Скромности тишина,
Ячества ражий голос.
Перламутром луна
Одиночества полюс
Подчеркнёт, раз она,
Как поэт, одинока.
Знаешь – не будет сна,
Бессонница так жестока.
ДЕТИ И СВЯТЫЕ
Не знаю на счёт святых –
Детей я святыми считаю,
Мне видится аура их —
Торжественная, золотая.
Пусть эгоизм из них
Лезет, обиды, слёзы.
Но чистота их — как стих
Воплотившейся грёзы
Совершенства, где грех
В угол, смущён, отступает.
Фиалковый чудный смех
С бабочками порхает.
А ЧТО ВЫ ХОТИТЕ?
(стихотворение в прозе)
Шумно, торжественно, пышно…
Шатры раскинуты и быстро собраны древесные домики.
В громкоговорители – то мужской, то женский голос – объявляют:
-Мы начинаем нашу чудесную игру! Нашу великолепную, честную игру, где побеждает сильнейший! Все мы подкрепились вкуснейшей сдобой и чаем с корицей, и готовы к новым свершеньям! Так вперёд…
Перед седым человеком, гуляющим в лесопарке, возникает ражий, воняющий потом парень.
Он лыбится:
-Га, попался дед!
Он выхватывает нож и всаживает его старику в печень, потом перерезает сонную артерию.
Перед очкариком с книжками подмышкой возникают двое.
-Наш! – кричит один.
Второй, ни слова не говоря, бьёт очкарика по лицу, пока первый, выхватив удавку, набрасывает ему на шею…
Лесопарк, пруды, гуляющие.
Да-да – это такая игра: кто больше убьёт.
А что вы хотите?
Век прагматизма, комфорта, вседозволенности.
Этим комфортно убивать.
Кто не спрятался – они не виноваты.
Кто виноват, в том, что действительность движется к подобным играм?
ЛАБОРАТОРИЯ ПОЭЗИИ
(стихотворение в прозе)
Лаборатория поэзии везде – продлённая в бесконечность под благосклонным взглядом толстых метафизических томов, она отражалась и в симфонии Большого взрыва, и в зеркалах современного театра абсурда.
Инструментарий лаборатории необыкновенно богат: сквозь увеличительные стёкла древесная кора выступает надписями на ветхом языке, хранящими утраченную современностью мудрость, а мох золотится, как вариант страны.
Ребёнок ловит майского жука, любуясь крепостью его и меховой опушкой снизу, потом выпускает, обогащённый поэзией – первозданной и ещё неведомой ему.
Древний охотник, нечто бормотавший у костра, весьма похож на современного пиита, бредущего лабиринтами бесконечного города, ибо лаборатория превышает объёмы любых городов, и любых пространств.
…мы плещемся в воде – тринадцатилетние дети, и брызги слюды вспыхивают на солнце великолепной игрой созвучий.
Мы строим башню – всё в той же лаборатории, всё те же, только выросшие дети – и свет поэзии помогает нам не превратить её в Вавилонскую.
Ибо лаборатория везде – и всюду происходят сложнейшие её процессы, и в блещущей новизной открытий химии, и в алхимии, ошибочно приравненной к лже-науке, хотя философский камень её – не что иное, как высшая душа человека.
Кто сумеет выплавить?
Уж точно не поэт, подверженный грехам в большей степени, нежели люди, не сочиняющие стихов, и уж тем более ими не живущие.
И, тем не менее, лаборатория сулит массу открытий – даже тем, кто вовсе не читает стихов, считая их чепухою – ибо лаборатория везде, пусть до времени этот факт не общеизвестен, но и до яблока Ньютона не знали мы о законе всемирного тяготения…
ДЕД ОДНОКЛАССНИКА
(стихотворение в прозе)
Он был высок – дед несколько странного одноклассника, седовлас, приходя в школу на классый час, рассказывал о своих встречах с советскими классиками, хотя ты так и не понял, кем он был сам – журналистом? Хозяйственником?
