“486”
Компьютер был старый. Он до тех пор честно служил верой и правдой своим хозяевам, пока не появились новые, более совершенные модели. С ними он уже не мог тягаться и теперь мирно доживал свой срок. Но он не был пенсионером, нет. Два раза в неделю в офис приходил курьер и печатал на нем какие-то свои очень важные документы. Счета, счета-фактуры, акты сдачи-приёмки… Компьютер был счастлив, что, несмотря на возраст, вносил свою посильную лепту в общий вклад. А ещё иногда к нему приходила маленькая девочка — дочка стройной светлоглазой женщины, сидевшей напротив. Коллеги часто обращались к маме девочки по разным вопросам, и компьютер никогда не видел, чтобы та была с кем-то неприветливой. И когда она улыбалась, компьютеру почему-то казалось, что она улыбается только для него одного. Он, наверное, был немного влюблен в неё. Так, как могут любить механизмы. И поэтому, кода она включала его, он гудел чуть оживленнее, чем обычно. Затем женщина усаживала ребёнка на колени, и они вместе составляли слова: ОКНО, ЦВЕТОК, ВОРОНА. Девочка звонко смеялась и била по клавишам маленькими кулачками: ЯК/&!ЖБ. Компьютеру тоже было очень весело, и он радостно мигал своей зеленой лампочкой. И даже патлатый дизайнер, хотя компьютер сильно мешал ему, также лицемерно поддакивал. Дело в том, что задняя панель упиралась ему прямо в плечо, и он постоянно чертыхался в своём закутке, когда время от времени натыкался на неё. Ещё его раздражали провода, вечно »болтающиеся» под ногами. В конце концов, он возненавидел компьютер.
— Какой прок от этого металлолома!- громко ругался он. – Тем более что всё равно он практически не эксплуатируется.
Но директор был непреклонен. С компьютером его связывали давние воспоминания.
Дизайнер приходил и сердито плюхался в кресло. Честно говоря, он был плохим работником. Часто опаздывал на работу, часами тайком сидел в Интернете, а его проект оказывался всё более и более несостоятельным.
Компьютер однажды стал невольным свидетелем его телефонного разговора. В помещении никого не было и тот, не стесняясь в выражениях, орал в трубку.
-Зарплата? Да какая здесь к черту зарплата! Слезы! Работой загружают выше крыши, можно сказать, живу здесь, а наш главный баран вечно недоволен. Разве в этой долбаной стране ценят классных специалистов, ты слышишь? Надо валить на запад, Лёха! Аллё…
В дверь вошла тётя Нюра с ведром и тряпкой.
— Аллё, Лёха. Ну лады, давай. Ещё созвонимся… Пока.
Дизайнер быстро собрал свои вещички и, наскоро ответив на приветствие тети Нюры, выскочил вон.
Уборщица приходила каждый вечер и всегда после её ухода царил идеальный порядок. Может она была педантом, но даже кактусы на окнах расставлялись строго по росту. Компьютеру всегда было почему-то немного грустно в такие моменты.
А четвёртые ПЕНТИУМЫ матово поблескивая жидкокристаллическими экранами начинали оживлённые дискуссии. Эти умные высоколобые машины могли с легкостью обсуждать и технические параметры авианосца, и новую прическу секретарши в свете тенденций современной моды. До всего им было дело. У многих из них были далёкие заокеанские приятели, с которыми они ночами напролёт общались по »мылу». Но никто и никогда не пытался заговорить со старым компьютером. Уж ему-то было что рассказать молодёжи! Один раз он попытался, но они просто предпочли не заметить его. Знакомства не получилось. А ведь когда-то всё было совершенно иначе.
…Сияющий директор внес в офис (не в этот, в другой: попроще и победнее) большую картонную коробку. Затем он торжественно извлёк из неё абсолютно новёхонький компьютер.
-486 ПЕНТИУМ!- гордо заявил он — Самая современная версия! Круче не бывает.
