— 15 —
Корабль был замечательный. Петр и не надеялся, что им достанется такое судно. Когда неделю назад, находясь в горах, он зашел на страничку знакомого туристического агентства и сделал запрос на такой чартер, не представлял, что такое возможно. Люди арендуют подобные круизы задолго, за многие месяцы до путешествия и платят немыслимые деньги. Но все оказалось намного проще. Там даже удивились, что в декабре, в “низкий сезон” кто-то захотел арендовать корабль с командой для прогулки по морю. На следующий день ему предложили на выбор сразу же несколько вариантов, и стоили они значительно дешевле, чем он себе представлял. Он даже не надеялся на такую удачу. Конечно, стоило это немыслимых денег, но они у него пока оставались, и он с радостью их заплатил. Сейчас для него не стоял вопрос цены. Цена имела смысл, если бы времени у них оставалось много, но, пока Арина пила свои таблетки и пока он имел всего каких-то три недели, хотелось бросить их на ветер, не думая о будущем. Если они каким-то невероятным образом снова обретут его – он заработает эти чертовы деньги, но если…
Так Петр купил этот замечательный корабль ровно на три недели. Сначала оплатил заказ, потом задумался – почему на три? Почему он ставил такой предел? Можно ли так цинично отсчитывать время. Или следовало хотя бы на день или неделю изменить этот срок? Но, тогда он почему-то четко отдал распоряжение – ровно на три недели, а, когда понял – ему стало страшно. Тогда он собственной рукой прочертил в воздухе этот жуткий срок, словно подписал приговор. Нарисовал рамки и границы, дату окончания путешествия и расписался, а что дальше?… Потом была длинная прогулка по Франции, и он уже забыл думать об этом, но сейчас, находясь на корабле, снова вспомнил. Тогда он цинично, пунктуально отсчитывал ее время, а время это послушно помещалось на дне флакона. Имел ли он право на такое неверие? И снова посмотрел на флакон с таблетками. Вспомнил Арину, которая в неведении, но с полной верой принимала лекарство, а сейчас находилась на палубе, нежась в лучах яркого солнца, вспомнил ее безудержное веселье. И, не отрываясь от флакона, в какой-то момент даже захотел высыпать оставшиеся таблетки на стол и пересчитать. Так, наверное, чувствует себя бухгалтер, когда готовит квартальный отчет, но кем он должен был почувствовать себя сейчас, если бы сделал это? А Арина безмятежно загорала на палубе и просто верила. Ничего не считала… И тогда он отставил свое намерение. Захотелось зарыться поглубже с головой в песок, ничего не видеть и не знать. Просто делать то, что уже решил – подарить ей незабываемые дни и недели. Что он мог сделать еще?…
И снова о корабле. Неделю назад, увидев в письме электронную картинку “Жанны д-Арк”, он сразу же остановил свой взгляд на ней. Корабль был замечательный. Он выделялся среди предложенных судов этого класса. Но когда, стоя на пирсе, Петр увидел его – зрелище превзошло все ожидания. О таком корабле можно было только мечтать. И Арина тоже выбрала его! Сейчас это было главным! Он напоследок посмотрел на флакон с таблетками, наконец, оторвался от этого тягостного созерцания и пошел на палубу. Там его ждала Арина.
18 таблеток.
Они уже два дня плавали по Средиземному Морю, заходя в небольшие порты приморских городков, гуляли там, разглядывая опустевшие зимние набережные. Туристы давно оставили эти места до лучших, теплых времен, сезон был окончен, и только наши двое продолжали свое путешествие. А поэтому, весь этот маленький мир — пляжи и прибрежные кафе, магазинчики и игровые автоматы, песок у моря, солнце над головой — сейчас принадлежали только им. Они плыли на запад. Они придумывали маршрут своего путешествия, а команда из трех человек (капитана, его помощника и повара… то есть — кока) с почтением выполняла все приказы. Сумасшедшая гонка закончилась и только море, теплое и ласковое, скользило вдоль белоснежных бортов их корабля, приглашая в путь.