У него были великолепные руки – ящики под нумизматическую коллекцию, таковых не делали в Союзе, изготовил сам, и туго блестели они специальной комбинацией лаков и латунными ручками.
Он выдвигал планшеты, и старые русские монет смотрели на тебя, пришедшего в гости к однокласснику презрительно: мол, мы тебе не карману: огромные рубли, серьёзные полтины.
Был потом ещё раз в гостях, но деда не были: матушка угощала тортом и слушали модных тогда бардов.
Много лет спустя, гуляя с другим одноклассником с удивлением узнал, что жил тот вот в этом доме – казалось дальше; дом был старинный, высокий, многоквартирный, а сам одноклассник давно перебрался в Америку, и подумалось вдруг – а может ли быть жив его дед?
Вряд ли…
Если только… под сто ему…
* * *
Такое солнечное небо,
Что не поверишь – жизнь одна.
Играет солнце, светит нежно,
Вокруг – сплошная глубина.
И – ощущаешь – продолженье
Грядёт, пускай нелепо жил.
А за душевные мученья
Покой надеюсь, заслужил.
* * *
Из факта самого себя
Прийти в поэзию возможно?
Иль нет? Я знаю, как судьба
Играет в бисер – очень сложно.
Из тишины родится стих,
Иль из прочитанного?
Боли?
И лестницею из витых
Восходишь, не играя роли.
СОЛДАТЫ РИМА
Грубы и примитивны. И любой
Достаточно видал под жарким кварцем
И сединой небес, и сыт пространством
Величины немыслимой такой.
Британия, иль Иудея – им,
Владеющим мечом, копьём и прочим
По сути всё равно – поскольку прочен
Им вечностью навечно данный Рим.
* * *
На ветках смысла яблоки стиха,
Как срок подходит, туго вызревают.
Срываешь. И действительности тают –
Условны оказались – берега.
В руке с подобным яблоком куда
Отправишься? Кому его предложишь?
И кто сказал, что ты за ростом должен
Плодов следить пространные года?
Округлые плоды, бока блестят
Прозреньями, давались так не просто.
Действительность воспринимая остро,
Порою сам себе ты лютый ад,
Порою рай… А ветки смысла хруст
Пугает крахом, обещая бездну.
Но, яблоки собрав, я не исчезну,
Хоть страхов в ум пророс ветвистый куст.
* * *
На баяне «Катюшу» играет
В переходе, и плазма течёт
Человеческая, и мелькает
Суета воплощённая.
Вот
Нищий, кепку отставив, не чает
На бутылку монеток набрать.
Завершать вечер сладеньким чаем
Многим дадено ль?
Звёздная рать
Не сулит ни атаки, ни страха.
Пень в лучах фонаря одинок.
Кочевание в сторону праха –
Жизнь.
Иного увидеть не смог.
НА СКАМЕЙКЕ
(стихотворение в прозе)
Выползает – именно выползает: медленно, как черепаха – на скамейку у подъезда, садится, ничего не ожидая более, давно вырастившая детей и внуков: о! грех, считает, жаловаться – приезжают, привозят продукты, звонят.
Она сидит, ловя солнечные лучи, смотрит на детскую площадку – больше всего любит смотреть именно на игры ребятишек: таких маленьких, славных, нежных – и воспоминания текут в памяти вяло, как сквозь вату: вот ведёт сынка в детский сад, вот он оборвал там плёнку с двери, нахулиганил, ругала; вот дочка уже пошла в школу, вот свадьбы их…
Соседский малыш возвращается с отцом домой, она улыбается ему, спрашивает, назвав по имени, как дела.
Он смущается, прячется за папу, тот говорит: Ну что ты, сынок? Ответь бабушке.
Он отвечает про сад, хотя слова ещё не чётко произносит.
Она сидит дальше, думая, как всё быстро – похороны мужа вспоминаются вперебив, и, спрашивая его внутренне: Как там? вспомнит громоздкий список собственных болезней.
