Снега плёнка тонкая порвётся
Солнечными пальчиками. Май.
Ожидали золотого солнца?
Снег пошёл, изобразивши край
Бреда – занемогшая погода,
Не помочь, не вылечить её.
Бело-зелена теперь природа
Старого двора. Других ещё.
Солнце разошлось – и в тыщи пальцев
Раздирает плёнки снега. Так.
В лето всё ж куда приятней падать,
Чем в зимой тебе известный мрак.
* * *
Живут весёлые глаголы
Со мной и траурные то ж.
Порой в затеянной погоне
Их ничего не разберёшь.
И траурный, представ весёлым,
Раскроет зонтик просто так.
Ну а весёлый вдруг из квёлых –
Дурак, ему кричат, дурак.
И кружится неразбериха
На протяженье многих лет.
Я спрятался б туда, где тихо,
Да не найти подобный лес.
* * *
Сад под снегом – в мае волшебство
Нежно-кристаллическое это
Жизни ощутить вам вещество
Даст иначе. Снег – союзник света.
Зачарован сад. И тополей
Кудри убелило сединою.
На дорожках соль. Однако с ней
Суп не сваришь, как нельзя – с бедою.
И на снег взирая, удивлён
Пожилой хозяин сада сильно.
Будто циферблат иных времён
Даден, ибо снег идёт обильно.
* * *
Банкир врёт пролетарию – мол, ты
Имеешь средства производства в частной –
Пила и молоток, над ними властный,
И трудишься, давно презрев мечты.
Прибавочной не производишь, мол.
А я, банкир, над оловом не властен
И нефтью, нанят я – таков глагол
В действительности моего участья.
И краснобай и словоблуд опять
Обманывает, красноречьем ловок.
Мол, не зачем реальность изменять.
А к правде путь необычайно долог.
КОЛХИДА
Колхида – ярусы садов.
Дома белеют благородно.
Дворец сияет бесподобно
Огромной чашей для богов.
Колхида – тайна, сгусток сил.
Дракон, в пещере стерегущий
Руно. Ясон, собой рискующий.
Некрополь. Белизна могил.
Из мифа город – и другой
Реальный. Дети у фонтана.
Кораблик – поздно или рано –
Ручной перевернёт волной.
* * *
Сквер, иссечённый суммой
Дорожек – вверх и вниз.
И малышу рисунок
Их открывает жизнь.
Легко на самокате
Лететь, хотя и миг.
А счастья детке хватит
На целый пёстрый мир.
У помощи у скорой
Свои дела, стоит.
Труд нужно-невесёлый
Врач истово вершит.
И стал малыш, и смотрит
Не понимая на…
Как будто опыт входит
В жизнь, хоть мала она.
* * *
Меч для внутренней работы
Мир Христа собой несёт.
Есть реальная свобода
Или, словно миф, живёт?
Много человеку надо,
Это трупу ничего.
Что с алчбою нету слада
Хуже, думаешь, всего.
Меч работы над собою
Столь не многим по руке.
Как с духовною алчбою
Плыть по вечности реке?
ДВА СЛОВА О МЕДЕЕ
Колдовству обучена, слои
Знала – обитаемые духами.
Знания использовать свои,
Многими отмеченные думами,
В пользу собственную не могла.
А когда пошла на это – будущее
Исказила, влюблена… Светла,
Тяжела… Познала карму ту ещё.
Так хорош Ясон, что не отвесть
Взора. Настоящее смертельно.
Честь героя – будущему лесть.
Жить не получается бесцельно.
Уплывают корабли. Сия-
ет Колхида. Было то, что было.
В массе элементов бытия
Всякие теряют силы силы.
* * *
От колесницы до кареты
Путь пролегает на века.
Плетут истории сюжеты
Таинственные облака.
И громоздятся, усложняя
Слоение своё они,
Определяя (может, зная?)
Грядущего цветные дни.
МИГИ
(стихотворение в прозе)
Лесопарк – зелёная, лиственная сумма – взбирается на холмы, спускается в низины, скатывается к реке, какую перекрывают деревянные мостки; утки с лёта садятся на воду и пенные треугольники, возникающие за ними, быстро растворяются в общей коричневатой массе воды.
Малыш стоит у замшелого пня, он нагибается, выбирает камешки с земли, подбирает мелкие палки, кидает в воду.
-Бульк, — говорит он на каждый всплеск.
Отец за его спиной, придерживая мальчишку за капюшон курточки, улыбается.
