К рассвету боль становится острее,
поскольку надо встать и что-то делать,
не думая о стянутой на шее
веревке на крюке в простенке белом.
Мы отстрадали и само страданье,
нам даже хуже быть уже не может,
а жизни суть все в той же воле божьей,
как порицанье или назиданье.
С утра начнут звонить псаломщики и черти
с угрозами, хулой и злостью молодой.
В окне озябший тополь шепнет о скорой смерти
и ангел пролетит бок о бок со звездой.
***
Символом времени стало отсутствие символов.
К ним охладели, поскольку, не ведая страха,
что-то напела к утру заграничная птаха
против родного, каурого, черного, сивого
в пользу лошадника Боба и черта в сковороде –
вип-знатоков в буржуазном питье и еде.
Первые в мире по части балета и гласности,
в стольных конюшнях разводим двуногих мустангов,
чем-то похожих на помесь кентавра и танка
с боекомплектом и прочим. Но все это частности.
Важно другое: мы живы себе на уме,
с фигой в кармане, пока не очнемся в тюрьме.
Что нам страна и ее одиозные винтики!
Нам до любви не дожить, а до счастья – скачок и полшага.
Если браткам не изменят расчет и отвага,
а на верху что-то скажут в поддержку политики,
смело, с открытым забралом, мы двинем вперед,
если, конечно, известны шифровка и код.
Так и живем под раскрутку заморского шлягера.
Легкая жизнь – при деньгах, без проблем и вопросов.
Жаль только снится ночами, как в бричке, с доносом,
спешно помчался к царю шут Ивашка Балакирев.
Страшные сны – в них другого порядка игра:
ссылки, остроги ет сеттера.
Все по старинке: вакантные нары Лефортово
лихо тасуют с альковами первых красавиц,
золото с медью, славу с позорным бесславьем,
ангельский локон иконный с личиною чертовой.
«Крали, да меры не знали», – так барин сказал,
выслав воров и мздоимцев на лесоповал.
Всем воздается, и это ни в целом и в частности,
а от судьбы – за разгадкой ее криптограммы,
где, как на сцене, играют комедии, фарсы и драмы
под небесами, где нету ни толку, ни ясности.
Плачет мой сивый: ну что у нас в нищей суме?
Крошечный гном, заводной и себе на уме.
ДРУГУ-ЭМИГРАНТУ
С другого берега яснее виден этот –
обзор, масштаб, и жалкий общий вид
с тропинкой, убегающей от света,
и зверем, что который век не спит.
Мы отстаем на много зим и весен –
не тот менталитет, как ни крути.
И в Пушкинскую болдинскую осень
ведут незрячих иноков пути.
Ну, что ж, пойдем – такая уж забота.
Или судьба остаться за чертой
не либералом и не патриотом,
а полым, как тростник, самим собой.
Не избежать проклятого соседства.
И оттого веселый мажордом
нас тешит то войной, то самоедством,
а то срамит и кличет за кордон.
Благодарю. Послушники и смерды,
мы этот Рубикон не перейдем.
Уж лучше здесь, с кутьей, до самой смерти
век проживем да слово сбережем.
Нам не до скользкой с нечетом и четом
игры, где не обманешь – не продашь.
С другого берега яснее виден этот,
а с этого яснее виден ваш.