Она знает – каждый день может быть последним; она сидит, ловит солнечные лучи, любуется зеленью, просвечивающей на золотом свечении, и, не представляя, как может быть устроена потусторонняя жизнь, впитывает каждое мгновенье этой, вполне удачной, как кажется ей.
МОЖЕТ БЫТЬ, ПОЙДЁТЕ ГУЛЯТЬ
(стихотворение в прозе)
Смутно-тягучие, медово не-чёткие фантомы дневного сна, когда солнце конца сентября разошлось настолько, что реальность превращается в августовское продолжение…
На лоджию шестого этажа выходишь поливать цветы, а снега намело, как в одной из историй Мюнхгаузена: можно вылезти с лоджии, и пойти по нему, дойти до обрезанного будто, укороченного соседнего дома; и по летнему одетый седовласый мужчина сажает деревце во дворе, напротив лоджии.
Приглядись: тот самый, что с молодой спутницей, медленно катившей на взрослом самокате, и шустрым мальчишкой шли вместе с тобой и малышом в парк, к прудам, в начале августа, и дети резвились, только что познакомившись на площадке.
Да, да – это он, в спортивном костюме сажает курчавое деревце прямо в снег, а… будешь ли вылезать с лоджии? Пойдёшь ли по синему хрусткому настилу вперёд, в неизвестность, к соседнему дому? Будешь ли просыпаться под сонату медово-виолончельных солнечных лучей, мерно заливающих привычную реальность двора, где торжественно-тополиная осень не позволит улечься снегу, который к тому же и не собирался ещё идти?
Собственно, и не просыпаться даже, а выбираться из тягучей дрёмы, подарившей странные образы.
…в декабре в соседнем дворе гуляли с малышом, вёз его туда на санках, и там, выбравшись из них, он карабкался в гору – таков рельеф двора, гора круто поднимается к тылу общежития, и убелённая до дивного блеска, обещает малышу восторг санного полёта.
Лез за ним, тащил санки, малыш устанавливал их, и — катился; иногда вылетал на неразъезженные залежи, иногда легко врезался в дерево…
Встаёшь, тяжело потягиваясь, зевая, не отдохнувший, но утомлённый дрёмой – встаёшь – уставший от жизни, почти пятидесятилетний, идёшь умываться, а через час надо забрать малыша из сада…
Может быть, пойдёте гулять…
* * *
«Каменный цветок» – большой фонтан
На ВДНХ, играют струи,
Вверх летят, срываются в проран,
С массой вод сливаясь и бликуя.
Впрочем – это выдумка: проран,
Не грозит лучам воды подобный.
Для ребёнка – целый океан:
Пена, брызги, в глубине потоки.
Чрез борта текущая вода —
С выдумкой фонтан-цветок устроен.
Ранняя осенняя среда –
Нежен мир, и явно безусловен.
ДЕВОЧКА УМЕЕТ ТВОРИТЬ ЧУДЕСА
1
Девочка умеет делать
Чудеса – сорвёт цветок,
В птичку превратится тотчас,
Путь её весьма далёк.
Дождь пойдёт – цветными струи
Сделает легко она,
Синяя мелькнёт, за нею
Жёлтая, потом красна.
Что за девочка такая?
Видели её, иль нет?
Просто девочка так хочет –
И идёт навстречу свет.
2
Стихотворение в прозе
Девочка умеет делать чудеса – очень просто и естественно.
Она срывает цветок, и он превращается в бабочку – порхает, переливается лазурно.
Она смотрит на дождь, и струи его начинают переливаться сиренево, оранжево, серебряно.
Девочка берёт жука, и он, ничуть не возражая, становится птичкой, чей полёт далёк, но с высоты она обязательно оборачивается на девочку и чирикает благодарно.
Никто не поверит девочке, если она расскажет про это, а при других чудеса у неё не получаются.