В Барселоне Арина зашла в книжный магазин и зачем-то купила несколько вещей, оставив его в полном недоумении. Это были краски и кисти. Еще она купила готовый большой холст, на котором можно было рисовать. Петр удивился, но расспрашивать не стал. А глаза ее загорелись каким-то незнакомым огоньком, и она уже спешила в порт, где ожидал корабль. Арина продолжала выдумывать новые забавы, и Петр с удовольствием потакал ей во всем. На корабле Арина на полном серьезе попросила соорудить на палубе большой мольберт. Помощник капитана и кок с удовольствием ей помогали. Они нашли какие-то веревки, рейки и, связав все это, прикрепили большой холст. Потом ушли на свою половину, и Арина осталась наедине со своим полотном. Петр был поблизости, не мешая ей и ничего не говоря, только смотрел снисходительно, но с интересом, и ждал. А Арина уже не замечала его. Когда она делала что-то, для нее не существовало никого. Она так отдавалась своим увлечениям, словно было ей пять лет или немногим больше. Но только совсем немногим. И не хотелось обижаться на нее. В этом была вся Арина. Она не терпела критиков, советчиков или помощников, а такая самостоятельность делала ее независимой и даже настырной. Но, если ей нравилось – почему бы нет? – подумал он.
А Арина уже накладывала масляными красками, которые профессионально развела на палитре, фон своей картины, и Петр снова удивился. Он не знал, что она умеет рисовать, тем более маслом. Знал только, что работала она многие годы в какой-то фирме, каким-то дизайнером. Рисовала в компьютере всякую рекламную ерунду. А тут картина! Масляными красками!
Наконец, она обернулась, заметив его. Лицо было перепачкано, а глаза светились.
— Ну, как? – гордо спросила она.
Он подошел ближе и посмотрел. Полотно было покрыто слоем краски. Какие-то полутона выделяли отдельные ее части, но пока не было никаких набросков, не было смысла. Только серое пятно и все. Ну, если ей нравится – значит это хорошо.
— Очень хорошо! – воскликнул он. Если бы Да Винчи знал, как ты рисуешь, он доверил бы тебе свою Джоконду. Во всяком случае, ее фон. Это уж точно! Очень выразительно. Особенно клякса в углу. Пора поставить подпись! – сказал Петр.
— Глупый, — спокойно произнесла она. — Ничего не понимаешь в живописи.
— Ну, почему же, — сказал Петр, — сюрреалисты отдыхают, глядя с берега на твой шедевр, а Сальвадор Дали нервно ходит по пляжу… Курит и жалеет, что когда-то взялся за кисть. Кстати, пляжи эти напротив нас…
— Полный невежда, — ответила она, — С. Дали жил и писал в Фигерасе и Кадакесе, мы давно проплыли эти места.
Он снова подивился ее познаниям, но промолчал. Она не ответила на его недоумевающий взгляд и снова спросила:
— Ты не ответил, тебе нравится или нет?
— Да! — восторженно ответил он.
— Тогда, на сегодня все, — устало произнесла она и пошла отмываться от краски, а странная картина одиноко, в недоумении застыла в раме, размышляя, — дописали ее или несколько мазков все же осталось. Сейчас понять это было трудно… А Да Винчи на пару с Сальвадором Дали тоже раздумывали – снимать ли им шляпы в низком поклоне или главное еще впереди. Никто так ничего и не понял…
Во флаконе оставалось 17 таблеток.
В этот день они спустились на берег и долго бродили по опустевшим пляжам Бенидорма. Высокие отели и широкие пляжи напоминали Тель-Авив. Все тот же беспечный ветер перекатывал по желтому песку остатки мусора, остатки давно ушедшего лета, растаявшего в декабре. Холодно не было, но и людей вокруг тоже. Никого не было в этом одиноком застывшем мире из песка и воды. Пройдет три-четыре месяца, и здесь появятся первые туристы, на пляжах начнут открываться ресторанчики и кафе, лежаки будут ждать праздных, загорающих людей, которые на недельку-другую приедут, оставив свои дела, забыв обо всем, и будут отдыхать, беспечно тратя время на такое невинное занятие.
— Через три-четыре месяца! – подумал Петр.
— Целая вечность, — и содрогнулся, посмотрев на Арину. – Что будет с ними? Где они будут?
