Филармония вселенских смыслов,
Где органы сто вторых небес
Звук сгущают, до предела чистый в
Моцарта симфонии чудес.
Арфы леса летнего прельщают —
Где ещё подобные леса
Звукопись в пространстве растворяют?
Световые дарят полюса?
Солнце солнц едва ли представимо.
Скрипки лет торжественно поют.
Зло нелепо, или даже мнимо —
Есть одной гармонии уют.
Пьяный на скамейке спит, забывши
Рифмы золочённые, поэт.
Вы его не обижайте, вы же
Не поймёте слов священный свет.
Ангелы на флейтах и виолах
Исполняют музыку судеб.
Снег. Мороз. Занятий нету в школах,
И безделья очень сладок хлеб.
Музыка всеобщности роскошна —
Вот Египта партия, вот Рим.
Жалко, чистым духом невозможно
Стать, раз плотский людям дан режим.
* * *
На ослице и в одежде бедной,
Бос в Ершалаим въезжал Христос.
Он розарий из духовных роз
Разводил, чтоб сумасшедшей бездной
Всё не стало в мире…
Как хорош
Выезд папы и его прелатов!
Жизнь чрезмерно сытых и богатых,
В сущности, гнилой горох…
Грядёшь
Вновь Христос, иль нет? Давно прошло,
Минуло средневековье… Ныне
Легче ль нам в прогрессе? Тяжело
Было сыну Божьему в пустыне.
* * *
Уиклифа читает Гус,
Своей судьбы ещё не зная.
Громада церкви — страшный груз
Для душ… Бесчисленные знаки
Об этом точно говорят.
Но верит Гус покуда в церковь, —
Сад оной, а совсем не ад!
Но… внешне дорогое малоценно —
Необходимо всё менять.
Громоподобный церкви голос
Не сможет правду Гуса смять,
Хоть смерть в огне есть жуткий полюс.
* * *
-Не знаете, где озеро, смывающее внешнее?
-На обратном пути, как царство покинете здешнее.
Но это страшно, учтите… — Что ж.
Ныряют многие, а вынырнешь, на кого похож?
На чудище, что из Босха изъяли,
Иль на гнилой горох… Вы такими стали
Пустым своим мечтаньям благодаря.
То есть — ныряли зря.
То есть внешность от жути вас защищает —
Жути сути своей, которой никто не знает.
Всё же некоторые ныряют, надеясь на чудо.
А я рисковать, пожалуй, не буду.
* * *
Мать отца и бабушкой назвать
Мальчуган не мог, сеть отношений
Тяжела и сложно разобрать
Мальчику нюансы соплетений.
К матери своей водил отец,
Спрашивала под конец: Хоть любишь
Чуточку меня? и, молодец,
Врал, иначе хлипкий мир погубишь.
А отца любил чрезмерно он.
Много лет спустя вдруг стало жутко:
Как нужна любовь! иное — фон,
Но ведь и любовь — как чья-то шутка.
* * *
Я паломник-рыцарь, из крестового
Едущий похода… Герцог наш
Был убит, а нрава был сурового.
Много шло нас, будто горный кряж
Двигался невыносимо-длинный.
Рвались в небо лагерей костры,
Были реки, берега их глиной
вылеплены. А мечи остры.
И пейзажи разные мелькали,
А потом вставали города.
Лили кровь свою, однако, брали
Мы их. Но едва ли навсегда.
Много я видал. Глаза устали,
Жёсткой стала, как доска, душа.
Умягчу молитвою? Едва ли —
В прошлом жизнь совсем не хороша.
Еду и молюсь. Церквей не мало,
Только плохо поняли Христа,
Если кровь, чернея, заливала
мир, где попиралась высота.
* * *
Избивает Валаам ослицу,
Видящую ангела: не зрим.
И ослица перейдёт границу
Плоти, — и телесности режим
Нарушая, сообщает волю
Яхве Валааму… Путь легенд
Дан по человеческому полю, —
Редкие лучи прозрений-лент,
Толкованья многие… Картины
Прошлого на масляных холстах.