Ничего! Девочка не чувствует своего одиночества, ведь чудеса… вернее, умение их делать, остаётся при ней.
И девочка снова превращает камушки в жуков, а жуков… во что захочется.
ИДЕАЛЬНЫЙ ТЕКСТ
1
Идеальный текст каков, и как
Выстроить в сознании хотя бы?
Свечи смысла, стиля канделябры.
Свет на то и дан, чтоб сгинул мрак.
Выстроится текст, пойдут слова,
Только он не будет идеальным.
Кровь в него свою вольёшь – банальным
Быть не сможет. Это дважды два.
2
Стихотворение в прозе
Идеальный текст, мерцающий в сознании писателя, не становится воплощением, частью яви. Он томит – идеальный текст, содержащий в себе мудрость со стилистической роскошью – если б он появился, воссиял в действительности – его таинственные вибрации стали бы менять сознания людских множеств, выполняя основную функцию литературы: улучшать породу людей.
Писатель… некое собирательное лицо: множество писателей, воплощённые в одном сверх-образе – тщится создать этот текст, испытывая ощущения, что подошёл к нему, вот-вот, он близок, реален…
Да нет, не появится, не суждено сбыться такому.
НЕЧТО БАГРОВО-БУРОЕ
(стихотворение в прозе)
Девочка на площадке кричала: Папа, папа…
Он обернулся – седовласый, скорее молодой дедушка; он обернулся на милую девочку с молодой мамашей, и краем сознанья, на которой уже изливалось нечто багрово-бурое, вспомнил своего малыша, мальчишку, сейчас резвящегося в саду, а дальше шагнул на площадку и протянул руки малышке:
-Доченька, что ты?
Мать посмотрела на него с ужасом.
-Вы…
-Да, да, это же моя доченька, моя маленькая…
Мать кричала о помощи, человека скрутили, вызвали психиатричку, как-то оповестили родных.
В сознанье среди адско-коричнево-багрового полыханья крутилось: Это же моя доченька, моя малышка…
* * *
А поэзия и должна
Быть сложна,
Ибо сложно устройство мира –
Инструмент познанья она
Тайны оного, страшной и милой.
Смерть проста? Неразгаданный код.
Отношенья людей простые?
Метафорики сложный свод,
А под ним – пусть огни смысловые
Зажигаются, чтоб осветить
То, что чувствовать надо и ведать.
И поэзию погубить
Прагматизма не сможет победа.
* * *
Орган мал, но вероятно есть –
Чувствуем громадность надвиженья
Бездны, продолжая пить и есть.
Всё ль в провал уйдёт? различны мненья.
ИЗБЫТОЧНОЕ ПОТРЕБЛЕНЬЕ
1
(стихотворение в прозе)
Некогда получив деньги от родителей за проданную дачу, сумел ловко вложить их, обеспечив себя не большим процентом.
Долгое время спекулировал понемногу всем, чем можно: повидлом, фломастерами, дисками с фильмами.
Имея скромные музыкальные способности, сочинил несколько композиций, но, не сумев их никуда пристроить, махнул на это рукой, и в дальнейшем к музыке обращался только, как слушатель.
Вечно посмеивающийся, но мающийся при этом от скуки – никогда нигде не работал, не делал ничего.
Живя один, стал заниматься своеобразным коллекционированием, натаскивая в свою нору маленькие бюстики, серебряные стаканчики, вилочки, настольные медали, модели машин.
Это и составляло основу его жизни.
Чем не избыточное потребление?
Оно – не обязательно дворцы, яхты, поместья; оно – как сгущенная пустота ничем не заполненной жизни, искривление пространство себя псевдо-ценностями, не способность увидеть в жизни то существенное, что есть в ней, что составляет её ядро…
2
Избыточное потребленье
Не обязательно дворцы.
Оно – сознанья искаженье,
Что не допустят мудрецы.
Есть деньги скромные, не надо
Работать – тащит всё подряд
В нору, любитель шоколада,
Похохотать, безделью рад –
Фужеры, бюсты покупает,
Медали и модели он.
