Я говорю, и голос тонет мой
В тебе, любовь моя, как будто в море…
Да, голос тонет, но душа моя
Выходит из тебя, как Афродита
Из вод морских – на берег жизни новой.
Хоть я не знаю, как зовут тебя,
Но знаю, что зовешься ты – Любовью.
Как это имя на тебя похоже!
У имени «Любовь» – твои глаза,
И тот же губ изгиб, и тот же голос,
И тот же аромат, что у тебя…
Как я хотел бы написать портрет,
Изобразить твое живое имя!
Но не могу. Ведь ныне имя это,
Что я шепчу как гимн, как заклинанье,
Как трепетную песню, как молитву,
Творит творца – из прежнего меня.
Но был ли я, пока тебя не видел?
Нет. «Человек» – синоним для любви,
Обретшей плоть, движение и голос.
Да, ты – любовь. А я – я голос твой.
И я тебе вовек не изменю,
Как этот ветер не изменит небу,
Как морю не изменит пенный вал,
Хотя и припадет порой устами
К чужим, ему неведомым стопам…
Тебе я верен, словно голос – слову,
Ты мне, как слово – голосу, верна.
Пусть говорят: «Ты выпита другим»!
Нет, я один тебя до капли выпил,
Как чашу драгоценного вина,
И до краев отныне пуст – тобою…
И ты– ты тоже выпила меня:
Так чаша пьет того, кто припадает
К ней жаждущими, влажными губами,
За каплей – каплю, за глотком – глоток,
И стала мной полна – со дна до края!
Но знай: мы оба выпиты любовью,
Той, что мы пьем устами друг из друга,–
Любовью, вечно жаждущей людей,
Голодных до любви – и ненасытных.
Любовь – талант, доступный лишь Танталам,
Талант не насыщаться никогда
И в этом находить и жизнь, и счастье.
Я жажду счастья, значит, я – живу,
А коль насыщен, значит, мертв навеки.
Так я твоей свою умножу жажду,
Свою любовь помножу на твою.
На щеки — губы. На лицо – глаза.
На тело – душу.
И любовь – на счастье.
Я в степень неба землю возведу
И корень извлеку из этой жизни,
Который именуется – Любовь!
Я, возведенный страстью в степень счастья,
Весь мир возьму и разделю его
На бесконечность радости любовной,
И знаю я: от этого деленья
Любовь моя безмерно возрастет.
Любовь размером с жизнь мою и смерть.
Но нет… любовь – размером с человека.
Нет, с это небо. Нет, размером с вечность.
Нет, даже больше – с ночь моей любви!
Размером с сон, в котором ты мне снишься.
Мы вместе спим. И сон наш – это храм,
в котором вечный брак мы заключаем.
Свидетели нам – небо и земля,
Ночь и луна – друзья, светляк – прислуга,
Любовь же – наш единственный священник.
Я, может быть, сейчас женюсь во сне
На сновидении своем туманном…
Женюсь во сне – проснусь холостяком!
Мы жизни глубину измерим снами,
А высоту любви измерим явью.
Явь – это сон, который вся планета
одновременно видит сотни лет.
Сон – это явь, что каждому доступна
В той одиночной камере души,
Где жизнью спрятан он от всех напастей.
И мы всю жизнь себя из снов лепили,
Как будто бы из глины, и в итоге
Могильной глиной стал искусный скульптор,
А глина, как художник, ожила.
Но все же я забрасываю в море,
В морскую глубину моей любви,
как эхолот, свой одинокий сон,
чтоб уловить во тьме моей любви
чуть слышимое в бездне эхо счастья.
Когда бы ты была могильным склепом,
Я умер бы, чтоб вечно быть в тебе.
Когда бы ты была самою смертью,
Хотел бы заразиться я тобою!
Когда бы ты была постом церковным,
Я день за днем постился бы тобой,
Пока от голода бы не скончался.
Но ты – любовь.
Но ты – любовь моя.
И я тобою овладеть не властен.
Ты – солнце. Ну, а я? Лучистый свет.
И тесно жить тебе в душе моей,
Как солнцу – в его собственном сиянье.
Ты говоришь: «Сложилась жизнь сама
Так, что не можем мы найти друг друга»…
Сам складывается, может быть, цветок,
Иль, например, под ветром лист бумаги,
Когда наметит складки кто-нибудь…
А судьбы складываются против воли –
Сложились ты и твой жених в семью,
Сложились тысячи семей в народы,
А страны – в человечество. Но все же
Мы веруем сложенью обстоятельств,
Не зная, как сложится наша смерть,
Хотя ее мы складываем сами
Из жизни, как поделку – из бумаги.
С тех пор, как ты покинула наш мир,
В моих глазах навек застыли слезы,
Но нет! Я ложь сегодня говорю! –
Глаза застывшими слезами стали,
И по щекам слезинками стекает
Расплавленное зрение мое…
И я не вижу, как восходит солнце,
Как разбегаются лучи над миром,
Как тысячи мельчайших светляков…
Но знаю я одно, мой друг, одно:
Восход с закатом – братья и друзья:
В обоих наша кровь алеет жарко.
И кровью жаркой гибнущих влюбленных
Жизнь салютует смерти на восходе.
Смерть салютует жизни на закате.
И небо вечно салютует нам…
В смерть уходя, ты подтолкнула в жизнь
Меня, – так в пропасть сталкивают с кручи, –
И я с тех пор мчусь в бездну за тобою
С твоею смертью наперегонки.
Как жизнь моя твою обгонит смерть,
Так совершится истинное чудо:
Жизнь полетит вдогонку за любовью
Быстрее времени, быстрее смерти,
Быстрее света, крови, мысли, зренья…
Но все же медленней моей любви!
Дано мне тело, может быть, затем,
чтоб раньше времени не ощутить
мучений ада обнаженным сердцем.
Да, тело — это просто баррикада
меж человеческой душой и адом.
Как улица, огромной баррикадой
Весь мир поделен на два тупика,
И мы ведем глухие перестрелки –
Словами, рифмами, делами, жизнью –
Укрывшись за нагроможденьем дел,
Житейской суетой, пустою скукой
От смерти, что идет на нас войной…
Безумья жизни и безумья смерти
Стократ страшней безумие войны.
Любовь же – это синий небосклон,
Сияющий лазурью бесконечной
Над всеми баррикадами вселенной,
Над войнами рождений и смертей.
