Козлы перевёрнутые возле
Дома, третий день они лежат.
Вид с балкона, дождь разводит воды,
Будто разбивает водный сад.
Отсыревший двор, грустят, как будто
Тополя, упёрся в козлы взгляд.
Небо в сумерках довольно буро,
Будто там и поместился ад.
ОСЕННИЕ ЛИСТЬЯ
(стихотворение в прозе)
Шуршали осенние листья в парке, переливались, играли золотисто, светили багрово – раздранные флаги Византии, или старинные карты, не потрафившие вздорному князю – и мальчишка, ещё не способный на такие ассоциации, брел по листве, наклонялся, поднимал тот листок, другой.
Он собирал их в букеты, нёс, разглядывая прожилки, и, вспоминая географическую карту, повешенную над его кроватью, думал, что когда-нибудь объедет весь свет – обязательно объедет.
Пожилой, в котором живёт тот мальчишка, бредёт по осенней листве, иногда наклоняется, чтобы праздно, без мечтаний поднять тот, или иной листок, и, подержав немного, отбросить; бредёт, гуляя в том же парке, и, вспоминая детскую мечту, усмехается криво…
* * *
Ветви, как прожилки. Взгляд с балкона.
На листках прожилки вспомню я.
Грает одинокая ворона
Во дворе земного бытия.
Докури. Припомни ноты детства –
Собирал осеннюю листву,
Будто клочья кадры – мыслил дерзко:
Я покину милую Москву,
И увижу мир… Не получилось.
Больно хороша была листва.
Лето ныне сильно прослоилось
Холодом, погода не права…
* * *
У церковной брешутся ограды
Платьями торгующие тётки.
-Я тебя убью! – и волны яда
Влиты в летний воздух. Это чётко
Ощущаешь.
Праздная прогулка
К дому, где живал в прозрачном детстве.
Поворот и вектор переулка,
И картины, данные в наследство.
Как сбегал по лесенке когда-то,
В булочную мчался за полоской
Вкусною, с вареньем, сочной, плоской…
…мелочи, мне данные богато.
Не зачем бродить – однако, бродишь.
Словно и не вырастал, несчастный.
Опыт копишь, постоянно копишь,
Ну а над накопленным – не властный.
* * *
Крепости выстраивают в небе
Облака, играя белизной.
Что катары знали, знать и мне бы,
Тяжесть ощущения земной
Жизни легче б стала, вероятно.
Крепостям не сдаться никогда.
Ветер их разносит, но обратно
Восстановит пышная среда.
Впрочем, знанье к счастью приведёт ли?
Нету оснований для мечты.
Пред грозою небеса замолкли,
Низверженье вод увидишь ты.
* * *
В дыре провинциальной Ленин
На площади. Раствор тоски,
Разлитый в воздухе бесценен,
Как старого отца стихи.
Жизнь в капсуле не зримой – эту
Как ни хоти, не расколоть.
Ничем не приближает к свету
Томящая, как ноша, плоть.
Спор будущего с прошлым. Карма.
И розовые небеса.
И судеб заурядных камни,
На коих смертная роса.
* * *
Мускулатура человека –
Грамматика физиологии.
А до всеобщего ковчега
Дойдут ли, дорастут ли многие?
Физиология, чьи дебри
Затягивают постоянно,
Нам посулит едва ль шедевры,
А жизнь без оных окаянна.
Мускулатура человека
Сама шедевром выдаётся.
Понять, постичь развитья вектор
Насущно – золотой, как солнце.
* * *
Жила сначала на четвёртом,
Ей ногу отняли потом.
Болезнь жизнь может сделать скорбным
Явленьем. Дворик за окном.
Она жила потом на первом.
Она певицею была.
Но голос потеряла в нервном
Расплаве стресса. Сколь жила
Воспоминаньями? Не знаю.
В тридцатых знаменита. Так.
К ней молодёжь ходила. Знаки
Былого, отвергая мрак
Ищу, дом обходя роскошный.
Я жил в нём первых десять лет.
Ребёнком счастлив был, и можно ль
Сказать, зачем уходит свет,
Когда взрослеешь? Мама с тою
Певицей связана родством.
Дом будто говорит со мною
О чём-то важном и большом.
И я хочу в него вернуться,
Что невозможно, как нельзя
Увидеть детство, обернуться:
И вот оно.
Мечтаешь зря.
* * *
Явленье завершится антиподом
Своим – за бурей будет тишина,
За жизнью смерть, с её неясным сводом,
Мерцающая тайной глубина.
За светом – тьма, за нею свет собою
Опять займёт реальность, коей нет,
Но видимость её дарует то и,
Что освещает денный, пышный свет.
