Жительница дома номер пять по проезду Бонч-Бруевича Тамара Сигизмундовна Прошкина написала на соседа своего, Ивана Петровича Уева, в милицию (или как её сегодня?) заявление, что Уев Иван Петрович, проживающий на втором этаже, регулярно в выпившем состоянии мочится с балкона на территорию перед окнами её квартиры (сама Тамара Сигизмундовна проживает на первом, аккурат под Иваном Петровичем), на которой она, Прошкина, в виду скромности получаемой ею пенсии (девять тысяч восемьсот тридцать восемь рублей сорок три копейки) посадила скромный огородик в виде нескольких грядок овощей, петрушки и укропа исключительно для удовлетворения собственных пропитательских нужд, а не с целью наживы в виде продажи на рынке. «А поскольку выпимши он каждый день, то каждый день и ссыть. Поэтому прошу принять правоохранительные меры для решительного пресечения такого его антиобщественного возмутительного безобразия», написала Тамара Сигизмундовна в конце заявления.
Начальник отделения милиции (или как сейчас её…) вызвал к себе участкового милици… в общем, уполномоченного, Сергея Петровича Кучкина.
— Товарищ Кучкин, разберитесь, — и протянул ему заявление.
— Слушаюсь! – ответил Кучкин. И пошёл разбираться.
Кучкин был из бывших армейских офицеров. Сразу по окончании военного училища, он попал в часть ПВО, надёжно спрятанную от местных жителей и империалистических шипиёнов в бескрайних сопках Забайкалья, и о трёх годах, проведённых в тех сказочных просторах, до сих пор вспоминал с ужасом, содроганием и отвращением. Поэтому когда в армии началась сократительная компания, принял её с радостью, вернулся в родной подмосковный город и тут же устроился в мили… ну, вы поняли куда, на должность участкового уполномоченного. Тем более, что на участковых в городе был постоянный дефицит, потому что эта работа считалась тоскливой и муторной, и идти работать участковыми было мало охотников, а честно говоря, никого. Никого, в отличие от Кучкина. Дураки вы дураки, говорил он мысленно своим коллегам по отделению. Это ж не работа, а прелесть! Никаких тебе перестрелок с рукопашными схватками (хотя в принципе и они не исключались – но только в принципе), никаких погонь и прочих телевизионных постановок. Самые кровавые драмы — мордобои между мужем и женой, или пьяными соседями.
— Гражданин Уев, когда вы перестанете ссать на прошкины грядки? – спросил он прямо и конкретно (армия его всё-таки научила кое-чему полезному).
Уев в ответ сморщил нос. Нос у него был выдающихся размеров. Может, даже под стать своему анатомическому шлангу, из которого он поливал соседкины урожаи.
— А чего такого? – прогнусавил он вызывающе и так же демонстрационно-вызывающе почесал себе кое что.
— Заявление на вас, — пояснил Кучкин, делая вид, что не обращает внимания на его откровенно хамское поведение. После чего раскрыл планшетку и показал заявление.
— Вот же старая пи…, — и Уев произнёс привычное для него матерное слово. – Написала всё-таки!
— А это не её личная территория! – вдруг выкрикнул он, и опять вызывающе. – Это — общественная!
— А на общественную, значит, ссать можно? – усмехнулся Кучкин. Этой язвительной усмешке он научился у командира уже упомянутой забайкальской части, полковника Скуйбейды, когда тот хотел объяснить своим подчинённым, что Москва далеко, а здесь он вам, лядям, и командир, и полковник, и министр обороны, и отец родной, и ваша мать, вашу мать.
Уев задумался.
— Значит, так, — сказал Кучкин вроде бы даже доброжелательно. – Ещё одна такая бумага, — и он потряс в воздухе заявлением, — и вы отправитесь в места, что говорится, не столь отдалённые.
— За что? – глаза Уева расширились и надо бы сказать, что полезли вверх, но они никуда не полезли (над глазами у него был лоб. А лоб это кость. А на кость не залезешь. Она у Уева была гладкой как коленка).
– За обоссатие – и на нары? Гонишь, начальник!
— А-а-а-а, вот оно, значит, что, — сочувственно кивнул Кучкин. – «Начальник», значит. Значит, торчал? По какой статье?
— Ничего я не.., — тут же малодушно сдал назад Уев. – Просто так вырвалось. Случайно.
Кучкин смерил его долгим цепким взглядом. Этому взгляду он тоже научился в бескрайних забайкальских сопках. Таким взглядом там отпугивают волков, медведей, оленей и злых таёжных духов. Уев от взгляда уменьшился ростом и помертвел. Может быть, он и был тот самый дух.
— Всё поняли? – участливо спросил Кучкин. Уев затравленно кивнул.
— Ну, вот и ладушки, — великодушно произнёс участковый. – А штраф я вам всё-таки выпишу. Завтра, в десять часов, явитесь в отделение. А пока счастливо здравствовать. — и заученным жестом вскинул раскрытую ладонь правой руки к виску….
Он вышел на улицу и посмотрел по сторонам. На душе было легко и почему-то даже весело. Хорошая всё-таки у меня работа, подумал Кучкин. Никаких сопок. Никаких медведей. Никаких скуйбейдей. Надо вечерком в «Василёк» зайти, пивка попить. Можно даже и остограммиться. А что такого? Участковый не человек, что ли?
