Какие сны в том самом сне приснятся…

Алексей Машевский

 

В преддверии наступления нового тысячелетия тяга к футурологическим прогнозам, к заглядыванию в замочную скважину будущего проявляется особенно ярко и разнообразно. Среди оптимистических картин процветания, вызванного небывалыми свершениями науки, и апокалиптических видений, смущающих своим правдоподобием на фоне экологических и демографических проблем, довольно неожиданной выглядит модель, предложенная создателями ставшего сейчас культовым фильма «Матрица». По их мнению в недалеком будущем ЭВМ создадут искусственную виртуальную среду, в которой и будет замкнуто сознание представителей вида homo sapiens. Людям, помещенным в коконы, заполненные питательной жидкостью, дадут возможность видеть бесконечный сон, контролируемый компьютерной программой. Она-то и получит название Матрицы. Человек, благодаря импульсам, непосредственно поступающим в головной мозг, будет думать, что он ест, пьет, двигается, занимается бизнесом, спортом, в общем, живет обычной полнокровной жизнью. На самом же деле, ему уготована участь растения, которое садовод использует по своему усмотрению.

В этом гротескном мире, однако, находятся диссиденты — это те, кто догадался об иллюзорности окружающей их реальности. Группа сопротивленцев под руководством Морфея вступает в борьбу с всесильными хранителями (представляющими из себя очеловеченный вариант компьютерных антивирусов). Цель — найти избранного, которому суждено разрушить Матрицу. Таким избранным оказывается молодой Нео (его играет Кину Ривз), гениальный хакер, борьба за которого, собственно, и составляет фабулу фильма. Интрига осложнена романом главного героя с очаровательной Тринити и предательством одного из сподвижников Морфея. Как и положено, все кончается хорошо. Нео осознает свою силу и не только спасает друзей, но и делается виртуальным суперменом.

Надо полагать, именно неотменимые законы голливудского жанра заставили создателей «Матрицы» противопоставить ничтожному предателю Шифровальщику симпатичного и так элегантно спасающего человечество героя Кину Ривза. Спор между ними получился не на равных. Меж тем, предпочитающий виртуальный бифштекс реальной баланде Шифровальщик по сути дела лишь повторяет гамлетовскую формулу: «Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ. Какие сны в том самом сне приснятся, когда покров земного чувства снят?» Помнится, принц Датский объяснял привязанность человека к жизненной реальности одним: боязнью страны, откуда ни один не возвращался… А была бы гарантия, что сны там окажутся заветными, сладкими, — кто бы устоял?

Я вовсе не хочу критиковать фильм, который как раз оставляет самое благоприятное впечатление на фоне тупой триллероподобной кинематографической продукции. У него своя эстетика (чего стоит, хотя бы, хореографически решенная сцена вторжения героев в «военное здание»), своя весьма нетривиальная философия (достаточно вспомнить разговор Нео с Оракулом, который оказывается престарелой негритянкой, занятой на кухне приготовлением печения), своя тема — едва ли ни важнейшая для нашего времени.

И все же настроенность на белозубый «хаппи энд» помешала братьям Вачевски заметить, насколько безвыходную, насколько тупиковую картину будущего человечества они нарисовали. И дело не во внешнем враге, не в искусственном интеллекте, якобы замуровавшем сознание людей в Матрицу грез (характерно, что эти грезы об их американском настоящем, которое, кажется, уже мыслится истинным золотым веком), дело в нас самих, неизбежно предпочитающих успокоительную иллюзию неутешительной правде.

Если бы команда сопротивления, возглавляемая Морфеем и Нео, освободила людей от виртуального мира сытости, достатка и устойчивости, скажем точнее — от мира виртуального счастья, что она смогла бы предложить взамен многомиллиардному человечеству? Планету с истощенными ресурсами, лишенную неба, солнечного сияния, без воды, без пищи, без жилья — так что вчерашние клерки, врачи, адвокаты, домохозяйки должны были бы превратиться в голодных дикарей, весь смысл существования которых свелся бы к беспощадной борьбе с себе подобными ради выживания, нет — ради продления агонии на неделю, день, час. Пребывать в несвободе, в контролируемой кем-то или чем-то иллюзии, конечно, унизительно. Но, быть может, еще страшнее стать зверем или свидетелем озверения тех, кого уважал, любил.