ЯНТАРЬ И ЗОЛОТО
Янтарь и золото. Цвета
Похожи. Золото прельщает,
Когда всю жизнь питался щами
И хлебом, выла нищета,
Прельщает золото: его
В душе не выплавил я — грешный:
Режим не позволяет здешний,
Навязывая торжество
Материальности слепой.
Как дыба – жизнь вне смысла, знаешь,
Не понимающий на кой
Во всём искал намёки, знаки.
Янтарь прозрачен, вместе он
Приятен плотностью своею.
Отчаиваться не резон,
Рассматривая, как идею
Прорыва, жизнь. Прорыв куда?
Подняться к небесам порывы
Отменит общая среда.
У речки заросли крапивы
Вдруг вспомнишь: явно ни к селу,
Ни к городу… Такая ноша…
Янтарь и золото. К столу
Писательством привязан. Тошно
И радостно: одно в одно.
Жизнь – что корейское изделье:
Шар в шар вмещённый: костяной
Любой, с резьбой.
И не сумел я
Узреть шар в глубине других.
Мерцанье янтарей небесных
Великолепно-золотых
Весомей, чем другие бездны.
* * *
Весь пыльный с дороги –
Устали и ноги,
И ум от пути.
Шагавший упорно –
Мелькали проворно
Дни, не обойти.
И библиотеки
Вставали, как тени
Былого, и зрел
Я ход обречённых,
В тоску вовлечённых,
Чей чёрен предел.
Империи пали.
Другие предстали.
Всё шёл я, и шёл.
Скорей бы забыться.
Пусть лентой клубится,
Сон – лёгкий, что шёлк.
ПОНЕДЕЛЬНИК
(стихотворение в прозе)
К девяти надо было ехать на Киевский встречать жену с четырёхлетним малышом, и день – ненавистный понедельник, — превращался в резину ожидания, когда время хочется сжать, сомкнуть, а оно длится и длится, и, заполняя его различными делами, иные из которых значимы для судьбы, другие пустяковы, постоянно помнишь о необходимости ехать, об неотвратимости метро, присутствие в котором томит, угнетает, почти парализует банальностью суеты с выхлестами негатива…
И ждал, ждал малыша – подбежит на вокзале, и подхватит, подкинет его, спросит, как съездил, что было на даче…
Малыш залопочет, не всё чётко, но вполне можно понять, а отец…
Ну да, отец.
Папа.
Какой я отец, когда во мне живёт такой же малыш, не осиливший науку взросления, малыш, считающий, что сочинительство – стихи, рассказы, сказки – приведёт к чему-то, что необходимо оно, если сюжеты, образы, строчки, мысли закипают в голове, требуя немедленного выхода, если…
И, тем не менее – отец.
Папа, как говорит малыш, а раньше говорил – Тата, и это казалось нежнее, мягче.
Время тянется, длится, ещё не пора выходить, и знает, что пойдёт гораздо раньше, -пешком, по дворам, столь любимым, добредёт до следующей, не своей станции метро, по дороге глядя, как всегда, в окна домов, пробуя представить жизнь, идущую за ними.
И – зная, поскольку прожил изрядно, что уже завтра, день нынешний, день ожидания будет восприниматься молнией мелькнувшим мигом.
БОЛЬШЕ НЕ СЛУЧАЛОСЬ
(стихотворение в прозе)
Было двенадцать пополудни, когда он вошёл в метро.
Он чётко знал, сколько было, погружаясь в людскую плазму вагона, глядя в чужие лица, и то, что, проталкиваясь между человеческих тел, некто пронёс толстое, массивное стекло, совсем не показалось необычным, странным.
Он знал, что до своей остановки ехать десять минут, потом ещё десять – идти, срезая углы, минуя булочную, детский сад, церковь…
Настенные часы показывали пять.
Протёр глаза и помотал головой, проверил – идут ли.
Часы, никогда не подводившие, шли исправно, и наручные, что было страшно, тоже показывали пять.
Ничего не понимая, позвонил по телефону, набрав сто, и подтвердилось: Пять.
В стекле зеркала, зыбко качаясь, некто, показавшийся жутким, пронёс толстое массивное стекло, и в нём – в стекле внутри стекла – качнулось искажённое время.
Пот выступил на лбу, и сердце застучало так, будто хотело выпрыгнуть.
Он принял валидол, подумал – а не стоит ли пойти купить водки? Но не пошёл, лёг спать, ибо вдруг потянуло в сладкую бездну.
А когда встал, был обычный вечер – июльская темнота текла теплом и покоем.
Больше никогда ничего страшного и мистического с ним не случалось.