Страшно было представить себе. Он снова посмотрел на нее. Арина выглядела очень хорошо, ее загорелое лицо светилось на солнце, глаза блестели. Она отдавалась этой прогулке, словно не была у моря долгие годы. Смотрела на беспокойное море, и ее совсем не смущало такое межсезонье, где все замерло в ожидании. Кому-то нужно было ждать эти несколько месяцев, а эти двое уже сейчас, позабыв о завтрашнем дне, вдыхали морской воздух и радовались жизни, ее нехитрым подаркам, принимая с благодарностью день, который для них наступил. И день, и этот маленький городок с высокими пустующими отелями, голыми пляжами, высокими волнами и ярким солнцем, принадлежал сейчас только им.
Арина, посмотрев на часы, заторопилась. Куда можно торопиться, было непонятно, но она уверенно тащила его за собой назад на корабль, словно там были какие-то срочные дела, не терпящие отлагательств.
Снова ее картина, Арина разводит краски, снова игра. Он терпеливо все переносил. Сейчас это время принадлежало в первую очередь ей. Арина позвала его и усадила на диванчике у самой кормы. Она попросила не уходить и замереть на мгновение, и теперь внимательно, оценивающе его разглядывала. Мгновение затянулось. Потом она взяла карандаш и начала рисовать. А он никуда и не торопился. Только смотрел на нее внимательно, думая, — как она замечательно выглядит. Он не видел никаких изменений в ее лице, не замечал новых седин в волосах, а перед поездкой она окрасилась в черный цвет. Ее волосы черной гривой развевались на ветру, и поневоле он снова залюбовался. Арина была очень красива. Даже сейчас, когда занималась этой ерундой, рисовала какую-то бессмыслицу, глаза ее внимательно на него смотрели, и какая-то тайна скрывалась в этом взгляде. Это была незнакомая женщина, которую он никогда не знал, не видел или не помнил. Он не встречал эту женщину в своей жизни раньше. Она была незнакомкой и теперь волновала его. Она была очень красива! Он смотрел и не мог оторвать взгляда. Уже безумно хотел ее. Хотел с ней познакомиться. И если забыть об этой невинной шалости, о ее странной игре, не воспринимать всерьез, не обращать внимания, могло показаться, что она сейчас по-настоящему творила, создавая шедевр.
Пусть ее игра останется только игрой. Но, сейчас она с этой кистью в руках, перепачканная красками, которыми теперь рисовала, отставив свой карандаш, казалась ему богиней. Она так отдавалась своему занятию, словно картина эта была смыслом ее жизни, словно это был шедевр. А она все водила кистью, может быть не она, а кто-то другой оттуда сверху водил ее рукой, помогая.
Потом он очнулся от этого созерцания, и уже не хотелось заглядывать и смотреть на ее творение. Хотелось сохранить эту сказку. Как будто могло быть иначе. Как будто она на самом деле умела рисовать и картина эта потрясала. Не мазня играющего ребенка, а картина мастера… С такими нежными руками, синими глазами и острым испытывающим взглядом, который сейчас все в нем переворачивал …
Но сказка не может быть вечной. Арина закончила играть в художника и уже звала его. И все равно, чтобы там ни было, чтобы она не написала или намазала, это будет хорошо. Он с удовольствием будет разглядывать ее “шедевр” и с уважением отнесется к ее забаве. Она права — все это лишь игра…
Подошел и теперь молча смотрел, не отрываясь. Сначала с улыбкой, потом с удивлением. Смотрел и не понимал. Потом спросил:
— Ты умеешь рисовать? Где ты этому научилась? Когда?
И снова замолчал.
Арина серьезно посмотрела на него и ответила:
— Никогда. Так,… в детстве баловалась. Всегда хотела попробовать настоящими красками.
Потом как-то просто добавила:
— Когда-то же нужно начинать. Самое время.