Создатели «Матрицы», сами того не ведая, сформулировали проблему беспощадно четко: альтернативой наркотику неведения (конечно, разрушающего, подтачивающего цивилизацию неведения — на то ведь оно и наркотик) выступает горькое лекарство правды. Но побочное действие этого лекарства — смертельное действие — может сделать его применение невозможным. Знание истины освобождает, вероятно, даже облагораживает, но отнюдь не осчастливливает человека. Значит, выбирать придется между слепотой иллюзорной надежды и зрячестью безотрадного понимания. Понимания, которое, быть может, ослепит самого понимающего. Это, в частности, прекрасно знали древние греки, создавшие трагедию. В «Царе Эдипе» Софокла истина, которую настойчиво ищет герой, в конце концов выжигает ему глаза.

Говорят: виртуальный мир у наших дверей, уже формируется поколение, предпочитающее очному заочное общение через интернет, и даже секс «анонимно-электронный». Нас ждет Матрица. Не в той завуалированной, навязанной человечеству ее форме, как это рисуется сегодняшним фантастам. Нет. Матрицу виртуальных миров, в которые погрузится сознание человека, создадим и уже создаем мы сами. Матрица — это то иллюзорное пространство, в которое предпочтет уйти каждый от неразрешимых проблем и забот реальности, от этой юдоли слез. Уснуть, и видеть сны… И не фантазия подтолкнет к такому выбору, а жесткая экономическая и социальная целесообразность.

Обсуждая проблемы, накопившиеся у человечества, футурологи-оптимисты рисуют нам портрет более или менее приемлемого будущего. Ставятся задачи: снижение техногенных нагрузок на окружающую среду, уменьшение рождаемости, ослабление социальных противоречий, повышение уровня жизни в странах третьего мира. Одна из последних отечественных книг на эту тему — «Альтернативная цивилизация» И.В. Бестужева-Лады. Вот какой выход для человечества видит автор: «… при сохранении достаточно высокого уровня и качества жизни (выше самых высоких современных мировых стандартов) сбросить балласт псевдопотребностей, отказаться от всего лишнего, без нужды осложняющего нашу жизнь и даже прямо вредящего ей, ослабить тем самым индустриальную нагрузку на природную среду и вернуться к экологической чистоте первозданного мира на новом, качественно ином уровне»1.

Характерен этот негероический, не предусматривающий никакой жертвенности со стороны человека акцент на сохранение уровня и качества жизни (выше самых высоких современных мировых стандартов). Короче говоря, и волки сыты, и овцы целы: живем все так же в свое удовольствие, а мир вокруг расцветает и очищается. Это на какой же базе, позвольте спросить? Да все на той же, конечно, — научно-технической. Мне это напоминает незамысловатые байки, которыми родители успокаивают впервые задумавшегося о смерти пятилетнего малыша. Когда ребенок спрашивает: «А что, я тоже умру?», — отвечают: «Нет, к тому времени, как ты подрастешь, ученые такие таблетки от смерти изобретут…»

Другая важная особенность умозрительных построений Бестужева-Лады — их скрытый руссоизм, в основе которого бессознательная уверенность, что существует некая природная норма, дающая возможность какой-либо способ жизни объявлять неестественным, а какие-то нужды — псевдопотребностями. Между тем, никакие естественные критерии в применении к человеку (если только мы не будем его оценивать с чисто биологической, утилитарной точки зрения) не работают. Человек — именно что неестественное, выпавшее из природной невинности животное. Человек — это существо, которое, помимо мира вещей и явлений, пребывает еще в одном мире — смыслов, неведомых ни муравью, ни ящерице, ни обезьяне, сколь бы разумным и целесообразным ни казалось нам поведение последней. Зачем — неизвестно природе. И горилла, жуя свой банан, не задается этим вопросом, иначе он привел бы ее по цепочке к главному и столь обычному для человека зачем: в чем смысл жизни?