Зачем подобным наполняет
Свою реальность? Обречён,
Раз не работал и не сделал
За жизнь, по сути, ничего.
О, потребленье, как идея
Похуже чёрта самого.
* * *
Мастера не ставший ученик
Мастером отчаянье познает.
Зависти шмат в сердце так велик,
Что и самого его пугает.
Дар был. И терпение. Но как
Вышло, что ничтожны результаты?
Помыслы прослаивает мрак,
А ведь были некогда крылаты.
* * *
Мистерия огня и камня,
Воды, надежды и луны.
Коль ощущаешь – будет славно
Жить… Ощутить бы все должны.
ВОЗМОЖНО?
(стихотворение в прозе)
Общество пустой болтовни, травли анекдотов, пустого трёпа; общество вечно посмеивающееся, столь же пустое, сколь и никчёмное.
Можно представить такую деградацию?
Никто не работает, все проживают некоторый запас, сделанный предыдущими поколеньями.
Никто не читает – ибо зачем умножение непонятных сущностей, когда жизнь дана в трёхмерных объёмах цветов и красок?
Общество бесконечных праздников, ибо если остановиться хоть на миг, придётся задуматься о сущности существования, а это – крах…
Долго ли протянет?
Впрочем, не может тянуть то, чего нет.
ЭНЦИКЛОПЕДИЯ КЛАССИКИ
Совесть, боль, страданья, радость, тени,
Свет, всё в густоте совмещено.
Классика все осветила темы,
Путь не указала всё равно.
Ради эстетического чувства
Остаётся пышную читать.
А зачем ещё дано искусство,
Коли не способно нас менять?
* * *
Заброшенная скотобойня,
И заросли вокруг неё.
Причудливо и беспокойно
Пространство, будто бы несёт
В себе гноящуюся память
О смертном мороке скота.
А смерть кому переупрямить?
Пейзаж тяжёл, как пустота.
* * *
«Бесы» Достоевского не о
Высверке семнадцатого года,
Сущность человека, существо, —
Пусть и через кровь и миф свободы
Осветлялось, через боль и скорбь.
Грамотность всеобщая насущна,
Как любому нужен в жизни скарб,
Как нельзя развесть на свете кущи.
Вертикальное движенье – из
Деревень писатели, учёные
Выходили, генералы в жизнь…
Многие, прекрасным увлечённые,
Жили… Бесы были о другом
Взрыве мощном: девяносто первого,
Об инстинктах алчности: людском
Месиве, где злого масса, нервного –
О либерализме, что ведёт
В искажённом виде к тирании,
О животном, кое верх берёт
В человеке, мысли золотые
И благие убивая: мы
Можем наблюдать сие воочью.
Свет сегодня перепутав с ночью,
Изучив собой оттенки тьмы.
* * *
Брызжейка, мозжечок,
Поэзия, природа,
Хрусталь воды, исток,
Иллюзия свободы.
Людское мясо, в нём
Душа томится… или
Лишь химия при чём
В привычной взгляду были?
Привычное легко
Ползёт гнилою тканью,
Коль смерть недалеко,
И вверена молчанью.
* * *
Мы жили в годы прагматизма,
Его триумф уныл и густ.
А поэтическая линза
Была разбита… слышал хруст?
И всё подмявший, крутобокий
Был равнодушен прагматизм
Ко всем, ещё слагавшим строки,
Чтоб осветлить на каплю жизнь.
* * *
За кривой дорогою – прямая,
За прямою будет карагод
Мыслей, — тонко золотом мерцая,
Он твоё вниманье привлечёт.
Значит и кривой пройти пристало,
Хоть страдал и путался на ней,
Сердце билось вяло и устало,
И смущали суммы серых дней…
* * *
Полосками сереет небо,
Волокна ткутся тяжело.
Но там труды не ради хлеба,
А чтобы было всем светло.
Светло ли мне? Не понимаю.