А с картины на него смотрело его же лицо. Он узнавал его. Заглядывал, словно в зеркало, и видел свое отражение. Высокий загорелый мужчина сидел в углу полотна. Он будто ожил, и в его чертах угадывался характер, привычки и настроение. Это был самый настоящий человек. Все это не было мазней, а частью картины, откуда нарисованными живыми глазами смотрел на него живой настоящий человек, и человек этот был он сам. Никакой фотоаппарат не передал бы столько красок жизни и настроения. А здесь все было по-настоящему. Не мазня! Не детские шалости. Эта рука только что маленькой кисточкой нарисовала настоящего человека, а за спиной его был все тот же серый неровный фон, который уже таил в себе что-то, но готов был ожить и заполнить все это полотно смыслом и цветом. А цвета эти оживут. Он вспомнил тот вид с холма, и краски, запах, маленькие дома и солнце, коровок на лугу. Только тогда все было по-настоящему,… но и здесь тоже по-настоящему. И это потрясало! Человек был совсем живой. Он смотрел куда-то перед собой и улыбался. Петр долго еще рассматривал этот фрагмент большой картины, и слов у него не находилось… Арина заметила его взгляд и прервала молчание:
— Мне тоже нравится, — сказала она. – По-моему получилось. Да?
— Да!…
15 таблеток.
Арина, не забывая, пунктуально, каждое утро совершала этот ритуал, запивая его водой. Но обо всем остальном сейчас она, казалось, не помнила. Только смотрела с борта корабля на далекие пляжи, которые проплывали перед ее глазами. Арина была абсолютно увлечена, и теперь долгие часы проводила со своей картиной. Она, словно накладывала пазлы, маленькие квадратики один за другим, и те ровными стройными рядами занимали свои места, и картина все больше оживала. Этот серый фон, который недавно скрывал ее замысел, теперь уступал место причудливому ландшафту. Большую часть полотна занимал высокий крутой склон, который спускался к морю. Заросли деревьев и кустарников украшали собой эту гору, а на небольшом уступе, куда вела извилистая, узенькая дорожка, на глазах рос небольшой кирпичный дом. А, может быть, большой, как посмотреть. Рядом с домом находилась открытая площадка, где находился человек, тот самый, который так безупречно походил на Петра. Он не смотрел на море или солнце, не обращал внимания на дом, только, присев на край парапета, нависавшего над пропастью, смотрел прямо перед собой. Смотрел и улыбался. Что привлекало его взгляд, пока было непонятно, но, было это, безусловно, что-то забавное, и сумасшедший восторг застыл в его глазах.
Петр не раз пытался отвлечь Арину от ее занятия, но все было тщетно. Хотел предложить ей какую-нибудь поездку по материку. Совсем недалеко была столица Испании, куда можно было на машине доехать всего за несколько часов. Провести там день-другой, а потом вернуться на корабль…
Наконец, она услышала его. Обратила на него внимание и серьезно заговорила. Он удивился, но теперь внимательно слушал.
— Ты должен пообещать мне, что эта картина, которую я рисую, появится на самом деле где-нибудь недалеко отсюда. Это пока лишь проект… маленькая мечта, но она сбудется! Пообещай, — повторила загадочно она, — все, что я придумаю и нарисую, ты воплотишь на самом деле!
Она посмотрела на него, потом снова заговорила:
— Поклянись! Я хочу, чтобы это было на самом деле! – капризно повторила она.
— Ну,… обещаю, — удивленно произнес он. Но она улыбнулась и заговорщицки произнесла, — а теперь поклянись!
— Глупая! Я же сказал, что обещаю!
— Нет! – возразила она и снова хитро на него посмотрела. – Этого недостаточно!
— Зуб даю! – засмеялся он.
— Дурак, на кой черт нужны твои зубы. Зубы можно вставить…
— Клянусь жизнью, — неожиданно произнес он и тоже хитро на нее посмотрел, — достаточно?
— Ты клянешься своей ничтожной жизнью? – подумала, потом произнесла, — теперь клянись и моей тоже…
Он вздрогнул и замолчал. А она уже всерьез, увлеченно играла в какую-то новую игру, была доведена до предела, играла с этой жизнью, бесшабашно и с радостью, делала это с удовольствием, словно крутила барабан русской рулетки, где непременно находился тот единственный патрон.
— Трус! – гневно произнесла она. – Ты мне не веришь? Неужели ты подумал, что я могу нарисовать что-то такое…, чего рисовать не нужно было вовсе? – потом снова повторила, — так, ты способен на это?
Потом снова улыбнулась и произнесла:
— После того, что было с нами,… со мной… После ужасной больницы… Потом флакон с таблетками! Это было просто чудо! Осталось совсем немного – неделька-две. Я закончу их пить! Все будет в этой жизни! И теперь, когда я хочу всего!… А ты просто струсил…
— Нет…, — попытался сказать он, но она резко перебила его и воскликнула:
— Тогда поклянись! Какого черта! Как в детстве! По настоящему!