Утром, когда вышли, было прохладно, неделя, хотя и майская, играла дождями со снегом, и белел он на зелени, контрастно подчёркивая капризы природы; и вот воскресенье разошлось солнечным светом, делающим листву золотой, лёгкой.
Мальчишка выбирается из травы на дорожку, посыпанную мелким песком, и они идут с отцом в сторону моста; электричка пролетает, грохоча, и дома многоэтажно возвышаются над дворами, многолико – вернее, многооконно – глядя на детские площадки, так влекущие малыша.
* * *
Окривела беда, пострадала
От людской не-любви и тоски.
Побродила по свету немало,
Почитала людские стихи.
Кто беду пожалеет? Сякую
Отовсюду готовы прогнать:
Мол, без этакой просуществую,
Мне её неохота встречать.
А – имеет значенье, поскольку
Вам о смерти забыть не даёт.
Ибо жизнь равноценна посольству
В мир непознанных смертных щедрот.
Только гонят беду постоянно,
И о смерти нам думать – тоска.
Нам беда – чёрный ужас и рана
От ненужного жизни стиха.
* * *
Отвалилась от шкафа филёнка,
Старый, книжный, велик, что собор,
Был таинственным он для ребёнка,
Был для юности – книжности хор.
Для стареющего человека
Воплощенная память о том,
Как он прожил полвека.
Полвека –
Толстый, листанный многажды том.
Не приклеишь филёнку, и старый
Шкаф насуплен, серьёзно глядит.
Всё же добрый. И верить в кошмары
Не велит.
ЦАРСКИЙ ЛАБИРИНТ
Малышу кажусь большим и сильным
Я – растерянный по жизни, слаб,
Сочинительством весьма обильным
Съеден, суммой сложною силлаб.
-Папа, подними! – малыш лопочет.
И – на горку поднимаю я.
Царский лабиринт судьбы упрочен
Каждым днём, в любом дана своя
Завитушка – та, что усложняет
Долгое ветвление судьбы.
Лабиринт, раскинутый корнями,
Все проходим – веселы, грубы,
Нежные… И потому – он царский.
Вновь меня зовёт играть малыш.
Свет лучится майский – щедрый дар сей
Крики не отменят, равно тишь.
* * *
От пчёлки крохотная тень
Перемещается по травке.
От мира ждёшь едва ли травмы
В такой уютный майский день.
Созвездья денные листвы
И листья солнечного света
Совмещены в узлах главы
Прогулкой данного сюжета.
Сколь многое совмещено
В сознанье сам не понимаешь.
Дня изучая волокно,
И грана смысла не теряешь.
* * *
Жизнь на алтарь литературы –
Который весь в крови и страшен –
Ты положил, познав её структуры,
И в небеса стремленье башен.
Зря положил? Не то со смыслом?
Уже и сам не понимаешь,
Когда строку сознаньем чистым
Из ниоткуда извлекаешь.
ТОПОСЫ
В парке солнечной модель системы,
Пустотелые шары планет.
Малыши средь них играют – тем и
Счастливы. И ярок в мае свет.
Топос – это место, коль буквально
Слово перевесть. А место – знак.
Точка, где придётся жить. Банально.
Но банальность – вовсе не пустяк.
Малыша отец сажает ловко
На Сатурна кольца. Рад малыш.
Засмеётся – колокольчик словно
Серебром легко нарушит тишь –
Ибо малолюдно утром в парке.
Мощные развилки тополей –
Топосы ворон… А вот и парни
На велосипедах вдоль аллей
Мчатся… Наслоятся впечатленья.
Сколь культурология густа,
Столь свободно будет воскресенье
От культурных интуиций. Так.
(Рифмы корневые, усечённые
Чередуя, вырастишь ли плод?).
И листва мерцает золочённая,
Избавляя сердце от забот.
В парке солнечной модель системы,
С папой от неё идёт малыш.
И играют на дорожках тени –
Им играть едва ли запретишь.
* * *
Жизнь, как оказия писать стихи.
Дом выселен, черны провалы окон.
Разрыв насколько жизненных волокон
Пугает? Будто приступы тоски…
На верхнем этаже под ветром куст
Взрывается, не покидая крышу.
С редактором поэт встречался, плюс
Поэту обрести так сложно нишу
В реальности… И вот: стоит, глядит
На куст, на окна чёрные, пустые.
И мир ему опять писать велит,
Картины предлагая не простые.
* * *
Закрученное вкруг своей оси
Оливковое дерево ветвисто.
А если листья рассмотреть, как лица,
В поток судьбы вмещённые? Они
Страдают, и ликуют, и т. п.
Речения коры замысловаты.