Взираю праздно в небеса.
Дни я не спешно проживаю,
Чтоб стала жизнь понятна.
Вся.
СКОРО, СКОРО
(стихотворение в прозе)
Тополя нависают над гаражами, над треугольными их крышами, на которые, иногда весело взбираются мальчишки, не беспокоя этим владельцев машин.
Ещё достаточно листвы, хотя сентябрь в финале, но выдался он солнечным, тёплым.
На скамейке сидит женщина, хлюпает носом, другая – нагловатая, крупнотелая, подходит к охраннику важного, за забором здания, обменивается малозначимыми фразами, идёт по направлению к скамье.
-Ну, двинули, — говорит другой, хлюпающей носом.
-Не пойду я, — отвечает та.
-Пойдём, говорю тебе. Не переживай, всё нормально будет.
Та встаёт, но явно нехотя, они идут к подъезду кремового, старого, трёхэтажного, покоем стоящего дома.
В воздухе мерцает напряжение драмы, а весёлые мальчишки вновь забираются, грохоча, на крыши гаражей, и охранник, равнодушно покуривая, гладит на них – не его хозяйство, не зачем гонять.
Финал сентября обнажает деревья – но лениво, отчасти робко… или, давая шанс почувствовать продление лета?
Листья шуршат на дорожках, скручиваются улитками, каких легко раздавить – панцирей нету.
Переходя изо двора во двор, можно почувствовать натяжение случайно увиденных человеческих отношений – от банального крика из окон, до серьёзных выяснений отношений: возле гаражей, на скамейках, по телефону.
О! вовсе не вторженье в чужую жизнь, но ощущение всеобщности руководит наблюдателем: будто и он проживает часть чужой жизни, пропитывается напряжением истовости, тоски, раздора.
Скоро, точно вспыхнув изнутри, засветятся листья разнообразными огнями, и осень станет роскошной, византийской…
Скоро, скоро.
* * *
-Смотрите, я какой листок нашёл!
Учительница улыбнулась нежно.
-Отлично, милый! – Славно, безмятежно
Дан жизни первоклассников глагол.
-Я, Марь Иванна, собрала букет!
Показывает, листья держит в лапках.
Бульвар. В его пределах, будто в рамках
Урока дан прекраснейший сюжет.
Я собирал листву, и каждый лист
Был, как страна на карте над кроватью:
Висела в детстве.
Листьев деткам хватит,
Кленовый красно-рыж, как хитрый лис.
А возраста сколь соберёшь листву?
Опавших лет – она едва ль красива.
Я детское припоминаю диво,
Иду, гляжу на старую Москву.
…и в детство вновь уводит перспектива.
* * *
К другой подходит на скамейке:
-Вставай, идём, что хлюпать носом.
С подругою черноволосой
Идёт к подъезду. Ну, сумей-ка
Со стороны чужую драму
Истолковать! Её банальность,
Её серьёзность – голограмму
Отменит мира матерьяльность.
Мол, мир есть голограмма – физик
Твердит в согласие с буддистом.
А женщина рыдала… Финик
Судьба в своём настрое мглистом
Подарит редко…
* * *
В автобусе везут команду.
На светофоре…
Будто слон –
Велик автобус, варианту
Стоять и ждать доверен он.
И легковушки рядом терпят.
Ручей людской течёт пестро.
А многоцветье – будто стержень
Осенний… Каждый лист: перо
Невероятной птицы, верно.
Саму её не увидать.
Ах, детская прекрасна вера,
Но всем придётся растерять.
* * *
Нагруженный тяжёлой пищей,
Философ вяло говорит.
О состоянье «духом нищий»
Судить еда не повелит.
Халява с Брутом бурно спорят…
Потусторонние слои
В действительность, меняя корень
Её, вольют огни свои.
А впрочем, Брут, как будто, помер…
Но церковь старая стоит.
От мёртвой веры будет полный
Разлад в душе. Она болит.