— Клянусь…, — произнес он.
— Все, что будет нарисовано на этой картине, сбудется.
— Сбудется…
Он смотрел на нее широко открытыми глазами и был покорен ее энергией, безумным взглядом, силой, которая дала ей это чудесное выздоровление. Смотрел и теперь абсолютно верил в это! Как он мог сомневаться? Она все сделала одна. Она справилась со смертельной болезнью. Он видел, но почему-то не верил! А чудеса сбываются! Во всяком случае, такого чуда она оказалась достойна… А он не верил, просто замечал, как она молодеет на глазах, становится красивой, юной, как прежде!…
И пусть теперь рисует на своей чертовой картине все, что угодно! Бояться больше нечего!
И тут, словно, крест,… тот самый тяжелый крест упал с его плеч! Только теперь он снова ощутил, сколько тот весил. Но поднимать его не собирался! Теперь этот короткий путь превращался в длинную жизнь и не измерялся километрами трасс черной горы или морскими милями, а долгими годами жизни. Все стало просто. И тогда он выдохнул:
— Ну, ты идиотка! И игры твои безумные! Дурацкие игры!!!
— Клянись! – потребовала она.
— Клянусь двумя идиотскими жизнями, что всю твою мазню, всю эту ерунду, которую ты нарисуешь, подарю тебе. Или куплю. Или украду! Устраивает? – торжественно произнес он.
— Украду? – удивилась она. – Ты такой дебил, что хочешь построить будущее своих детей на “украду”?
— Нет! Ты права! Заработаю! Сделаю! Устраивает?
— Да! – воскликнула она, оставшись очень довольной. Потом посмотрела на берег и добавила:
— Ну и долго ты еще будешь меня тащить на этом корабле? В ресторан не приглашаешь, на воздушном шаре не катаешь, даже мороженое и то не покупаешь, даже букетик цветов, самый захудаленький… Ну, что это за кавалер?…
— Гуляем! – воскликнул он и отдал команду причаливать. Где причаливать, зачем причаливать – не важно! Гуляем и все…
Больше он не считал эти таблетки. Он просто забыл о них думать, лишь иногда замечал, как она по утрам вынимала по одной и пила, но это уже было не важно. Те все равно помочь не могли. Помогло что-то другое!… И снова они носились по городам, каким-то провинциям, дорогам, по вечерам возвращались на корабль и Арина, выполняя свое обещание, непременно подходила к картине, а Петр наблюдал за ней. А по ночам…
Арина заканчивала свою картину, уже оставалось совсем немного. Ее можно будет повесить на стену, а, может быть, для нее то же найти высокую гору и повесить ее там. Арина ничего ужасного не нарисовала. Собственно, эту картину Петр рисовал в своем воображении многие годы их жизни. Он давно придумал эту сказку, эту мечту и делился с ней. Теперь она ее нарисовала своей кистью, оставалось только взять лопату, воткнуть в мягкую землю и на склоне замечательной горы вырубить маленькое, уютное гнездышко. Где небольшой дом нависал над морем со склона горы, а внизу угадывались очертания корабля — кораблика, белого и сказочного, почти такого, на котором они плыли сейчас. Но даже не это было главным. Арина впервые в жизни написала картину. Она умела рисовать, но на полотне красками делала это в первый раз, и поэтому удивляло ее умение передавать сходство. А сходство поражало. Этот человек, который был похож на Петра, смотрел прямо перед собой, а когда Арина дописала эту часть картины, там появились маленькие дети. Мальчик и девочка одного возраста и еще один парень постарше. Они были очень похожи на Петра. Как можно было нарисовать еще не рожденных людей – было непонятно. Как можно было определить их возраст и характеры, но Арина смогла, словно вложила в эту картину весь свой материнский инстинкт, и теперь сходство поражало. Он безумно был благодарен ей за это. За горы и белую лодку у пирса, за домик, свисающий со склона, а особенно за трех маленьких человечков, которые у нее получились. А еще, он был благодарен ей за силу, которую она нашла в себе, чтобы победить болезнь. Она отогнала судьбу на километры и годы. Отбросила эти жуткие рамки и теперь была на долгие годы с ним… И с ними тоже. И теперь он смотрел на картину, где уже вырисовывался силуэт молодой красивой женщины. Та стояла в дверях дома, держалась за ручку, и завершала этот простой сюжет. И Петр на мгновение подумал, что без этой женщины вся эта картина была бы невозможна. Она просто потеряла бы смысл. Оставалось совсем немного, всего несколько штрихов, лицо женщины засияет улыбкой, а глаза ее тепло будут смотреть на троих малышей… И на него тоже.
