Все течет, все меняется: время, порядки, законы.
Не стараюсь, но жив, программируя сон и уют.
В храмах божьих, как встарь, прихожане целуют иконы.
А зачем? Прихожане, увы, никогда не поймут.
Жизнь как жизнь – и бранят непогоду и книги.
Все затвержено так, что словам уже невпроворот.
Огнеперстым пинцетом срезают надкорку с религий,
только Ветхий Завет все равно – не ответ, а отвод.
Обветшала любовь, стеариново тают пророки.
Каплет светоч очей со свечи, как моча сифилитика.
Жизнь как жизнь. И набили оскомину строки
об Адаме и Еве, зачатье и фиговых листиках.
Шлют мольбы и поклоны исконно-посконным иконам.
Бывший «опий» становится опытом. Странный каприз.
Только опыт любви, обернувшийся страшным уроном,
станет колкой стрелой, ядовито нацеленной в жизнь.
Ты пройдешь мимо храма, где нынче, как видно, молебен.
И толпа лобызает иконы надменных святош.
«Ну, к чему это все? Есть ли что-либо в мире нелепей?» –
спросишь тысячу раз, но ответа, увы, не найдешь.
Только липа-плясунья, потворствуя лжи вековечной,
сирой клушкой всплакнет, забегая тебе наперед.
Будет миг – словно мир: непонятный, живой, бесконечный,
но и Новый Завет все равно – не ответ, а отвод.
Не подчистишь себя под Пророка, Христа или Будду,
будь они хоть сто крат и святы, и на вид неплохи,
если так и не веришь в возможность спасенья и чуда,
ну, а в будничный день не вписать ни псалмы, ни стихи.