Мы естественно-неестественны: живем в природе, будучи иноприродными, то есть, мы те, которые не соответствуют себе самим. Про это и сказано в Библии в метафоре грехопадения, осуществляемого через вкушение плода познания, следовательно, — различения смыслов. И очень важно понимать, что человек, т.е. тот, кто должен быть тем, кем он не является, обречен на героическое противостояние миру и себе самому. Мы все время вынуждены как бы вытаскивать себя за волосы из болота природности, не знающей таких категорий, как честь, достоинство, красота, добро, любовь. Вытаскивать, заранее подозревая, что подобная мюнхаузеновская процедура невозможна2. Но вне этих категорий нас нет именно как людей, то есть существ, наделенных духовностью.

Поэтому вопрос дальнейшего существования человечества, выхода из тупика, лежит не столько в плоскости конечных действий, переустройства технологий, социального регулирования, сколько в плоскости изменения сознания. Альтернативная цивилизация Бестужева-Лады оказывается очень похожей на портрет автора — перерожденца-марксиста с допотопным позитивистским мышлением, упоенного собственной «нормальностью» и знанием иностранного языка.

Западная футурология в последние десятилетия в основном сосредоточилась на концепции постиндустриального общества (З. Бжезинский, Д. Белл, Э. Тоффлер). Рассматривая социальное развитие как смену определенных стадий роста, адепты этих теорий склонны видеть специфику наступающего нового в том, что доминирующее значение для общества будущего приобретет информация. По Тоффлеру земледельческие цивилизации первой волны, вытесненные индустриальными цивилизациями второй, теперь отчасти возрождают свои черты в информационных цивилизациях волны третьей. Его фундаментальная работа на эту тему так и называется — «Третья волна». Надо сказать, что построенная на обобщении огромного материала книга Тоффлера, действительно, указывает на ряд существеннейших процессов, происходящих в современном обществе, из которых, пожалуй, самый важный — демассификация и дестандартизация всех сторон жизни человека (быта, производства, обучения, обмена информацией, стиля поведения и т.д.). При этом Тоффлер остается технократом, потому его анализ сводится к указанию тех перемен, которые нас ожидают в связи с изменением в техносфере (энергетическая база, производство и распределение). Понять духовное значение грядущих трансформаций общества он оказывается не в состоянии3. И не случайно, поскольку не видит, что в истоке всех глобальных проблем (а следовательно, и возможностей их разрешения) лежит сам феномен человека, сама наша противоречивая (греховная в интерпретации Библии) природа.

Мы ничего не поймем, если рассуждая о будущем цивилизации, не спустимся на уровень индивидуальности. Смею утверждать, что ныне судьба человечества решается именно здесь. Ни технические, ни социальные механизмы не способны спасти нас от Матрицы (кстати, так называется одна из глав книги Тоффлера). Ей способно противостоять лишь героическое сознание индивида, выбирающего трудную и болезненную реальность и отвергающего сулящие легкое счастье миры виртуала. Основой же подобного противостояния может стать только религиозное просветление, религиозное обращение. Религиозное в самом широком смысле этого слова. Я имею в виду не конфессиональность, а духовность. Речь идет о том уровне, на котором человека призывают престрадать, сораспяться Христу, сделать выбор в пользу быть в извечном гамлетовском вопрошании.

Теперь подробнее остановимся на вызове скорого будущего, вызове, обращенном к каждому человеку.

Мы боимся, боимся многого: озоновых дыр, голода, глобального повышения температуры и таяния снегов на полюсах, роста перенаселенности Земли, близких социальных потрясений. Меж тем, как всегда главную угрозу таят не знакомые и уже контролируемые отрицательные факторы, а то, на что мы взираем с надеждой и восхищением, то, что Бестужев-Лада именует электронным комбайном, Тоффлер — электронным жилищем, а я бы назвал — электронным Хароном, переправляющим в застиксовый мир теней. И стоит у этой переправы уже привычный нам, ставший для многих бытовым прибором персональный компьютер.

