальной площади, стояла и, кажется, до сих пор стоит палатка по продаже мороженого. В этом палатке наши безвременно погибший инженер, когда он ещё пребывал в живом состоянии, всегда покупал мороженое для своей любимой супруги-буфетчицы. А продавала ему это мороженое некая продавщица, которая была без ума от этого самого главного инженера. Все деповские знали, что она от него без ума, но поскольку женщиной она была совершенно порядочной, то на эту тему никто не хамил и не издевался. Потому что эта мороженщица была к тому же и излишне впечатлительной и даже нервной. И однажды, когда кто-то всё-таки на тему её влюблённости в её присутствии не очень удачно пошутил, то у неё случился сильнейший нервный припадок, из которого она еле-еле вылезла, с неделю находясь между жизнью и смертью в сумасшедшем доме. Так что после этого случая никто даже и не заикался в её присутствии на такую деликатную тему. Психиатрическая – не санаторий. Туда люди от делать нечего не попадают.
Имелась и ещё одна, скажем так, пикантная деталь: эта самая чересчур впечатлительная мороженщица была замужем за одним нашим деповским слесарем, мужиком тоже совершенно положительным во всех отношениях, но вот какая досада: чего-то у них никак не получалось с зачатием детей. То ли он тут был виноват, то ли она подморозилась в этой своей грёбаной мороженой палатке – кто знает! А тут, когда приключилась эта трагедия с главным инженером и его смертельной сосулькой, мороженщица, конечно, начала ходить убитая горем. И все наши деповские очень деликатно её утешали и даже покупали у неё мороженого больше обычного, чтобы она перевыполнила своё мороженый план и обрадовалась премии – и вдруг через месяц после смерти своего любимого инженера она понесла! Представляешь!
— От инженера? – не подумав, спросил я (точнее сказать, ляпнул).
— Какого инженера! – возмущённо всплеснул руками Иван Степанович. – Ты чем слушаешь! «Инженера»! Инженер к тому времени уже месяц был в могиле! Понесла, конечно, от слесаря-мужа! Если бы это была кто другая, покрасивше и попривлекательнее, то можно было бы сомневаться, что именно от него. Но эта продавщица внешне была страшнее атомной войны и весу в ней было больше центнера, так что кто бы на неё позарился со стороны! Таких оригиналов у нас в депе не было! Так что в её законном зачатии от законного супруга ни у кого не возникало никаких сомнений! Беременность протекала успешно, так что в положенный женской физиологией срок она успешно родила мальчика. Назвали Аркадием, в честь известного эстрадного юмориста, товарища Райкина.
— Интересную историю вы, Иван Степанович, рассказали, — согласился я. — Про сосульку всё понятно и очень убедительно. Действительно, судьба. Ничего не попишешь. А вот мороженщица… Честно говоря, она-то тут при чём?
— А при том при самом! – не согласился со мной Иван Степанович. – Потому что здесь прослеживается очень хитро-мудрая логическая связь: если бы ему на голову сосулька не свалилась, то с мороженщицей не случилось бы переживательного состояния – и кто знает, может это самое состояние и подвинуло её в зачатию! В таком состоянии – я читал – в организме происходит активизация гормонов, в том числе и половых, отвечающих как раз за зачатие. Как тебе такой вариант? А?
Он в очередной посмотрел мне в глаза, и я увидел в его взгляде умозаключительное торжество души. Да, какой же Иван Степанович замечательный человек! Вот что значит умеет соображать и делать из этих соображений принципиальные выводы!