Восхищенные сотрудники сгрудились вокруг него, и каждый старался потрогать (как давно это было!) »навороченный» процессор. А компьютер разглядывал их, радуясь, что будет жить в таком замечательном коллективе, с такими замечательными людьми. И потом он никогда не предавал их. Не барахлил по пустякам, не капризничал. И даже когда его нечаянно уронили на пол, выдержал, не сломался.
Все надежды и стремления директора были известны компьютеру. Бизнес- планы, таблицы, финансовые прогнозы — всё это он бережно хранил в своей памяти. А однажды директор все утро сочинял признание. Вскоре после этого на пальце у него заблестел желтый кружок…
Это утро ничем не отличалось от всех остальных. Контора постепенно заполнялась народом. Последним, как обычно пришёл дизайнер. Злой, не выспавшийся, с красными глазами он источал непередаваемое амбре перегара.
— Что Санек, никак поддал вчера? — весело окликнул его полный сисадмин.
Тот что-то невнятно пробурчал и уткнулся в монитор.
После обеда в комнату заглянул заместитель директора – энергичный усатый мужчина. Он подошёл к столу дизайнера и спросил:
— Ну что Савельев, как у нас проект двигается? Что-то слишком много нареканий на тебя в последнее время. А тут как раз заказчики позвонили, интересуются. Сроки-то заканчиваются. Так что сними камень с души, обрадуй чем-нибудь.
-…Та-а-ак — через десять минут протянул замдиректора — Ну-ка давай быстренько ко мне.
Он развернулся и стремительно вышел. Савельев обреченно двинул за ним.
Назад он не вернулся.
Уже ближе к вечеру секретарша по »страшному секрету» сообщила, что его уволили и ей поручено подготовить приказ.
Тетя Нюра уже заканчивала уборку, как вдруг в дверях появился …дизайнер. Уборщица видно ещё ничего не знала и встретила его дружелюбно.
-Что Саша, никак забыл чего?
-Д-да тёть Нюра, б-блокнот.
Женщина пригляделась внимательнее.
-Да ты никак выпимши, Саш?
— В-все нормалек. Я вот ещё только почту электронную отправлю.
-Ну ладно. Я пока соседний кабинет уберу. Но ты Саша поторопись. Мне потом ключ от него на проходную сдавать.
-Д-договорились. А ключ вы вообще-то сможете потом сюда повесить .
-И то ладно. А то беда с ними с этими ключами. Потеряешь, а потом с тебя стоимость целой двери вычтут.
Когда уборщица ушла, Савельев, воровато озираясь, закрыл замок изнутри. Он зачем-то запустил главный компьютер и нетвердой походкой подошёл к своему креслу. Достал початую бутылку и сделал изрядный глоток.
— В-вот гады. Думают, они самые крутые. Но я им покажу. Век будут помнить Сашу Савельева!
Он пьяно захихикал и вытащил из кармана дискетку.
— Счас. Я вас заставлю подрыгать ножками. Хана вам всем. Лёха, он свистеть не станет. Тут такой вич! Все полетит к чертовой матери! И никто ничего не докажет. Всё шито-крыто!!!
Он привстал, его немного повело, и он зацепился за »486».
— У-у, тварь — выругался он и заметил, что тот находится в рабочем режиме. Маленькая девочка, уходя, забыла выключить его. Мстительное выражение появилось на лице дизайнера. Он ухмыльнулся.
— Вот с тебя-то мы и начнем. Ты ведь у нас старичок не подсоединён к сети. И-ик. А это будет несправедливо, если ты не будешь наказан.
Он обошёл стол и вставил дискету в щель.
Компьютер испуганно посмотрел на него и ничего не мог понять.
Потная ладонь легла на мышь.
-Щёлк, щёлк, щелк…
Потянулось томительное ожидание.
— Ну давай быстрей, — цедил сквозь зубы Савельев и нетерпеливо барабанил по спинке стула.