Скорее всего экологической катастрофы не будет, не будет просто потому, что довольно скоро окажется ненужной современная транспортная и строительная индустрия. Не исключено, что и проблема перенаселенности отойдет на второй план, поскольку принципиально изменится формат сексуальных отношений. Спадет и социальная напряженность, так как каждому представится возможность реализовать (вернее виртуализировать) свои самые смелые, самые затаенные фантазии и мечты.

Что такое этот мир, данный нам в ощущение? Чем он принципиально отличается от еженощно видимых снов? Только тем, что, просыпаясь, мы возвращаемся в ту же самую реальность, а засыпая, попадаем каждый раз неизвестно куда. Но вот научись контролировать содержание сновидений, сохрани их последовательность, придай связность, добейся того, чтобы ничего не забывать — и где настоящий мир, где призрачный уже разобрать будет трудно. Персональный компьютер, оборудованный шлемом и сенсорными перчатками даже сегодня позволяет заглянуть в эти параллельные измерения фантазии. Мощность и быстродействие машин удваиваются примерно каждые два года, растут возможности расширения контакта с той «реальностью», которую продуцируют эти «электронные джины». Все, что мы видим, слышим, осязаем, обоняем в конечном итоге — лишь образы, возникающие в мозгу, благодаря сигналам, передаваемым от различных рецепторов. Научитесь синтезировать и вводить эти сигналы в мозг напрямую, либо посредством устройств, дублирующих наши зрительные, слуховые и прочие органы, — и человеческое я окажется в том мире, который задаст определенная компьютерная программа. Человек окажется в том мире, в котором пожелает, причем чувственно эта вторая, третья, миллиардная «реальность» будет неотличима от той единственной — первой.

Повторяю, технически это достаточно скоро станет возможным. Технически — да. Но, возразят скептики, позволит ли экономика внедрить подобный дорогостоящий синтезатор миров в жизнь каждого? Не только позволит, но и потребует.

Я преподаю литературу в педагогическом колледже. Для того, чтобы добраться до службы, мне нужно пятнадцать минут идти до платформы, полчаса толкаться в переполненной электричке и затем еще минут двадцать кружить дворами. Это относительно простой и удобный транспортный маршрут. Многие же тратят по три часа ежедневно, давясь в метро, троллейбусах, автобусах, трамваях. Вся эта система городских коммуникаций чрезвычайно громоздка и дорогостояща. На ее функционирование уходит уйма энергии и трудовых ресурсов.

Но если я могу беспрепятственно встречаться со своими учениками и коллегами, не выходя из дома, надобность в подобных транспортных расходах отпадает. Отпадает и надобность в расходах на строительство и поддержание самого здания учреждения. Не нужно будет закупать и обновлять оборудование, мебель, сантехнику, учебные пособия, шторы на окна и номерки в гардеробах. Не потребуется тратить средства на освещение и отопление колледжа и ждать очередных скудных бюджетных «вливаний» для того, чтобы подправить линолеум, вставить стекло в раму.

Да и какой линолеум, зачем! В моем виртуальном колледже наборный паркет из ценнейших пород дерева, роскошные интерьеры, драгоценные персидские ковры, мебель в стиле ампир… Вернее, сегодня в стиле ампир, а завтра, быть может, в стиле рококо или модерн. Это как я, преподаватель, захочу… Впрочем, можно читать лекцию и на открытом воздухе — в афинском театре Диониса, например, или среди развалин Звартноца под Ереваном. Я говорю о совершенно «реальном» присутствии во всех этих местах, когда можно пройтись по полу или траве, сесть на стул либо камень, взять за руку ученика, потребовать у него показать конспект, ответить домашнее задание.