Любил ли он ее сейчас? Спустя годы и десятилетие, знания и незнания, встречи и расставания, стены, которые разделяли их. Да! Конечно, любил!!!
— Я устала, — произнесла она, — отложив кисть.
— Осталось немного, — удивился он.
— Да, немного, — произнесла она. Потом встряхнулась и спросила,
— Ты помнишь, что мне обещал?
— Да, помню. Конечно, помню, — ответил он.
— Ну-ну, — ответила она и больше не произнесла ни слова.
— Собирайся! – воскликнул он.
— Куда? Снова? Уже вечер!
Они в последние дни носились по каким-то городкам, ходили по пляжам. На юге Испании теперь попадались люди, которые загорали и даже купались. Здесь было очень тепло. Пляжи Марбельи славятся длинным сезоном, и туристы приезжают отдыхать сюда почти круглый год. Так он приплыли в чье-то лето. Но путь их был не окончен. Путь их ТОЛЬКО НАЧИНАЛСЯ. И вот уже пролив, Средиземное Море осталось позади. Океан и прекрасный остров, а на нем удивительный пик вулкана венчает верхушку горы, приглашая встретить рассвет. Остров Тенерифе. Остров, где всегда вечное лето, теплый Гольфстрим и нескончаемый отпуск для людей, которые могут себе позволить это или захотеть… Была бы воля…
А воля была. И желания устремлялись в сумасшедший безудержный бег или полет… А неизвестность манила…
Они мчались по наклонной куда-то вверх на немыслимую высоту. Дорога не петляла скучным серпантином, а чертила по прямой, угадывая настроение этих двоих, и предлагала свой короткий маршрут на серую макушку горы, где скоро наступит рассвет. Он наступит раньше, чем там внизу, и эти двое успеют насладиться первыми лучами утреннего солнца, пока океан и этот чудесный остров спят. Дорога, прямиком не петляя, возносила их к звездам и зарождающемуся рассвету. В лобовом окне было видно только огромное черно-синее небо. Дорога скрывалась под колесами автомобиля и, казалось, что они уже давно оторвались от нее и мчатся в небесах только вперед и ввысь.
— Ты сумасшедший! Вернись на Землю! — не выдержала она.
— Это только начало! — кричал он в ответ.
И теперь только ветер, минуя лобовое стекло, треплет их своими безжалостными порывами. Сносит остатки металла и пластика, бывшие раньше машиной, стирает загар с их кожи, выдувает мозги из безумных голов, срывает одежды, оставляя тела обнаженными и готовыми к этому неистовому полету, сохраняя лишь улыбки и задор на молодых счастливых лицах — лицах и счастливых глазах, которые должны успеть встретить рассвет на этой горе! И снова время послушно застыло. Оно замерло, оставшись там внизу навсегда.
Арина была удивительно красива. Черные волосы переливались в новорожденных лучах, сверкая на солнце. Ее утомленные глаза от праздника и безумия, от бессонных дней и ночей снова горели ярким огнем и не давали ей уставать от юности и восторга этого утра. Он любовался ею. Она и была для него сейчас этим солнцем и рассветом, а он готов был стать вулканом или горой под ее ногами и нести по жизни девочку с такими глазами на любой край света и бесконечно долго…
— Как это здорово, когда любишь, и можно стоять на самой вершине, а дальше остается только взлететь, — думала она. — Когда этот человек рядом — просто держит тебя за руку, светит солнце и больше ничего не нужно…
— Нет нужно, — мысленно вторил он. — Хочется, чтобы рядом ходил маленький человечек, тот самый, с ее картины, и был похож на них, а остальное не имеет никакого значения. Рука в руке, тепло этого солнца и маленький человечек рядом… Нет, три человека…
— Так не бывает…
— Но это есть… Как хорошо, что теперь ты сможешь все! И даже больше. Ты стоишь на этой вершине, а другие горы ждут тебя впереди, а дальше только полет, — думал он, любуясь восходом, любуясь ею.
