Яшма ямба, яблоки его,
Роскошь звука – щедрого, как небо.
В бездне – прагматизма торжество,
Жизнь слепая – только ради хлеба.
Ямб крылат, его стезя – полёт.
Бездну плохо видя, не считает
Вне стихов живущий – в ней живёт,
Радуется, денежки считает.
А поэзии основа – дух,
Оттого – торжественно бесхлебна.
Ямб очистит засорённый слух,
Действие его весьма целебно.
Душу столь настраивает, сколь
Явь разбалансирована жёстко.
Ибо коли очевидна соль,
То не устрашит соблазнов войско.
* * *
Если в мире грязных помыслов
Будешь с чистыми – сомнут.
Световым напрасно полюсом
Грезишь. Видеть не дадут.
Вот – всё до смерти запутано
Таковым режимом дней.
И мерцает только смутно нам –
Золото благих лучей.
* * *
И в ноябре берёза жёлтой
Мерцает мелкою листвой.
Хоть осень полосою жёсткой
Путь ныне завершает свой.
Казна растрачена вообще-то –
Листва, асфальта серый пласт.
А в небе световые щели,
Но солнца день так мало даст.
Листва берёзовая нежно
Желтеет, облететь пора.
Светло всё скоро станет, снежно,
И будет радостей парад.
СВЕЖИЙ АСФАЛЬТ
(стихотворение в прозе)
Заплатою – но очень ровной, даже бархатистой – клали асфальт под широкими окнами продуктового магазина, и вечерние огни, раскрытые веером, превращали картину в праздничную.
Асфальт пах приятно, плотно, даже, как будто, сытно, и на свежем его, чёрном слое выступали продолговатые узелки воды.
…в саду в отведённом сегменте – каждой группе: свой – малыши, как живые плоды, набились в песочницу, и один, увидевший тебя раньше сынка, закричал:
-Андрюша, обернись!
Малыши всегда повторяют, и этот твердил:
-Обернись, обернись!
Обернулся, наконец, встал в большой машиною в руке, выглядя растерянным, потом, бросив её, побежал к тебе, радостный.
…идёте домой, асфальт почти уложен, и три катка – причём один — огромный, целый город на платформе, никогда таких не видел: не было в детстве твоём.
И малыш глядит заворожённо, спрашивает:
-Пап, это то?
-Это каток такой малыш.
-Ка…ок… — повторяет, будто прикоснувшись к счастью.
Два – поменьше стоят неподалёку, и блестит асфальт, переливается бархатисто, и даже ярко-жёлтая луна, повисшая над городом, не привлекает в эти миги малыша…
* * *
Свободы хочется и денег,
Свобода – фикция ума.
А денег… Я же не бездельник,
Но жизнь – пустые закрома
Моя… Свобода утопична,
Конкретны деньги, как болезнь.
Моя едва ль своеобычна –
Банальна жалобная песнь.
Кому мне жаловаться? Вряд ли
Пространству, времени… Кому?
Эзотерические враки
Сознанье завели во тьму.
О, было сильно увлекался –
Не подтвердилось ничего.
Под пятьдесят ни с чем остался,
И тьма мрачит моё чело.
* * *
Малышки бабушку ашука
Малыш прозвал… И ей смешно,
А шарик розоватый звука
Утратить, выросши, дано.
Ашука с малышнёй играет.
Отец мальчишки мрачноват.
Ворона, наблюдая, грает.
Никто ни в чём не виноват.
* * *
В манере Чехова рассказ,
Где психологии объёмы
Даются суммой ясных фраз,
Ответ не выкругляя: кто мы…
В манере Чехова рассказ
С предельной ясностью пейзажей
Вообразился мне сейчас,
В сознанье нет намёка даже
На текст, как будто свет погас.
* * *
Чуркин, ты испугался хоть раз?
Не ответит, несом на руках,
И носилки из ружей, и смерти указ
Прочитал атаман рубак,
Лиходеев, разбойников… Песня звучит,
Хоронить атамана несут.
Принависли все тучки, братва молчит,
Будет дальше разбойный труд
Свой вершить… Ничего не боялся он –
Атаман. Раззудись плечо.
Поражался лихости сам небосклон,
И дубрава, и реки ещё.
И несут атамана, на ружьях несут,
Каждый думает думу свою.
Схоронив, поминальную песню споют,
Бездны пьяной на самом краю.
* * *
Соль вечности в теориях, в стихах,
Где подлинность и верность очевидны,
Где истины проявлены в словах,
И формулах.
Святые безобидны,
Соль вечности познали, или нет,
Плодя легенды жизнями своими?
Пока плетёт действительность сюжет
Банальный, как витки в табачном дыме.
СЕРЕБРО НИТЕЙ И АРФА ЛУЧЕЙ
(стихотворение в прозе)
Серебро нитей, тонкая кристаллическая опушка на траве – и зелёные островки её, как лоскутки надежды в середине ноября; белые разводы и на бурых слежавшихся листьях…
Утром идти сквозь лесопарк приятно – особенно чувствуя неожиданный разгон солнечных лучей, слыша не зримую гигантскую арфу…
Субстанция световых вестников входит в резонанс с белизною первый попыток зимы: и листья блестят волгло, также, как и трава, но, проходя мостками над прудом замечаешь тонкие плёночки льда, не тронутою арфическою игрой лучей, замечаешь – и останавливаешься, глядя на них, любуясь отливами и переливами, чёрными и зелёными оттенками, световой модификацией ноябрьской сути…
* * *
Седина на листьях и траве,
Тонкие белеют украшенья
Мыслями о славе и молве,
В коих невозможно просветленье
Вязь ассоциаций в голове
Бредом провоцируется часто.