Совершенно неважно, в какой точке физического пространства при этом находится каждый из нас. Виртуально мы все сейчас присутствуем на уроке и видим тот интерьер, ту природную среду, дублирующую реальность, которую выдает программа. Общение же, обмен информацией, совместная работа происходят в режиме он-лайн, как говорят нынешние компьютерные мальчики.

Кстати, о том, где я живу, откуда «вхожу» во все эти перетекающие друг в друга миры. Впрочем, живу сказать будет неточно. Потому что живу я — отдыхаю, работаю, читаю, занимаюсь спортом, принимаю гостей в том же виртуальном пространстве, которое в принципе может быть каким угодно. Если вас устраивает в качестве обиталища Зимний дворец или вилла Боргезе — пожалуйста, впрочем, разумнее выбрать что-нибудь покомфортабельнее и покомпактней. Но в те редкие минуты, когда я не живу, а сплю, либо принимаю физическую пищу, мне приходится оставаться один на один с той первой и убогой реальностью. Она проста и аскетична, она ведь как бы теперь уже и не нужна и потому не требует особого нашего внимания: стандартная квартира, состоящая из нескольких крохотных комнатушек (чтоб только развернуться и вытянуться где было), минимум удобств, минимум мебели, минимум средств для поддержания тепла и чистоты воздуха. Но обязательна виртуальная камера — мой выход из удручающей скудости реальности в щедрую избыточность, свободу параллельных миров.

Это кажется сказкой, сразу же вызывающей возражения. Ну да, так, действительно, можно читать лекции, заниматься наукой, выполнять работу клерка, управленца, политика. Но производство! Ведь нельзя же, скажем, обрабатывать деталь в виртуале, строить мост или сеять хлеб. Сеять хлеб, действительно, придется все в ту же реальную землю (впрочем, в богатых странах мира большинство продуктов не столько удовлетворяет физический голод, сколько чревоугодие едоков; последнее же можно делать и виртуально). Что же касается сектора производства и распределения товаров (всей этой легкой и тяжелой промышленности, энергетики, сферы услуг, туризма и т.д.) нетрудно представить себе, насколько он сожмется при тотальном введении виртуала. Не нужно столько реальной одежды, мебели, книг, бытовой техники, машин, посуды, не нужно пароходов и авиалайнеров, огромных горнодобывающих предприятий и электростанций — всего того, что ныне активно производится, продается и покупается. По сути дела остается один товар — информация и виртуальные образы4. Именно полнота доступа к ним отныне и определяет достаток, место в социальной иерархии. Именно использование их и становится предметом регламентации со стороны государства.

В принципе, для планеты — это экологический рай: оставляя в покое реальность, человечество постепенно переселяется на «острова блаженных», в «мир иной». Переселяется радостно и счастливо. Я не случайно употребил этот последний эпитет — «счастливо». Потому что именно счастье человека лежит в основе возрожденческой парадигмы развития, той парадигмы, в рамках которой мы живем до сих пор. Все для счастья человека… Высшая цель существования — достижение счастья.

Компьютерный рай — это ли не достойный итог стремлений! — Примирение всех социальных противоречий и конфликтов. Больше нет поводов для особой зависти. Больше нет ущемленных и обездоленных. Каждому доступен свой собственный виртуальный особняк, лимузин, самолет, шикарный тур по столицам мира, наконец, даже обладание «девушкой твоей мечты». И тут мы приближаемся, пожалуй, к самому главному и самому страшному. К той основополагающей причине, по которой человечество точно придет к Матрице, по которой точно не сможет от нее удержаться.

Парень 16-ти лет попал под машину и лишился обеих ног, церебральный паралич обрек ребенка на жизнь, полную безвыходного страдания, девушка уродилась такой дурнушкой, что быть ей до конца дней своих безлюбой… А ведь это же все люди с неотменимой потребностью двигаться, видеть, желать и быть желанными. И где гуманность, где же справедливость, где высший суд, который ни за что обрек их на отщепенчество, выбросил на обочину жизни?