— Полет в никуда — в неизвестность. И только туда, наверх… Как жаль, что подняться выше невозможно…
Утром следующего дня они вместе находились на палубе корабля. Проснулись рано, им снова не хотелось пропускать рассвет. Пусть он был поздний — этот рассвет, зимний, но солнце снова будет горячим, будет светить в их лица, и они снова вместе будут его встречать. Картина стояла в стороне, и в сумерках зарождающегося утра ее краски совсем не поблекли. Они светились в темноте от яркого фонаря на палубе, оживая, и этот маленький дом и люди рядом казались настоящими. Маленький крошечный мир, написанный чьей-то рукой – он помещался в этой рамке, и жизни этих людей тоже. Оставалось всего несколько мазков и глаза этой женщины засияют.
Петр неожиданно произнес:
— Я хотел тебе сказать, — он волновался и поэтому замолчал. Он вел себя, как ребенок.
— Знаешь, коль скоро мы с тобой уже так давно знакомы… Уже почти месяц, я хотел тебе сказать… Я хотел сделать тебе предложение.
— Ты обезумел, мой хороший, — засмеялась она.
— Нет, не обезумел, все прошлое не считается. Давай начнем с начала. То есть, пройдем все это еще раз, но по-другому. А поэтому делаю тебе предложение, — повторил он.
— Ты опоздал, глупый, ты уже сделал мне предложение, и теперь я занята. Уже десять лет! За-ня-та!
— Не совсем, — улыбнулся он. — Если ты, конечно, готова снова выйти за меня… Я поведу тебя под венец.
— Что?
— Через неделю мы вернемся и будем венчаться…
Он снова улыбнулся и добавил.
— Так и быть, уговорила! Делаю тебе предложение,… во второй раз!
Она промолчала и пристально смотрела в его глаза. Он не понимал, что с ней творится, лишь видел, как она волнуется. Разве может женщина, спустя столько лет так воспринимать его слова? – поразился он. А сердце ее вырывалось наружу. Глаза светились невероятным блеском, и она не могла вымолвить ни слова. Что-то хотела сказать. Сделать это прямо сейчас… Но почему-то молчала.
— Если любит – может, — подумал он, глядя в эти глаза.
— Такое нужно отметить! – воскликнул он, — шампанского!
— В девять утра! – только и сказала она, потом засмеялась. Но он уже скрылся в дверях кают-компании и шел в трюм, где находились их запасы. Повар спал, да и не нужен был сейчас этот повар. Петр быстро шел, он торопился вернуться к ней. Шел и думал о предложении, которое только что сделал. Как давно он не делал этой женщине предложения! Почему? Если ты еще способен произносить это слово “Люблю” – делай такие предложения часто. Делай их каждый день…
Она стояла на корме, цепко держась за перила, и вглядывалась в бесконечную даль океана. Стояла так уже целую вечность и смотрела туда, где небо соединялось с беспокойными волнами, где кончалась эта земля и начиналась какая-то другая стихия, другая жизнь. А ее длинные черные волосы развевались на беспокойном ветру. Солнце вставало из-за горизонта и уже освещало утренними лучами водную гладь, солнце начинало свой новый день над этой бесконечной равниной. Наступало то единственное мгновение, когда оно еще касалось горизонта, но уже готово было оторваться и устремиться на высоту, чтобы залить весь этот водный мир ослепительными лучами, подарить тепло и жизнь, и любовь. Этот миг был маленькой короткой сказкой и сказку эту подарил ей Он. В такие мгновения не существует прошлого или будущего, есть только настоящее. Этот ослепительный миг и он твой… И Его тоже…
Только, почему-то он не шел. Он находился в трюме этого маленького белого корабля или где-то еще, но не было его рядом, и это утреннее мгновение принадлежало только ей.