Речь ослицы, полагаю, длинной
Не была, коль не о пустяках.
* * *
Как по каналам лодка — меж
Сугробов двигаешься мерно.
Звон в воздухе, и цвета беж
Закат, и отливает медно.
Зима подходит к рубежу,
Коль верить вести календарной.
Иду, и на дома гляжу,
Мороз — шикарный и кошмарный —
Всё специфической одел
Мерцающей белёсо дымкой.
Глагол мой сильно постарел,
жизнь коли оказалась длинной.
* * *
Закатом лес окрашенный мелькает
В окошках электрички. Погляди —
Кармин и бронза будут впереди,
И медь расплавом по листве стекает.
Алмазный высверк с охрой совместив,
Промчались быстро сосны, дальше снова
Палитра неба созидает миф
Роскошный, как жизнь давшее нам слово.
* * *
В этом ракурсе — святой,
В предыдущем был преступник.
Диалог с самим собой —
Спуск по траурным уступам.
Как махал мечом, и как
Разорял купцов проезжих.
И сквозь слишком плотный мрак
Щелевидно свет забрезжит.
Как парение узнал,
Столь немыслимого свойства.
Золотой небес металл
Усложнённого устройства.
Словно тянущие вниз
Гири — прошлое движенье
Жизни…
Но иначе жизнь
Видно с облаков паренья.
* * *
Трижды отречение Петра
Демонстрирует низину
Человеческого вещества.
Факелы в саду… Объём шатра
Неба, даровавшего картину
Жизни. Свет, рождающий слова.
Трижды отрекающийся — так
Прорицанье исполняет страшно,
Чтобы дальше слово несть. Оно —
Разгоняющее общий мрак, —
Криво будет понято. А башня
Высоты не отрицает дно.
К 75-ЛЕТИЮ ПОДВИГА АЛЕКСАНДРА МАТРОСОВА
1
(стихотворение в прозе)
Подвиг Александра Матросова…
Некогда описанный чуть ли не во всех изданиях, посвящённых Второй мировой, покрытый официальным глянцем, ныне воспринимается по-другому.
Ныне — когда самопожертвование не вызывает ничего, кроме кривой ухмылки, а героизмом считается самообогащение любым способом; ныне, когда прагматизм настолько закрепостил сознания сограждан, что из крепости этой не взглянуть пошире.
А вы попробуйте всё же, господа: ибо способность к подвигу одна из отличительных черт — человека от животного.
Ибо самопожертвование выше прагматизма — как небо выше болота.
Ибо лучше иметь хоть какие-то идеалы, чем смеяться над самим этим понятием.
Пусть за идеалы и приходится умирать.
2
Плоть пулемёт из дота разорвёт,
Простреленный герой — умрёт Матросов.
Был подвиг. А теперь посмотрят косо:
Всё в брюхо ныне: кто теперь поймёт
Героя? подвиг нынче — богатеть
Любой ценой, все способы подходят.
Понятье «вечность» — глупое, а смерть
Так далеко. Нам глянца мир угоден.
В какую щель загнали мы себя?
Над жертвенностью хохотать горазды.
Мол, и страны — та, что была судьба —
Сегодня, как нелепость, несуразна.
* * *
Клубни тел исторгнуты из почвы
Жизни, битва ярою была.
Стрелы не всегда разили точно,
Но различны смертные дела.
На Пелопонесской и на Первой
Мировой по-разному грома
Гибели звучат, — иные нервы
У людей.
Духовные дома
Разные весьма в пластах не зримых.
Если код истории война,
Жизнь даётся из невыносимых…
Но ведь есть иная глубина —
Дерзновенье мысли и паренье
Вдохновенья есть круговорот.
В этом оправдание — и реянье
Световых высот.
* * *
Ты думаешь Бог там?
Он здесь, — храм строишь даром,
Коль деньги стырил — хам,
Бандит, другим кошмаром
Став… Тут Бог! Коль в себе
Не понял — жил напрасно.
И дело не в судье,
Которому всё ясно.
* * *
Шарик, бегающий яро,
Красное мерцает ярко,
Чёрное глядится зло.