Философ пировать античный
Горазд, не в моде аскетизм.
Но в Византии слишком личный
Аспект вносила вера в жизнь.
Иль метафизика мерцает
Обманной гранью все века?
Халява карася съедает
Сушёного, тверда рука.
На Вия глянув, Брут отправлен
В страну с названьем «смерть»…
Варьянт
Ждёт свой любого…
Но оправлен
Словесно мысли бриллиант
Всегда…покуда данность длится
Не допуская блеска близко –
Опасен оный, как талант.
* * *
Замок Вальтера Скотта,
Пространственная свобода
Богатства… Тома идут,
Грандиозны напором,
Поколениям многим который
Чести может представить маршрут.
От Роб Роя к Айвенго –
Смелость, гудящая в венах.
Алебарды, луки, мечи.
Для мальчишек важны примеры,
И мечтаний благие сферы,
И тома, от каких – лучи.
* * *
Давно не бравший в руки шашек
В реальности, привычной нам,
Живёт, хотя совсем не страшен
Аферой нынешним годам.
А вы – сыграете с Ноздрёвым?
Он будет жульничать, как бес.
Шутить? Ну да – играть со словом
Нельзя – оно идёт из бездн.
Как мёртвому душой возможно
Существовать? Гляди вокруг.
Без Собакевича так сложно
Вообразить житейский луг.
Чем плох? Достойное хозяйство.
Скукожен Плюшкин, как шагрень.
Но сам не ведаешь, сознайся,
Зачем на свет находит тень.
ПРАЗДНОМЫСЛИЕ
1
(стихотворение в прозе)
Алкоголь странные изломы даёт в сознанье, причудливые.
-А вот слушай, если бы Христу отрубили голову, что – сакральным предметом стали бы топор и плаха?
Хозяин квартиры налил себе и однокласснику, посмотрев на него обалдело.
-Есть такая штука – праздномыслие, знаешь?
-И всё-таки, — он сосредоточенно жевал малосольный огурец.
-Мысль тычется в разные стороны, и не факт, что выйдет она на нужную дорогу, не факт.
А вообще… с исторической точки зрения, это невозможно просто… Такой вид казни не применялся к преступникам, обвинённым в том, в чём обвиняли Христа.
-А мне занятным кажется фантазировать на такие темы… Или вот – где в Ветхом завете о динозаврах, а?
-А… почему там должно быть о динозаврах?
-Ну, мол, там заложена вся информация – о мире, жизни, истории.
-Возможно, в каком-то стихе и можно найти в зашифрованном виде. Просто для развития человечества эта информация не столь важна.
Мысль тычется во все стороны, не давая покоя живущим.
Надмирная империя мысли переливается хрустальными шариками и драгоценными снежинками…
2
-Слушай, а если б Христу
Голову отрубили,
Мы, глядя в высоту,
Топор бы превозносили?
-Что за чушь? – Топору
Что кресту б, поклонялись?
Словесную длят игру
Пустую довольно, жалость…
* * *
Разбросанные детские игрушки,
И в лабиринте между ними ты
Пластмассовые яблоки и груши
Перебираешь, как судьба мечты
Твои, поскольку ты – седобородый.
Залистанные книжицы пестры.
А на пищалку наступил – утробный
Услышал голос пёстрой пустоты.
Над скарбом детским остаётся плакать,
Остатки предстоящего гнетут.
А в детстве даже не боялся падать,
Мол, синяки пройдут за пять минут.
ПРОСТО СОСЕДИ
(стихотворение в прозе)
-Ну, как вы сегодня?
-Знаете, давление пошаливает, а так – ничего.
Их собачки – йоркширские терьеры бегут по траве, ещё вполне летней, густо зелёной, хотя сентябрь диктует правила.
-У меня тоже бывает. Но мне и таблетки не помогают – отлёживаться надо.
-Да, самое хорошее.
Они живут в соседних домах.
Собачки возятся, потом исчезают за кустами.