Нити тонко-белые в траве
Таят, солнце действует прекрасно.
На травинках капельки блестят,
Бурая листва мерцает волгло.
Нити солнца нежно золотят
Ветхий, ноябрём прошитый, воздух.
БЛАЖЕННЫЙ МИР
Травы зелёный островок
Среди буреющей листвы,
Рассматривал, как только мог.
…вот войско шаровой Литвы
Идёт на город, и его
Берёт в осаду тяжело.
Иль травка — это торжество,
Какое исключило зла?
Лаборатория возмож-
но алхимическая здесь?
Ты, фантазируя, уйдёшь
В блаженный мир, он всё же есть…
* * *
Засоряется жизнь годами,
Что? уже и сам не поймёшь,
Захотел бы поднять на знамя,
Коль полвека почти живёшь.
Доброта, будто корень, усохла,
Сам растратил себя, как резерв.
И глядишь на реальность сонно,
Смерти, мысля, сколь страшен резец.
* * *
Скрючило, как знак вопроса,
На вопросы нет ответов,
Много линий, силуэтов,
Контуров, и смотришь косо
На реальность, коль не молод,
Скрючил возраст, нет ответов.
В пользу вечности ли довод –
Тени, суммы силуэтов…
* * *
Змея и камень… Мудрость
Должна быть твёрдой, знай.
Реальности абсурдность
Скользнёт змеёй за край
Реальности, коль мысли
Стекло о камень бьёт
Рок обстоятельств… Мышцы
Сознанье напряжёт
Философ, а – напрасно.
Змея и камень… Твёрд
Последний, что прекрасно,
Но первую убьёт.
* * *
Вид спящего ребёнка из
Чудеснейших картинок мира.
Он выглядит не просто мило –
В нём сложно вызревает жизнь.
О, умиление, когда
Отец взирает на мальчишку.
Заснул под сказочную книжку.
Мерцают будущим года.
Столетия плывут, миры
Качаются над бездной света.
Малыш заснул – чудесно это,
И – горки впереди, дворы…
КАК ЗДОРОВО
(стихотворение в прозе)
В этом дворе была целая гора: задняя часть дворового рельефа поднималась так высоко, подходя к основе плоского, высоченного общежития; и зимою гора сверкала сметанно, переливалась искрящейся белизной, вспыхивали огоньки на солнце.
Лезть надо было с малышом метров семь – наклоняясь, смотря за ним: чтобы не упал; вверху – жёсткие границы кустов и калитка решётчатого забора; спуск вниз разъезжен, хотя, поскольку гуляли утром, не встречал никого из малышей тут, не доводилось…
Тополя, тополя…
Вдоль разъезженной колеи завалы белого, сверкающего… искры роятся, и – малыш полетел, взгромоздившись на санки, полетел – вниз, вниз, быстрее, быстрее; чуть сбился курс, и въехал малыш в торосы, упёрся в ствол клена.
Вывернулся, и, вымазавшись снегом. Воскликнул, улыбаясь:
-Как здорово, па!
Улыбался и отец, спускаясь с вершины…
РАСТВОР ИЗВЕСТИ
(стихотворение в прозе)
Дворами хитросплетёнными, старыми, любимыми,- дворами детства шёл праздно, хотя уж и любоваться листвою время прошло – бурый, слежавшийся опад на местами ещё зелёной траве; и белёсое небо ноября – как раствор извести.
Дома с балконами, как выдвинутыми ящиками шкафов, дома стереотипные, блочные в основном, кирпичные реже, и иногда – новые, повышенной комфортности, за оградами, и проч.
Вот дом, знакомый изнутри: входил сюда много раз, бывал по юности у знакомой: входившей в их компанию, что жила пёстро, шумно; бывал… но то – как в другой жизни.
Дом одноподъездный, и у дверей, на табуретах – красная лодка гроба; автобус ритуальный…
Тянет ближе подойти, ближе…
Неужели она?
Она, но вокруг – никого из знакомых, вообще нет людей возле красной этой, страшной, косной лодки, и… зачем представляешь такое?
Бред.
А было – окликала его три раза: так же шёл, гулял праздно; и, наконец, понял, что это она – не узнал, так постарела, подурнела.
Поболтали, хотя не о чем, в общем, так, перебирали бытовые пустяки, и потом, написав о том краткий рассказ, опубликовал его в нескольких электронных журналах, получал от неё гневные письма – Как ты мог…
Как распутать фантазию и явь, отличить, где, что мерцает?
Встретился случайно с ней?
Да.
Сочинял рассказ?
Да.
Но ничего не писала, и не прочтёт никогда, а если и попадётся ей на глаза, едва ли проассоциирует с собою.
…просто иди дворами, тащи в себе надоевшие воспоминаний, и думай – как устал за полвека от себя, от жизни, ото всего.
И небо будет литься раствором извести.
* * *
Сыплет морось на бурые листья,
И блестят они – свет фонарей
Будет литься, блистать, серебриться,
И мерцать суммой белых лучей.
Сыплет морось, как морок ноябрый.
Темнота, ощущаешь, права.
Свет фантазий – нелепый, но яркий,
Что душа означает жива.
* * *
Терпенье и труд всё перетрут?
И не надейтесь, нет.
Деньги и блат всё победят –
Вот как устроен свет.