И… могут ли понятны быть тебе,
Когда себя едва ль расшифровать ты
Способен… Ствол, что корень, разветвлён.
Оливы, мир несущей, вид роскошен.
И сводами текущий небосклон
В оливу, как во всё, частичкой вложен.
* * *
На экране яви проплывают
Облака, собой меняя свет.
Тени сероватые смущают
Человека, ибо он – поэт.
Дом поэта редко будет весел,
Внешне он, как правило, убог.
Звуковой оснасткой многих песен,
Счастлив ли кораблик? Одинок?
Облака плывут, и дом поэта
Тени заполняют, тяжелы.
Их на свет переправляет – это
Суть стихов, их крепкие узлы.
ЧЕТЫРЕ ГОДА СПУСТЯ
(стихотворение в прозе)
На крыльце недавно отстроенной дачи сидели, и пахло чудесно – сосной, летом, травами…
Картошка была сварена в печурке, пристроенной около крыльца: временное явление; и ржавая труба её, покривившаяся, рыже-оранжевая, поднималась к ветвям яблонь.
Муж открывал тушёнку, жена смешивала её с пюре; и было изобильно зелени, огурцов, помидоров, а хлеб нарезан толстыми ломтями; и, конечно, муж стал выпивать понемногу, мечтать, говоря о разном… об очень разном; а беременная жена не столько слушала, сколько вглядывалась в себя…
Четыре года спустя чудный малышок, — не представляли, как он будет выглядеть – деловито заходит по скрипящим ступенькам на крыльцо, и, дотянувшись до дверной ручки, открывает её, чтобы войти в дачный дом за машинкой.
И отец глядит на него, вдруг вспомнив тот обед с женою, и думает, что вот – малыш уже живёт за него: очаровательный, милый малыш, ибо вектор жизни бесконечен, и быть пожилым отцом также сложно и замечательно, как быть малышом.
* * *
С щекой распухшей тётка, криво
Идущая, и сивый дед.
В метро какая перспектива?
Скорее выбраться на свет.
Сей тощ, верёвочка ни дать-
Ни взять, сей борова потолще.
Сопят и кашляют опять
Вокруг – в мясной, телесной толще.
Се – мизантропия, не то
Социофобии причуда.
Очкарик в стареньком пальто,
И тётка, будто жира груда.
Любить людей в час пик? Да тут
Из щели вытащи святого
От ненависти взвоет, труп
Любви узрев. А может – слова.
Такие мысли… Лучше ни-
каких, скорей бы путь свершился.
Как хорошо, что вводят дни
Меня не часто в плотский мир сей.
* * *
Как и зачем устроен лабиринт,
Который жизнью мы обозначаем,
Не знаем, посещая мир и Рим,
И сущности всего сознанья краем
Касаясь…
Ветви детские опять
Припоминаешь, будто коды смысла.
Кентавров так у моря повстречать
Хотелось, но желанье годы смыло.
От юношеских планов ничего,
Как от коллекций детских, не осталось.
И разочарованья вещество
Мозг разъедает. Вместе с ним усталость.
Но всё же ходы лабиринта мне
Достаточно порою интересны.
Хотя в иных, запутанных вполне,
Намёком часто проступала бездна.
…ЧТО НЕ ГРОЗИТ ВОСПОМИНАНИЯМ
(стихотворение в прозе)
Из бокового ответвления речушки выбирал речную траву – маленький, сосредоточенный, упорный.
Наматывал её на руку влажным, многоструктурным хвостом, вытаскивал, тянул по песку, где оставался сложный след.
Он воображал себя взрослым.
Он представлял себя пиратом и китобоем одновременно.
Он трудился, мечтая; и золотая игра великолепных шаров переполняла фантазию…
Вспомнишь потом – действительно взрослым, изрядно отведавшим жизни, седобородым; вспомнишь – такой же упорный, сосредоточенный, а внутренне – маленький ребёнок.
Или это: пикник взрослых у той же речки; расстеленное пёстрое покрывало, на котором изобильна снедь, открываемые бутылки, великолепный шум веселья.
Были ещё мальчишки?
Взгромоздился на большелобый, с высверками серебристыми камень, воображал себя победителем, могущественным и сильным, а нога скользнула вниз – навстречу обжигающей, пронзительной боли: кто-то из ранее пировавших разбил о камень бутылку…
Крик вился лентами — будто до сих пор они клубятся в сознанье, кровь текла густо, не останавливаясь, и пикник взрослых свёлся к твоей пульсирующей боли…
Упорство осталось, а страх боли сильно отощал – что совсем не грозит воспоминаниям…