Но в виртуале вы можете выглядеть сколь угодно молодым, вы можете двигаться с грацией танцора при любых врожденных дефектах, при любых увечьях. Вы можете легко подправить свою внешность или даже выбрать совершенно новую, сменить пол, наконец и вовсе примерить к себе нечеловеческий облик. Это кажется экзотикой, но стареющая женщина отдаст все, чтобы почувствовать себя 18-летней. И доктор Фауст пожелает на склоне лет вкусить виртуальный эликсир вечной юности. И еще…

Вы любили безответно? Вас бросали, бессмысленно и жестоко? Вы теряли близких людей? В виртуальном мире вы можете их вернуть, вернуть такими, какими они видятся вам: отзывчивыми, любящими, нежными, предупреждающими малейшие ваши желания, здоровыми, жизнерадостными, прекрасными навсегда. Но, может быть, вам нужно сопротивление, строптивость, даже жестокость партнера? Дайте компьютеру задание определить свой психологический тип и подобрать под него реакции виртуальной любовницы или любовника5. То, что я описываю, кажется фантастическим, смешным безумием. Но не конечная ли это стадия нашего гуманизма, стремящегося избавить жизнь от любых страданий?

Ведь что является альтернативой «залезания в виртуал»? — Принятие той суровой, скудной, жестокой реальности, в которой мы теряем близких, стареем, умираем, в которой не может осуществиться практически ни одно из самых важных, самых глубинных наших желаний, в которой каждый из нас — никто — затерянная в конгломерате чужих судеб единица, лишенная серьезных жизненных перспектив. Не залезать в виртуал — это остаться нос к носу все с теми же трудно поддающимися решению глобальными проблемами — с гибнущей природой, со зреющими национальными и социальными конфликтами, с обостряющимся демографическим дисбалансом6. Не залезать в виртуал — это отказаться от какой-либо надежды на скорое облегчение жизни, на счастье, это признать, что любое продвижение вперед должно будет оплачиваться твоим потом и кровью, твоим трудом, а результатов, скорее всего, не увидят даже и внуки. Чего ради, спрашивается? Какой в этом смысл, если можно спокойно «уснуть и видеть сны» — гарантированно яркие, прекрасные, соблазнительные, неотличимые от реальности?

У нас нет выхода, просто потому, что боязливому, прагматичному, ориентированному на социальный стереотип поведения сознанию современного человека чуждо само представление о «бессмысленной» жертве, об отказе от каких-то жизненных благ ради идеальных принципов. Ведь чтобы не впасть в виртуал, надо во что бы то ни стало захотеть быть человеком.

Я еще раз напомню, что это означает быть существом героически переживающем свою вину без вины — свою раздвоенность, существом, стремящемся к невозможному: воплощению истины в мире, который этой истины не знает. И тут обнаруживается самый неприятный подвох. Дело в том, что в подобном стремлении, вносящем в естественную среду чуждое ей измерение смыслов, мы как бы генерируем вокруг себя искусственное пространство, своеобразную матрицу, в которой отныне только и может протекать жизнь вида homo sapiens. Этой матрицей по сути является вся человеческая культура, упрямо апеллирующая к тому, чего как бы и нет, во всяком случае нет в природе — к Смыслу, к Истине, к Богу.

Сейчас станет ясно, почему я привел именно такой категориальный ряд, а также, почему раньше говорил о необходимости религиозного обращения.

То, что человек постоянно опирается на ценностные установки и именно они определяют существование всей нашей цивилизации — несомненно. Несомненно также, что ничего подобного нет у животных (потому, кстати, ни у одного другого вида нет ни цивилизации, ни культуры). Следовательно, источником представлений о добре, красоте, истине не может выступать природа, тот мир вещей и явлений, который окружает нас со всех сторон. Сейчас, правда, в позитивистскую, плюралистическую эпоху принято говорить о том, что у каждого времени и у каждого народа свои понятия о красоте, добре и истине, а потому смешно обсуждать объективность подобных понятий. Постмодернизм на этом основании даже попытался в своей художественной практике обойтись без них — т.е., по сути дела, впасть в предельно естественное состояние. Последовательная, но наивная позиция.