Вдруг компьютер всей своей электронной душой почувствовал, как в него вливается злая неведомая сила. Он натужно захрипел, стараясь предотвратить неумолимую боль.
И всё понял.
Дизайнер пришёл, чтобы убить его. Чтобы он превратился в жалкого беспомощного инвалида, не разумеющего более четких команд. И та же участь ждет остальные компьютеры!
Загрузка окончилась.
-Так, — послышался удовлетворенный голос. — Ну а теперь сервачок.
Рука потянулась к кнопке.
Компьютер с трудом пришел в себя. Как же так! Нельзя, чтобы умные машины погибли. Нет он не допустит этого! Ведь это его мир, часть его Я!
Компьютер напрягся изо всех сил.
-Вот чёрт! Заело тебя что ли!
Дизайнер никак не мог получить дискету обратно. Он постучал по панели. Потом ещё сильней. Снова несколько раз нервно потыкал в кнопку. Но всё было напрасно. Дискета не выходила.
Шепча проклятия, дизайнер опять приложился. Отхлебнув, он с ненавистью глянул на процессор. Взгляд стал бессмысленным и жестоким.
В руках появился складной нож. Он начал с остервенением крушить дисковод. Пластмассовые щепки полетели во все стороны. Но компьютер мужественно терпел и не выпускал дискету. Лишь его лампочка забилась, словно мотылёк в огне. Ничего не добившись, Савельев со всего размаха кинул процессор на пол. Он уже ничего не понимал, а только рычал от бешенства, выбивая защитный кожух. Наконец, это ему удалось.
Поверженный »486» безумно страдал, чувствуя, как с мясом выдираются его провода, рушится хрупкая начинка. Как же ему было больно! От боли он бы заплакал, если бы умел. Всё можно было бы закончить в один момент. Отдай он дискету.
»Нет, нет, нет» — воспротивилось всё его существо, и он держался, держался, держался… Ради себя, ради других, ради воспоминаний.
Вот он стоит на самом видном месте, и весеннее солнце ярко светит сквозь приоткрытые жалюзи. Юная светлоглазая девушка весело смеётся кому-то по телефону, а директор, хмуря брови, старательно делает вид, что ничего не замечает. Пока ещё нет маленькой девочки, но она скоро придёт в этот мир. Компьютер это точно знает. Каждой своей клавишей он помнит прикосновение их пальцев…
…Уверенных мужских…
…Нежных девичьих…
…Щекотных детских…
Чьи-то жестокие и беспощадные стали выламывать его материнскую плату. Кто-то громко стучал в дверь. Слышались встревоженные голоса охранников.
-Всё. Я больше не могу. Прощайте…
Дискета бесшумно выехала наружу и в ту же секунду сердце компьютера хрустнуло под каблуком.
Директор и его заместитель стояли перед обломками.
-…Этот мерзавец хотел напоследок запустить нам вирус, представляешь! — с возмущением выкидывал в пространство слова заместитель, нервно теребя пуговицу на пиджаке. — Все бы наши базы данных, все договора, бухгалтерия…- всё коту под хвост! Да слава богу не успел! И представляешь, на самом полном серьёзе утверждает, что в этом ему помешал вот этот самый ветеран. Врёт, наверное.
— Нет, не врёт, – ответил директор. И глядя на то, что осталось от »486», тихо добавил: — Я всё понял. Спасибо, брат…
А на улице гуляли нарядные прохожие и никто из них даже не догадывался, что на свете бывает такая любовь.
ТРИКОТАЖНЫЙ ЗАЯЦ
В магазине, на полке стоял трикотажный заяц. Я уже не помню, сколько он стоил и какого был цвета, впрочем, это и не важно. Важно, что, когда моя дочка увидела его, то сразу полюбила с первого взгляда.
-Хочу зайчика! — пискнула она и уставилась на него своими восторженными глазками-бусинками.