Выиграть нельзя, однако
Повезло мне раз в Монако,
Я ушёл, мне повезло.
Всё отслеживают в разных
Казино, — из несуразных
Тем: обогатиться в них.
Шарик, бегающий яро,
Проигрыш, как тень кошмара.
Скорбен проигравший, тих.
* * *
Через горбатый мост заснеженный
Змеятся провода — черны.
Стоят фургоны… Вряд ли нежное
Кино грядёт, как снег и сны.
Пьют кофе люди, что снимают
Довольно грязный сериал.
А под мостом изображают
Привал бомжей, убог и мал.
Проходишь, смыслом удручённый,
В котором вовсе смысла нет,
На жизнь поэта обречённый,
Никем не признанный поэт.
* * *
Ковров роскошные орнаменты,
И сласти нежные, как сон.
Восток своей громадой манит, и
Жестокость с лаской в унисон
Звучат; звучат стихи и казни.
В застенке воду пьёт палач.
…а жизнь любая непролазна,
Хоть смейся, хоть молись, хоть плачь.
* * *
Нутро Троянского коня,
Герои, чьё вооруженье
Значительно. Оттенки дня.
Троянцев воодушевленье.
В один всё разлетится миг!
Советский мальчик возит пальцем
По парте — дерева язык,
Себя по временам скитальцем
Вообразив, он учит: вот
Троянский конь, большие стены.
О! Троя! но она падёт
Известно это несомненно.
Звенит тугая тишина,
Раз мальчик вызван, — станет страшно.
Урок не выучен. Война
Из мифов рухнула, как башня.
Со школой — мука и кранты.
Как греческие светят мифы.
Был мальчиком когда-то ты,
И строил стены против мира
Обыденного, как урок,
Презревши школьные уроки.
Как проигравший одинок,
С сознаньем сложным, как узоры.
* * *
Лось на ветку с хрустом наступил,
Лопасти рогов другую сбили.
Крупный лось, как сгусток многих сил,
И в глазах дрожат лесные были.
Лось на край выходит леса: вдоль,
Как река, шоссе, чернея, вьётся.
Неясна реки подобной роль,
Но блестяще маслится на солнце.
-Глянь-ка, лось! — брат говорит сестре.
-Вижу! — Пролетели и забыли.
Лось к себе вернулся: лес добрей
Для него любой возможной были.
* * *
Какие были инструменты?
Откуда дерево везли?
Но доски гладкие, как ленты,
Крепили люди, как могли.
Конь громоздится так искусно,
Чтоб не видать с троянских стен.
И мастерам не будет грустно
Совсем.
Уже и на ноги поставлен,
И к туловищу голова
Приделана. А кто прославлен
В грядущем будет, и слова
Услышит вечности — безвестно.
Герои ждут. И боги ждут.
Олимпа каменная бездна,
И плотников упорный труд.
И жизнь, какую не представить,
Как звёздный корм, иль путь пути —
Мы в зрелой обитаем яви,
А к молодой ключ не найти.
ЛАНДСКНЕХТ
Летописцем бургундского герцога
Было слово употреблено.
Стало сильно известно оно,
Жизнь наёмника! — мяса и перчика
В ней полно… А костюмы пышны,
Рукава, шляпы с перьями… Здорово!
Меч двуручный, как пахарь войны,
Смерть, расплавив не зримое олово,
Всех зальёт. Что ж, ландскнехты, гуляй!
Будешь смелым -изведаешь рай!
Ах, ни слова о нём, ни полслова о…
* * *
Крупа и соль, хлеб и вино —
Из каталога серых будней.
Мечтания ушли давно,
И не томили сердце будто.
Разводишь грусть свою в вине,
А голод утоляешь кашей.
Хлеб с солью поутру по мне,
И дела нет до муки вашей —
Извечной вашей суеты,
Погони за деньгами вечной.
И дни мои весьма просты,
Хоть жизнь не получилась веской.
* * *
Кто шахматы расставил так,
Как сумрачной судьбе угодно?
