Апокалипсис

Николай Сухомозский

 

Выкидной нож от зэков

Фирма, в которой я после развала СССР очутился, поставила в исправительно-трудовую колонию усиленного режима (учреждение Н-240), находящуюся в Ивделе Свердловской области, цистерну хлопкового масла. И я должен, оформив соответствующие документы, добиться скорейшего перечисления денег.

На вопрос, далеко ли это от Екатеринбурга, местные ответили:

— Северная часть северного Урала – за Денежкиным Камнем, не доезжая до Полуночного.

Встретил меня на вокзале заместитель начальника учреждения Н-240 Николай Ядрихинский на УАЗике. Холодрыга – даже в машине – ужасающая: термометр показывает минус 37. По дороге в гостиницу интересуюсь, слили ль уже хлопковое масло, нет ли недостачи?

– Какой там слили?! – округляет глаза майор.

– Как так? Ведь железная дорога за простой сдерет три шкуры! Масло окажется золотым…

– Так сделать ничего нельзя!

– Почему нельзя?! Что это значит?!

– А то, что растительное масло из-за мороза превратилось в подобие сливочного.

– Не может быть!

– Еще как! Перекусим и поедем смотреть вместе. Мы сами не знаем, что делать. Немного его наколупали через горловину –  и все.

Наскоро завтракаем и отправляемся на железнодорожную станцию. Вот и злополучная цистерна смотрит на нас …закопченными боками.

– Вы что, пытались масло разогреть?

– Да!

– А вы знаете, какой штраф теперь кому-то из нас придется за подобную самодеятельность платить?!

– Уже знаем! Но платить не придется, – успокоил меня майор.

И пояснил:

– Мы тут все –  в одной лодке, так что всегда идем друг другу навстречу, независимо от ведомства, в котором трудимся.

Карабкаюсь на цистерну. Действительно, растительное масло на 37-градусном морозе превратилось в некий комбижир. Какое там слить? Топором разве что вырубить.

– Что же делать? – с тревогой спрашиваю сопровождающего.

– Ждать потепления!

– А когда оно будет? – поеживаюсь я от едкого, словно серная кислота, ветерка, несмотря на то, что одет в приличный тулуп.

– Это одному богу известно! – философствует майор.

– Вылетим в трубу! И вы, и мы!

– Не бойся, как минимум, застрянем!

– Может, есть возможность загнать цистерну в какое-то депо, чтобы отогрелась? – не оставляю я надежды на скорейшую разгрузку.

– А что, это идея! – радуется служивый моей находчивости. – Как мы сами не догадались?! Поехали в гостиницу, я звоню железнодорожникам –  и дело в шляпе.

Вечером – а он здесь наступил около 14.00 – майор пригласил меня в гости. В коммерческом ларьке (и сюда, по сути, на зону, предприимчивые ребята добрались!) купил я бутылку ликера, коробку конфет – для хозяйки и детей. И отправились на его служебном «козле» к нему домой.

Квартира майора лишь ненамного отличается от камер, в которых сидят зэки. Бедность, если не сказать — убогость. Теснота. И никакого, как сказала его жена, просвета впереди. И добавила:

– Не удивляйтесь, все мы тут – заключенные! Разница лишь в том, что преступники мотают срок по приговору суда, наши мужья – по приказу, а мы, супруги, – добровольно. Вот только детей жаль: они отчего страдают?

Надрались мы с хозяином изрядно. Провожая меня к подъехавшему УАЗику, который должен был отвезти гостя в местный «отель», майор сунул мне в руку изготовленный зэками и конфискованный во время очередного шмона выкидной нож.

С горечью заметив:

– Других сувениров у нас нет. Да и детских игрушек – тоже…

1992 г., Екатеринбург – Ивдель.