ТВАРЬ КОСОГЛАЗАЯ

6.

Он плохо помнил, когда Таня — так звали эту девушку, поселилась со своими подружками в доме у его хозяйки, но случилось это зимой, в начале года.
Они, студентки кооперативного техникума, находились в посёлке на практике и проживали до этого в другом месте, но по каким-то причинам решили перебраться к ней.
Её он увидел вечером, когда хозяйка знакомила его со своими новыми постояльцами. Девушки вышли с другой половины дома и Таня, оказавшись чуть впереди, сразу же привлекла его внимание, но ни тем, что вышла раньше или выглядела краше своих подружек, просто лицо девушки показалось ему знакомым, словно он встречался с ней раньше, а где и когда? — подзабыл и сейчас не может припомнить.
Чуть позже, беседуя со своими новыми соседками, он убедился, что никогда их пути-дорожки не пересекались — даже здесь, в малолюдном посёлке, где каждое новое лицо бросается в глаза. И в этом не было ничего удивительного — они, почти ровесники, начали только жить, но их молодые жизни, как тихие, набирающие силу ручейки, протекали до этого в разных местах.
Таня не выделялась среди своих подруг, но показалось ему особенной: говорила девушка мало, чаще молчала и не смеялась, как её подружки, а лишь робко и доверчиво улыбалась. И добрая её улыбка, быстро слетая с чуть пухловатых губ, затем подолгу застывала в умных, сероватых глазах с лёгкой голубизной. Каштановые волосы, чуть с рыжеватым оттенком, красиво обрамляли её приятное и спокойное лицо с правильными чертами. Она была по-девичьи стройна, а плоская грудь и неразвитые бедра только подчёркивали её юность.
На Таню хотелось смотреть, однако он, памятуя про нехорошие особенности своего пристального взгляда, намеренно не разглядывал девушку. Но всё же подмечал, как она останавливала иногда на нём свой ясный и безотрывный взгляд, словно спрашивая его: «Посмотри-ка, дружок, на меня… Посмотри, наконец-то!.. Не вороти от девицы своих глаз, не вороти от счастья своего…»
В те немногие, зимние вечера, когда он оказывался в компании своих соседок, всё это удивительным образом повторялось в её облике… И он успел привыкнуть к ней, к её особому, быть может, чуточку странному взгляду грустных глаз.
Танцы в местном доме культуры девчонок не интересовали, как, впрочем, и его, поэтому, когда позволяла погода, они гуляли всей компанией по тихим и заснеженным улочкам посёлка. И Таня оказывалась в эти светлые, северные ночи рядышком с ним и так близко, что в лунном отблеске её загадочных глаз ему чудилось что-то вечное и непостижимое.
Ухаживать за девушками он не пытался, не вёл с ними игривых разговоров, был немного скован и, наверное, казался им малоразговорчивым и суховатым. Но его всё ещё не покидало ощущение, будто он знаком с Таней целую вечность и лишь от этого она казалась ему удивительной, не такой, как её подруги.
Так случилось, что за всё время знакомства им ни разу не удалось остаться вдвоём, что называется с глазу на глаз. И что-то подобное произошло лишь в последний день пребывания Тани в посёлке.
В тот день, собираясь на работу, он знал, что его соседки уезжают именно сегодня, поэтому попрощался с ними заранее, чтоб не беспокоить рано утром спящих девушек. Однако вечером, вернувшись, застал на кухне Таню, сидящую с хозяйкой. Она, оказывается, надумала добираться до железнодорожной станции, которая находилась в километрах тридцати от посёлка, вечерним автобусом.
И хозяйка, видимо, из-за стеснительности Тани, с улыбкой и каким-то присущим лишь ей лукавым прищуром спросила его:
— Ну, как кавалер, а?!.. Поможешь Танюши чемодан до автобуса донести?
— О чём разговор?! — удивился он. — Конечно, помогу…
И увидев благодарную улыбку на лице Тани, больше не стал разговаривать и отправился в свою комнату.
Через некоторое время он услышал стук в дверь и голос Тани: «Я готова…»
Он вышел и увидел уже одетую девушку, а рядом с ней чемодан достаточно внушительных размеров. Таня застенчиво улыбалась и в эти мгновения показалась ему особенно дорогой, словно родная сестричка, которой у него никогда не было в жизни, а сейчас этой худенькой, слабой на вид девушке требовалась его помощь. И он, скрывая радостное волнение, быстро собрался. Затем они присели на дорожку и под добрые, прощальные слова хозяйки покинули её дом.
Большой на вид чемодан был, в общем-то, не таким тяжёлым, а до остановки не так далеко, около километра. Они шли, не спеша, изредка обмениваясь односложными фразами… Всё произошло так неожиданно, что он потерялся, оказавшись в непривычной ситуации. Он не знал о чём говорить с этой милой ему и чуточку странной девушкой, к которой испытывал недавно вспыхнувшие и ещё непонятные чувства.
Понимая исключительность этих проводов, он догадывался, что именно сейчас необходимо сказать приглянувшийся девушке самые простые и искренние слова. Но что-то упорно мешало ему это сделать. А Таня иногда поглядывала на него, будто пыталась что-то прочитать в молчаливом своем спутнике, в его глазах, которые тот отводил уже почти машинально, словно чего-то боялся.
Чтоб Тани не мёрзнуть, ожидая автобус, они зашли в самый ближний к остановке дом, где располагалась почта. Там они задержались на площадке, у окна, между этажами деревянного здания и Таня поблагодарила его за помощь.
Уже стемнело, но на площадке горела яркая лампочка и он, опуская чемодан у её ног, впервые разглядел Таню совсем-совсем близко и поразился тому, какая она всё-таки замечательная, если к ней присмотреться. Однако тут же смутился, быстро отвёл от неё взгляд и спросил:
— Ну, я пойду?!
Таня молчала, будто не слыша его, и стояла перед ним с застывшей полуулыбкой, не отводя от него своего взора. А он, не дождавшись от неё слов, попрощался и стал неторопливо спускаться, и лишь в конце лестницы, на самом повороте, обернулся и посмотрел на Таню в последний раз.
Она стояла у окна и глядела ему вслед, но в её взгляде, устремлённом на него сверху, он не увидел того, что потом неоднократно подмечал в глазах у девушки на картине «Незнакомка». Он не почувствовал в нём пронизывающего холода неизбежности, убивающего последнюю надежду, как в том портрете известного русского художника. Наоборот, что-то обожгло в Танином взгляде, задержавшим его на мгновения, но в эти секунды молодые ноги оказались сильнее и стремительнее, чем душа, и он вышел из здания, страшно раздосадованный непонятно из-за чего и почему…