-Ой, не потерялась бы Джулька! – переживает пожилая дама.
-У вас не убегала?
-Нет, что вы, — они ускоряют шаги. – Куда ей, крохотуле такой…
-Да, не устаю удивляться – такие крохи, а всё понимают, и глядят так, что только сказать не могут.
-Да, да…
У него никогда не было семьи.
Она похоронила и мужа, и сына, погибших в автокатастрофе.
Они встречаются, ходят друг к другу в гости, пьют чай.
Они гуляют с одинаковыми собаками.
Просто соседи.
И пласт трагедии, кажется, общим – будто давит сразу на двоих, с годами чуть слабее.
* * *
Пласты больничных территорий
Изрезанные – сто дорог.
У тётки спрашивает морг –
Всех завершение историй.
Руками машет: Век не знать.
Находит сам: различны толпы.
Конвейер похорон, как знак –
Значенье имет время только.
И кришнаиты тут стоят,
Оранжевый нелепо траур
Глядится…
…ибо снова замер,
Входя в воспоминаний сад.
Сошёл с трамвая – во дворы,
В их темноту ступил, мелькнула
Тень, будто страшные миры
Приоткрывая. Чем подуло?
Под фонарём старуха: глаз
Как будто нет: чернеют дыры,
Рот – будто щель. Уже сейчас?
И волосы вдруг стали дыбом.
Смерть будто видел… Но ведь я
Осенние недавно листья
Сбирал ребёнком бытия.
И счастью не было границы.
Плетутся дуги так и так,
Сереют сумерки осенне.
Субботний наплывает мрак,
Чтоб светом вспыхнуть в воскресенье.
* * *
Талант – стрела, и камень, и репей,
Волчцы вопьются в сложное сознанье.
Писать обязан, не ища своей
Судьбине, как сложилась, оправданья.
Писательский талант – я лишь о нём.
Полёт стрелы, чья цель – земная косность,
И камень смысла, и сожжён огнём
Репей, пробивший жизненную плоскость.
Дом повестей, иль дом стихов – зачем
Построены, когда дома иные
В почёте – в силу будничных систем?
Для нас они родные, ключевые.
Дома литературы для того,
Чтоб души углублялись и сознанье,
Чтоб состраданье знало торжество,
Добро не получало наказанья.
Стрела и камень, дом, в котором свет.
И жизни неудачной силуэт
С надеждой на посмертное признанье.
ВЫГЛЯНУТЬ, ОПЯТЬ ИСЧЕЗНУТЬ…
(стихотворение в прозе)
Пруды в лесопарке – один за другим, расположенные водной гирляндой – мерцали чёрным золотом летом, а осенью отливали зеленоватой синевой.
Когда-то купались тут, потом – запретили, и редко кто лез теперь в воду.
Утки плавали мерно, плавно, вдруг резко погружая головы в воду, ища пищу, добывая её.
С недавно построенных, белевших желтоватой древесиной мостков можно было крошить хлеб, кидать замечательным птицам, но лучше – с забетонированных бортиков.
Корки и мякоть – всё шло в дело, утки плыли к источнику питания, треугольные следы зыбко слоились за ними… Перламутровым изумрудом отливавшие головки селезней мелькали среди серых утиных, иногда возникали утиные конфликты, но хлеб доставался всем, всем… даже крошки не тонули.
В детстве кормил их также, только пруд был в другом парке.
К этим же прудам ходил, неся бремя одиночества, очередной неудачи, разочарования в отношениях с женщиной… Но аура одиночества рассеивалась тут, у воды.
Стоял, смотрел, как едят птицы, и – на воду, вскипавшую между ними, и даже пёстрые картинки жизни уже не перебирал в голове, словно сознание очищалось.
Батон кончался, утки уплывали в разные стороны пруды.
Стоял, глядел на воду, на заросли водорослей: миниатюрный лес, из которого могла выглянуть лобастая рыба.
Выглянуть, опять исчезнуть…