Играть с ней? иль она, что танк
Раздавит, коли так удобно
Ей двигаться? Играй пока —
Ведь шахматы получше танка.
Какого человек полка?
Из неудачников я. Так-то.
…вдруг представляешь: хохотал
Хам над отцом лежащим, пьяным.
Бывал я пьяным, окаянным,
Цвет плыл в глаза кроваво-ал.
Как рано умер мой отец!
Ассоциации ветвятся,
Надоедают, наконец,
И, не спросясь, опять слоятся.
Ковчег огромный на воде
Невероятного объёма.
В мозгу сойдётся, как нигде,
Всё, что угодно… Из обломка
Фантазии цветы растут.
С судьбою в шахматы играешь.
А облак за окном раздут,
На что похож? и сам не знаешь.
* * *
Сколько в небо ни гляди —
Ближе вам не станет.
Боль, застывшая в груди,
Медью резко грянет.
Грани яви изучив,
Будешь ли доволен?
Хоть ещё покуда жив,
Смертью сильно болен.
Сколь оружием горда
Нищая держава,
Столь почувствуешь — беда
Всюду: слева, справа.
И не спрятаться в себе
От ударов жизни.
Фиг не показать судьбе,
Все попытки лживы.
Даром смотришь в небеса —
Ничего не ясно.
Мраком затянулась вся
Жизнь теперь ужасно.
* * *
Промысла крюки и камни,
Раскалён его песок.
Те, кто быть должны бесславны,
Славы вброшены в поток.
Трон, как пышный гроб, на оном
Некто, чей копытный стук
Назван музыкой законом,
Что проколет ум, как сук.
Промысла благие нити
Раз хотя бы ощутить,
И в событие событий
Боль свою оборотить…
* * *
Луна не больше пятака,
Иль ангелов круглы полёты.
Размол, какой даёт тоска
В сознанье, не подскажет — кто ты…
Ребёнок коммуналки из…
Дом старый, дворики уютны.
Наигрывает нечто жизнь,
Но всё-таки едва ль на лютне.
Подросток, книжный лабиринт
Какому интересней яви.
Поэт, свой громоздящий Рим,
Но в неудачи дан оправе.
Луна, которой дела нет
До тяготы воспоминаний,
И до бессонницы, что бред
Рождает из узлов страданий.
* * *
Ещё февраль вибрирует в мозгу,
Хоть марта ныне делается дело.
Действительность пока ещё в снегу,
Земли закрыто, даже плотно, тело.
Но солнце имет праздничный окрас,
Лучи сочатся, обещая нежность
Весны — она придёт для всех для нас,
Отменит холод, мрак и безнадежность…
* * *
Снег искрой каждой дарит звёзд
Великолепное мерцанье.
Поэта прорифмован мозг
Картиной сложной мирозданья.
Так, дети и поэты зрят
Реальность — с космосом союзной,
И всё им — серебристый сад
С не зримою златою музой.
* * *
Доброе у малыша сердечко —
Всем «нельзя ругаться» говорит.
А смеётся так легко, беспечно,
Будто видит сад, где нет обид.
* * *
Поп, исходивший много троп,
Седой и старый, много видел.
От суммы разных катастроф
Бывало Бога ненавидел.
Срывался в бездну пустоты,
Опять входил в реальность веры.
Он — это он. Ты — это ты,
Различные узнали сферы.
ПИПИН КОРОТКИЙ
О миропомазанье своём
Сыну Карлу повествует папа.
Интереснее тому при том,
Как под сарацинским был огнём.
Палкой машет, меч сегодня палка.
О! Пипин короткий знал войну,
Будто соляную жилу сути.
Государство знал, его казну
Пестовать необходимо. Судит
Бог различно разную вину.
Одеянья пышные и двор.
Каменные города и замки.
Трусость на войне — всегда позор,
И души изнанка.
Храбрость в код истории войдёт,
Или нет, коль он стремится к свету?
Множественность яви кто поймёт
Целостно, свою лишь зная ветку?..
* * *
Чёрт знает чем набита голова!
Огромный веер пестротой играет.
Из Босха ракурс резко возникает,
В проран летят оглохшие слова.