Я как раз в это время закончил ругаться по мобильнику с женой и только раздраженно отмахнулся. Подхватив дочку за ладошку, я потопал в хозяйственный отдел, где надо было срочно купить насадку на водопроводный кран, взамен лопнувшей.
-Зайчик, зайчик… — плакала за моей спиной дочурка, перебирая ножками, обутыми в маленькие валенки.
Она всё оборачивалась назад, но сердце мое было неумолимо.
Я был зол на жену, на весь белый свет, в том числе и на эту проклятую насадку, так некстати прохудившуюся. А тут ещё дочка ноет про какого-то зайца.
…Прошло три года. С женой мы развелись, она тут же с кем-то сошлась и уехала в другой город. Помню, как, провожая их, я стоял на перроне и смотрел, как плачущая дочурка протягивает ко мне ладошки и что-то кричит. А другой дяденька, точно так же, как я тогда в магазине, неумолимо вносит её от меня в вагон.
С того дня многое, конечно, что изменилось, но я до сих пор не могу простить себе, что не купил тогда своей малышке того трикотажного зайца.
МЫШОНОК
В одной маленькой квартире жил маленький мышонок. Старушка, хозяйка квартирки, подкармливала мышонка остатками своих скудных обедов и так они и жили себе помаленьку. Старушка почему-то не боялась мышей, и это было странно. И вообще, старушка сама по себе была странной. У нее не было никого из родных, никто никогда не навещал ее, и из-за этого самым близким на свете существом для нее был мышонок. Она часто разговаривала с ним, но он ничего не понимал, а только глядел на нее своими блестящими глазками и время от времени постукивал по полу своим длинным хвостиком. Старушка принимала это за согласие тому, что она говорила и продолжала свои нескончаемые повествования. Жизнь она прожила долгую и поэтому сумеречные зимние вечера всегда были наполнены ее тихим неторопливым говорком. Ничего особо интересного в тех монологах не было. Так себе — обрывки воспоминаний, короткие встречи и короткие расставания, какие-то незнакомые лица, полустершиеся портреты. Мышонку это было совсем не нужно, но он видел, что это все значило для хозяйки и поэтому прилежно сидел на своем месте и слушал, слушал, слушал… Так продолжалось примерно полгода. Потом старушка умерла. Просто легла спать и не проснулась. Так бывает со старыми людьми. Но мышонок этого не знал и как обычно вечером пробежался в свой уголок. Просидев там положенный срок и, не дождавшись своего обеда, он убежал обратно в щелку. Ничего, один день можно и потерпеть. На следующий вечер повторилось то же самое. Но мышонок уже довольно-таки проголодался и поэтому просидел дольше обычного. Ничего. Он тихонько пискнул, пытаясь привлечь внимание старушки. Без ответа. Хозяйка даже не шелохнулась, словно его, мышонка, и не существовало. Он пискнул громче. Даже тени не пробежало по взбитому одеялу. Однако сегодня опять ничего не будет. Мышонок на всякий случай почистил мордочку и поплелся к себе. Еще один день прошел впустую. Через неделю мышонок вконец отощал, но все так же упорно каждый вечер тащился к своему посту в надежде, что хозяйка наконец-то встанет, кинет ему хлебных крошек и все пойдет по-прежнему. Мышонок уже стал скучать по тому ежевечернему неторопливому бормотанию, к которому он прежде так пренебрежительно относился, хотя и не выказывал этого. К тому же голод все сильнее давал о себе знать и, наконец, он не выдержал. В первый раз в жизни он самовольно забрался в буфет и подчистую сгрыз оставшуюся в хлебнице ржаную корочку. А больше там ничего и не было. Старушка была бедная, и пенсии ей едва-едва хватало только на самое необходимое. Она бы даже не смогла прокормить и котенка. А вот мышонка, еще куда ни шло. Вот поэтому она и не боялась мышей. Потому что совсем одной плохо жить на свете.