Быть может, у пивовара города Ура III тысячелетия до новой эры и современного бизнесмена с Манхеттена разные представления о добре и зле7, но важно, что у них есть эти представления и вне этих представлений ни тот, ни другой не может самого себя интерпретировать. А вот корова живет без каких-либо самоинтерпретаций, без представления о добре и зле. Так откуда же у нас-то оно взялось?!

Тут возможны две гипотезы, равно недоказуемые. Первая (я назову ее атеистически-позитивистской): потребность в смыслах, в оправдании, в истине — нечто вроде общечеловеческого видового безумия, в принципе, не соответствующего никаким реалиям. Это просто система иллюзий, образующих как бы искусственный кокон, внутри которого живет наша популяция. Тогда виртуальная эпоха начинается с первых наскальных рисунков и в электронной Матрице, поглощающей целиком природную реальность, обретает лишь свое логическое завершение. Человечество помещает себя в капсулу своих же грез, эволюционный круг замыкается, и мы сходим со сцены, как динозавры.

И может быть второй вариант, законный, впрочем, лишь с точки зрения религиозных представлений. Есть мир смыслов, который столь же реален, сколь и мир природных объектов. Точнее, это один и тот же мир, имеющий просто в том числе и духовное измерение. Тогда наши поиски не беспочвенны, тогда тот самый «возвышающий обман», который дороже «тьмы низких истин» (прямо по Пушкину8) имеет отношение к действительному смысловому горизонту. Тогда культура не виртуальна изначально и что-то в ней может соответствовать (либо не соответствовать) Промыслу, Божественному абсолюту, Истине как таковой.

Кстати, если встать на эту точку зрения, станет ясен и смысл наших виртуальных поползновений, прямо вытекающих из греховной природы человека. В попытке создать иной, параллельный, «лучший», более устраивающий нас мир, мы на самом деле скрыто восстаем на Бога, мы стремимся присвоить себе роль Творца. Сама виртуальная множественность, сама возможность неограниченно свободно менять облик, возраст, систему координат напоминает того, у кого нет своего лица, но есть личины и имя которому легион. Я вовсе не хочу сказать, что компьютер — порождение дьявола и призвать к уничтожению электронной игрушки века. Я хочу только обратить внимание на то, что благодаря этому техническому средству происходит актуализация все той же самой изначальной библейской ситуации, которая называется грехопадением. Я уже писал об этом в статье «Второе грехопадение Адама»9. Теперь каждый из нас поставлен в ситуацию первочеловека, ощутившего всю глубину и неустранимость вины, рождающейся вместе с видением истины (знания добра и зла) и практической невозможностью полноте этого видения соответствовать. Для человека жить в реальности значит быть виноватым. Все время быть виноватым — непереносимо, и хочется уклониться, спрятаться (сшить себе фиговое опоясание, чтобы прикрыть срам), «уснуть и видеть сны». Дезертировать в виртуал.

Он всегда был, принимая форму то автоматизма жизни, то погони за карьерным успехом, то бездумной веры фанатика, то наркотика, то воодушевления партийной борьбы. Но никогда еще изобретательность разума не предлагала столь тотального, столь окончательного решения. Никогда еще нас не искушали столь изощренно, столь безвыходно. Либо честный и героический удел живущего в реальности страдающего грешника. Либо — полная счастливого забвения, наркотического упоения безответственностью судьба хозяина мириад виртуальных миров.

Это вот и есть быть или не-быть. И каждому решать самому, индивидуально, потому что и экология, и экономика, и массовая культура, и политические структуры, и установки нашего бытового сознания, и практика общественного поведения — скорее за то, чтобы не-быть. Точнее, это вопрос, который нельзя даже поставить, а тем более решать на социальном уровне. Он просто адресован каждому как человеку и в этом смысле имеет глубоко религиозный, экзистенциальный характер.