Картины, знать которые не мог,
Составленные из фрагментов смысла.
Взвихрён реинкарнации поток,
И указуют место грешным числа.
Иллюзии, в которых муляжи
Вдруг начинают действовать, играя.
И грани отмечают рубежи,
И шарики летят, чернея, грая.
Сознанье осветлить до ключевой
Воды не получается, не пробуй.
Небесный пласт мерцает золотой
Над вечною землёю крутолобой.
* * *
Жрецы в державе Сасанидов
Подразделялись: важен был
духовный рост… Я много видов
Из прошлой жизни позабыл.
Ремесленники, ювелиры,
С Китаем связи… Шахиншах
Владеет половиной мира!
Так значится во всех умах.
Поэт и астроном расчёты
Проводит, посвятив стихи
Тому, как золотятся своды
Миров, что очень далеки.
Войска всегда к войне готовы,
Почти всегда идёт война.
Отчасти: новые не новы —
В любых повторы — времена.
* * *
Поломанный балкон, труба —
Мо ней когда-то лазил к Светке,
Немного отгибая ветки.
Не поженились. Не судьба.
Вот на скамеечке сидит,
глядит в окно и вспоминает.
Мальчишка с пудельком гуляет,
Собачка за мячом бежит.
* * *
Живое с не живым
Соседствует, условны
Границы: зыбкий дым,
Чьи ракурсы неровны.
Алхимии виток,
Отправивший в былое
Сознания поток,
Но нет нигде покоя.
Душа горы куда
Значительней, чем ваша!
Иллюзия — беда,
Её ж златая чаша.
Поднявши камень, брось.
Гляди — живое солнце,
Любуйся оным, гость —
Как здорово смеётся!
* * *
Солнцем залит балкон и полкомнаты,
А другой половине вполне
Сумрак нравится… Многое ль понял ты
Из реальности? что тут в цене?
Только в капсулу спрятавшись, можно
Пережить ставший данностью бред.
Нечто рвался постичь. Только смолкло
Столь томившее множество лет.
Солнце марта — разлитое злато,
Сумрак ближе теперь и родней.
Сколь пространство собою богато,
Столь всё меньше предложенных дней.
* * *
Корни похожи на крону.
То, что внизу, просто тень
Света… Избыток тем
Жизни, коль вверен закону
Оной, позволит едва ль
Мудрость понять изумрудную,
Словесно весьма не трудную —
Не проверить истинность, жаль.
Корни похожи на
Крону, со смертью спутана
Жизнь — ибо дело минутное,
В сущности коли, она.
* * *
У дождика душа легка —
У водного у мотылька,
Мелькнувшего в лучах, и — нет.
Живых алмазов чудный свет.
Фантазии! нет у дождя
Души! узнаешь погодя,
Врастая в зрелость, и т. п.
Но… улыбается тебе
Дождь, серебрясь, играя, мил.
…и в детства возвратишься мир.
* * *
Подарили нам свободу,
Но забыли объяснить,
Как ей пользоваться надо,
Чтоб людьми, достойно жить.
МЕРОВИНГИ
Длинноволосых королей
Династия — благословенья
Знак волосы: и чем длинней,
Тем глубже яви разуменья.
Средневековое постичь
Едва ль кому-нибудь сознанье.
Что дадено войны опричь?
Даны различные мерцанья:
Градостроительства, и проч.,
Архитектура храмов, мощно
Пиры звучащие… И прок
От прошлого заложен в том, что
Анализируем его —
Триумфы, жизнь обыкновенную,
И Меровингов вещество
Уж влившееся во вселенную.
В ЛЕСОПАРКЕ
(стихотворение в прозе)
-Даже последовательность стихов в подборке имеет значение…
-Как?
-А вот так! Если яркое, пышно сделанное, но не глубокое стихотворение поставить рядом с медитативным, идущим вглубь, но внешне не броским, второе потеряется. Тогда надо начинать подборку пышным, а завершать самоуглублённым, и их цветовая гамма организует своеобычный круг, внутри которого хорошо разместятся другие стихи…
-Да ну…
-Что да ну? Ты хочешь заниматься тем, о чём не имеешь ни малейшего представления! Не чувствуешь слов, не понимаешь, что каждое имеет специфический окрас, и поместить чёрное рядом с зелёным, значит загубить последнее…
Давно публикуется.
