ЖЕНЩИНЕ
Не надо ничего пророчить.
Пусть в горле выкипит слеза,
ты больше скажешь, если молча
посмотришь нелюди в глаза.
В лихие дни лихой годины,
когда идет на брата брат,
лишь от слепой мужской гордыни
дорога вымощена в ад.
Тот пал от пули, те в опале.
Их нежить темная вела.
Уйми холодные печали.
В них тайно скрыта сила зла.
Я верю только женской стати,
в ее бесстрастный ум и взгляд.
Не треск с трибуны, а заклятья,
ее заклятья нас смирят.
И этих юношей с Неглинки
оставь, забудь их имена.
И для прекрасной половинки
пришли иные времена.
Держи соблазны в черном теле,
чтоб сохранить огонь и стыд,
и теплоту у колыбели,
где наше будущее спит.
БУРЯ. 1993 ГОД.
Еще вчера вокруг мело.
Лепило окна белым снегом.
И небо мглой заволокло
одним стремительным набегом.
В саду, в смещении ветвей,
смещались контуры березы.
И сквозь расщелины дверей
тянуло с улицы морозом.
И, тешась колдовской игрой,
плели метели хороводы.
Иерихонскою трубой
гудела вьюга в дымоходе.
Под утро, осветив луга,
настала тишь – как в богадельне.
И боль отплакала пурга,
отхороводили метели.
Дышала негою земля.
Но, словно метки черных оргий,
к ней прижимались тополя
и клены, вырванные с корнем.
И соки со стволов берез
за каплей капля вниз летели
подобьем выплаканных слез
по братьям, сгинувшим в метели.
***
Спокойно жди. Но час неровен —
начнется вновь переполох.
И мир охватит жажда крови.
И всадник выкрикнет: «Всполох!»
Не отдавай свои станицы.
Не прячь лица. Не жги страницы.
Мужицкой кровью Шукшина
калина красная красна.
***
«Я вернулся в свой город…»
О. Мандельштам
Я бы тоже вернулся в свои города,
да мешают года. И, как корочка льда,
жизнь уходит, сужаясь от жарких лучей,
под траву-мураву, как сквозь пальцы вода.
Я бы тоже вернулся в свои пустыри,
где гоняли мячи до вечерней зари,
где когда-то, малыш – от горшка два вершка,
я весеннюю розу тебе подарил.
Ты в ответ осветила улыбкой такой,
от которой я небо сравнял бы с землей.
Помню: замерло сердце, гулял допоздна
и полночи валялся в обнимку с травой.
Я полвека прожил. И уже не прошу
никого ни о чем – все смогу и решу.
Но улыбку твою, как магический знак,
до сих пор я в нагрудном кармане ношу
***
Все хочется верить, что будет и радость,
что сможешь печаль и унять и замять.
А силы все меньше. И в двери парадной
холодным безверьем вступает зима.
А ветки под сереньким небом все краше,
все чище верхушки заснеженных ив.
И мир торжествует. Он этим и страшен,
что так невозможно велик и красив.