И тут она почувствовала, что больше так не могла. Она очень устала за это короткое путешествие и долгую жизнь, которую прожила. Сил не оставалось, а претворяться больше не могла…
Петр вернулся на палубу, неся бутылку шампанского, и не увидел ее у парапета. Удивленно оглянулся по сторонам и заметил двух французов его команды, которые зачем-то ринулись к корме и сиганули в воду. Петр подбежал и в ужасе смотрел вниз, а оттуда ребята-французы поднимали Арину. Она без сознания лежала на их руках, и те по трапу для пловцов, который капитан уже спустил на воду, заносили ее на борт. Сначала он ничего не понял, подхватил ее на руки и уложил на диване. Она открыла глаза и теперь смотрела на него. А лицо ее было покрыто морщинами, глаза провалились, вокруг них были темные круги, нос заострился, а на голове после этого купания снова показались седые волосы. Их было очень много, и они предательски выдавали ее тайну.
Самолет уверенно набирал высоту, прощаясь с взлетной полосой, с морем и маленьким островом, с крошечным игрушечным миром, белым корабликом, который одиноко плыл по волнам, больше не выбирая маршрута. Он возвращался в свою гавань, откуда совсем недавно начинал свое путешествие…
Арина сидела рядом, не скрывая усталости, не пытаясь что-то сказать, спрятать неожиданно набежавшие морщинки и седые волосы. А он тоже молчал, думал и не понимал. Как она смогла утаить от него себя, свою болезнь? Почему он не замечал ничего? Целых три недели он не верил, считал эти таблетки, но ничего не замечал. И сейчас у него в сознании все переворачивалось.
Лучше готовиться к худшему, — вспомнил он. Потом подумал:
— Снова ты о себе?
И опять не понимал…
— Просто ты влюбился, дурачок, поэтому ничего не замечал, — неожиданно ответила Арина, словно не он разговаривал с самим собой, а говорил с ней. А поэтому продолжил этот разговор, спросив:
— Разве такое возможно?
— Если любишь – возможно все. У мужчин обычно так и бывает.
— Откуда ты все это знаешь? – удивился он.
— Я очень…, — она помолчала немного, потом произнесла, — очень-очень взрослая и мудрая женщина. Иногда мне кажется, что я знаю все.
И тут он понял, глядя в ее глаза, чего стоила ей такая поездка. Катание по черным трассам, бессонные ночи, бесконечные километры дорог. Он думал, что подарил ей это путешествие, обманул ее, подарил сказку, а оказалось, что это она, превозмогая усталость прожитых лет, дарила ему годы своей жизни, день за днем, думая только о нем. Знала и молчала, и просто любила. Но, имел ли он право на это? Он украл ее из больницы, где, может быть, ей смогли бы помочь… Его предупреждали! А он!…
— Не смей себя ни в чем винить! – вдруг произнесла она, глядя в его глаза. – Ты сделал то, что должен был сделать. Что хотел. Спасибо тебе за все… Я люблю тебя!
И она взяла его за руку, как маленького ребенка. А он не знал, что ответить.
— Ты помнишь, что обещал мне? – вдруг жестко спросила она.
Он промолчал и теперь с ужасом смотрел в ее глаза, вспоминая эту картину, дом на горе и кораблик у пирса, маленьких детей, человека, похожего на него и на Арину… И тут он снова увидел лицо этой женщины! Там было просто белое пятно. Пятно и все. Она так и не успела его дорисовать. Не успела или не хотела?… Знала и молчала…
— Ты обещал. Ты поклялся мне! – тихо спокойно произнесла она.
– А картину эту ты дорисуешь сам.
И тут ему стало страшно.
— Что же будет дальше? – захотел спросить он, но промолчал, спрашивать было некого. На этот вопрос, пожалуй, даже она вряд ли ответила бы. На такой вопрос ответа нет. И теперь ему одному придется искать его. Но оставалось еще 7 таблеток… Целых 7 таблеток! И, чтобы там ни было, время еще оставалось…
А за окном где-то внизу пролетали белые облака, неслись навстречу заснеженные горы и зеленые лужайки, на них паслись маленькие коровки, и коричневые пятна были нарисованы на их боках. А за окном сыпался желтый песок. Он неумолимо заносил весь этот мир, превращая его в одну бесконечную пустыню, и звук сходящей песчаной лавины снова шумел в голове, давил на уши, застилая сознание. Песок уже доходил до шеи, до его лица и было трудно дышать…