С детства горит поэзией; полагал, что к пятидесяти уже перегорел, но… стихи продолжают рождаться, закипать, выплёскиваться на бумагу, или поля монитора.
Второй — мелкий спекулянт с творческими амбициями — человек лёгкий, не глубокий, посмеивающийся: что-то пытается сочинять, громоздя первые попавшиеся слова…
-Ты пихаешь первые попавшие слова в немыслимом порядке, имея смутное представление о размерах, о поэтической эмоции…
-Да ладно тебе!
-Слушай, так не интересно. Лучше повествуй о своих продажах что ли…
Когда-то учились в одном классе.
В школе особенно не общались — так, постольку поскольку…
Встретившись раз — уже не молодыми — стали иногда перезваниваться, ходить гулять.
Мелко ссорились по пустякам…
И вот — идут мартовским днём по лесопарку, снег скрипит и дорога блестит, как намасленная, и поваленное дерево, укрытое неровным снежным одеялом, привлекает внимание одного из них — в мозгу которого начинает ветвиться дерево стиха, пока другой болтает о купленном-проданном…
* * *
Дождик — водный мотылёк,
Чьё порханье драгоценно.
Замечательный полёт,
Радостный, что несомненно.
Завершится — ясно вам? —
Быстро — никаких иллюзий.
Выйдешь в сад, как входят в храм,
И спасибо скажешь музе.
ДНИ ПРОДЛИЛИСЬ
1
Двор из любимых проходил,
И ухнуло на верхотуре,
Рванулся, резко отскочил,
Был осторожным по натуре.
Сорвался с крыши крупный пласт
Льда, в пыль хрустальную распался.
Страх, резко начертавший план,
В сознании шагренью сжался.
Секунда жизнь решила — так
И неожиданно, и странно.
Зимою март в России стал
Давно, когда весна желанна.
Шёл дальше человек, в мозгу
Воспоминания крутились.
Над речкой замер на мосту —
Не замерзала.
Дни продлились.
2
(Стихотворение в прозе)
Хряснуло, грохнуло пушечным выстрелом прямо за спиною, и осколки саданули — но не сильно…
Чуть согнувшись, отскочил, нервно глянул вверх: с крыши многоэтажного, старого дома, мимо которого так любил ходить сорвалась льдина, рассыпалась в хрустальную пыль, меньше, чем в полуметре от него…
Думал — свернуть сюда, возвращаясь домой, или пройти иным путём? Но любил этот двор, где столько играли с малышом на площадке, любил обходить дом, стоящий огромной буквой Г, и — пошёл…
Двигался дальше, представляя, что могла бы сегодня оборваться его жизнь — такая маленькая, такая привычная, шёл, вспоминая, как полчаса назад разговаривал с торговцем нумизматом, зайдя купить очередную монету, как тот, эмоционально чрезмерно, рассказывал о поездке в Германию, на аукцион, и, как, не плохо зная монеты, поддерживал с ним разговор, внутренне завидуя: вот бы мне заниматься этим…
А был он литератором — пожилым, не слишком успешным.
Стоял, ждал зелёный свет, глядя на мчащиеся мимо машины, на знакомый участок такой любимой улицы, и льдинка воспоминания таяла в мозгу, чтобы остаться колючей крошкой: мог бы погибнуть сегодня.
* * *
Игрушечный, красивый парабеллум
Из детства… Много линий параллельных,
Так детство длится взрослости твоей
В пандан — хотя давно и завершилось,
Игрушка в планах мозга отразилась,
И промелькнуло несколько лучей.
А есть ли взрослость? с точки зренья старости
Она — как детство. Выявленье самости
Своей закончено. И скоро спать.
Март снегом изобилен, как обычно.
Теперь уже всё в жизни так привычно,
Что пробужденья хочется опять.