Начиная с Адама человек живет, более или менее успешно выстраивая Матрицу своих уклонений от того, чтобы быть человеком, но спохватывается, пугается, точнее просыпается в духовном борении, в глубокой тоске по Богу. Страшно, но кажется, еще немного, и мы получим возможность выстроить ее до конца.

1. Бестужев-Лада И.В. Альтернативная цивилизация. М., 1998. С. 164.
2. Мераб Мамардашвили говорит так в своих «Картезианских размышлениях»: «В естественной природе акта, состояния мысли, состояния сознания не содержится возможности делания этого состояния, этого предмета или этого поступка» (Картезианские размышления. М., 1993. С. 42). То есть, если рассматривать любой акт с природной точки зрения, то непонятно, как он происходит. Например, из естественной установки не вывести не то, что представления о любви или благородстве, но даже представления об элементарной вежливости. Более того, еще со времен апорий Зенона известно, что такой простейший феномен как движение логически необъясним.
3. Вот лишь несколько примеров из книги Тоффлера, наглядно демонстрирующих его не слишком глубокое понимание фундаментальных духовных категорий. Автор радостно заявляет: «Мыслители Третьей волны поставлены теперь перед очевидным фактом: мы близки к тому, чтобы стать «проектировщиками» эволюции» (Третья волна. М., 1999. С. 472). Для сотворенного существа, не способного до конца предвидеть отдаленные последствия принимаемых им решений, нет ничего страшнее, чем «поиграть» в Творца. Это и есть: пусть будет по моей воле — дьявольская альтернатива гефсиманскому молению Христа.
Или: «В будущем телевидение даст начало «индевидео» — вещанию в узком диапазоне, передающем визуальные образы, адресованные одному человеку. Мы сможем также время от времени использовать наркотики, прямую передачу от мозга к мозгу и другие формы электрохимической коммуникации, которые пока находятся на стадии изучения. Все это, несомненно, порождает опасные, однако, поддающиеся решению политические и моральные проблемы» (там же, С. 560). Откуда, хочется спросить, такая уверенность? Где основание считать, что проблемы, порожденные введением в действие по сути дела Матрицы, смогут быть разрешены?
4. Еще, конечно, системы связи и вся сфера электроники. Но она энерго- и ресурсоемка.
5. Предвижу, что многие возразят: скучно жить в мире, в котором, в принципе, достижимо всё. Невозможно любить, если на пути чувства не встают определенные преграды. Это так, но ведь и в реальности достижимость или недостижимость объекта желания всегда в определенной степени иллюзорна. Хотим мы этого или нет, любые, в том числе самые глубокие, отношения «разыгрываются». Следовательно, для большинства дальнейшее зависит лишь от алгоритма и уровня сложности предполагаемой игры. Насколько эта простенькая схема завладевает существом человека легко видеть на примере нынешних фанатов компьютерных стратегий и квестов.
6. Если не переходить на виртуальные объекты пользования, придется отказываться даже от уже имеющихся реальных. Для России, в частности, это означает совершенно иную перспективу экономического и социального развития, нежели та, которая выражается традиционной формулой «догнать и перегнать…» Мы никогда не сможем жить так богато и комфортабельно, как Запад, просто потому, что экология не выдержит подобную техногенную нагрузку. Достаточно сказать, что Соединенные Штаты, выбрасывающие в атмосферу треть всего производимого на планете углекислого газа, давно уже задохнулись бы, если бы не приток свежего воздуха из Канады, Бразилии и России.
7. Хотя, на самом деле, это спорный вопрос. Единственно, что совершенно достоверно, так это различие образного и символического языка, которым пользуются выбранные нами персонажи, говоря на интересующие нас темы.
8. Диалектике этих понятий я подробно писал в статье «Нас возвышающий обман» («Звезда», 1999. № 6).
9. Машевский А.Г. Второе грехопадение Адама. Речитатив, 1995. № 1. С. 13-24.


опубликовано: 3 марта 2006г.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте как обрабатываются ваши данные комментариев.