миниатюра
Утро выходного дня. Я проснулся, умылся, позавтракал яичницей из двух яиц и стаканом кефира, а сейчас ем яблоко и смотрю в окно. Окно я открыл, чтобы комната наполнилась утренней свежестью. Это рационально, и содержит в себе гигиенический смысл. А яблоко мне вчера вечером подарила соседка, Жоржетта Леопольдовна. Сказала, что его нужно скушать как можно скорее, потому что оно скоропортящееся и до завтра может не выдержать. В том смысле, что может прокиснуть или протухнуть. Вот такие яблоки продаются сейчас в наших продуктовых магазинах. Это называется «передовые технологии в современном сельском хозяйстве». Двинешь кони – и даже не поймёшь от чего. Хотя, конечно, поймёшь: от этих самых технологий. Чего непонятного-то. Всё как Божий день! Но будет уже поздно чего-то понимать. Ни к чему уже будет. Всё уже станет суета и тлен.
За окном раздаётся знакомый свист, и я поворачиваю голову. Это мой сосед справа, некто Василий. Василий трудится слесарем на макаронной фабрике и очень любит выпить. Выпивка это его жизненное кредо.
─ Здравствуй, Василий! – приветствую я его как можно душевнее.
─ Здоровей видали.., ─ слышу в ответ хмурое. Всё понятно: Василий недоволен жизнью. С ним такое бывает. Эстетический человек!
─ Полтинник, и в школу не итить, ─ произносит он загадочную фразу. – А, студент прохладной жизни?
Я в ответ дурашливо улыбаюсь. Я не понимаю столь мудрёных словесных оборотов. Я по убеждениям и складу характера – законченный материалист, и нет на мне креста.
Василий смотрит на меня внимательно и медленно скукорживает губы дудочкой. Это означает лёгкую раздражительность и терпеливое недовольство.
─ Полтинник есть? – поясняет он сказанное.
─ Пятьдесят копеек? – уточняю я радостно.
─ Копеек.., ─ в голосе Василия слышатся нотки уничижительного презрения. – Засунь себе эти «копеек» в… ─ и он в простонародном выражении указывает точное анатомическое место, в которое эти копейки надлежит засовывать.
─ Чего сейчас купишь на копейки? – продолжает он своё беспощадное, умудрённое жизнью, добивание. ─ Рублей! Копеек…
Я достаю кошелёк.
─ Пятьдесят рублей нет, — отвечаю ему честно. – Есть сто.
─ Сто так сто, ─ соглашается он. Василий очень покладист. Ему совершенно чужды корысть и страсть к накопительству. Он регулярно приносит с родного предприятия ворованные макароны и продаёт нам, соседям, по совершенно смехотворной цене. За это пользуется уважением у всех проживающих в нашем замечательном подъезде.
─ А что? – спрашиваю я. – Сегодня какой-то праздник?
─ «Какой-то праздник…» — беззлобно передразнивает меня Василий. – Не какой-то, а Троица! Не знаете вы, молодые, ни х… (далее следует простонародное матерное слово, означающее мужской половой член в родительном падеже). И чему вас, му… (далее следует простонародное, но уже не матерное слово, означающее мужское половое начало),… только в ваших институтах учут…
Я перегибаюсь через подоконник и кидаю со своего второго этажа купюру. Василий ловко подхватывает её своими натруженными пролетарскими пальцами и спешит за угол нашего дома. Месяц назад там открылась пивная с непонятно-интригующим названием «Парадиз», и Василий уже успел два раза подраться с тамошними посетителями. Временами он бывает крут и даже дерзок. Подозреваю, что Василий – тайный марксист.
Я поворачиваюсь и включаю телевизор. На экране появляется известный депутат. Он появляется там регулярно, потому что знает всё. Благодаря таким своим совершенно фантастическим познаниям во всём и по всему, он считает себя вправе учить телезрителей как нужно правильно жить, чтобы достигнуть всеобщего достойного светлого будущего. В прошлой передаче он говорил, что по профессии он – шахтёр, и практически всю свою сознательную жизнь провёл в забое. Про своё героическое шахтёрство он, конечно, врёт, но считает, что его враньё все принимают за правду. Поэтому врёт вдохновенно и искренней страстью. А ещё он любит казаться умным, что отчасти оправдано: такое «казание» входит в его нынешние должностные обязанности. Кроме того, он – видный патриот, поэтому у него есть виллы в Испании и ближайшем Подмосковье (обе построены на накопления тёщи – бывшей сельской учительницы), банковский счёт в Швейцарии (оформлен на супругу, очень славную женщину), а сыночек учится в закрытом колледже в Англии. Он там выучится на талантливого менеджера, вернётся на горячо любимую Родину и вместе с папой будет драть нас, дорогих россиян, в хвост и гриву, продирая до самых гланд. Делать он это будет, конечно же, с совершенно благой целью: чтобы уже совместно со своим щахтёрско-забойным папой всё-таки затолкать нас, «дорогих россиян», в наше общее светлое будущее. Это замечательно. Побольше бы таких депутатов, таких шахтёров, таких тёщ, таких сыночков и таких просветлённых будущих. Интересно, будет ли этот деятель нашего светлого будущего справлять сегодня Троицу? Думаю, что будет. Он же, повторяю, патриот! И не простой, а пламенный!
По улице проехала автомашина с цистерной ядовито-жёлтого цвета. На цистерне крупными синими буквами написано – МОЛОКО. Она останавливается у детской площадки, и к ней со всех сторон начинают спешить люди с бидонами. Сейчас из кабины автомобиля вылезет весёлая толстая тётка в синем рабочем костюме и весело скажет: « А вот и мы, слегка посрамши!». Почему она всегда говорит именно так, сообщая собирающимся около бочки гражданам подробности своих с шофёром физиологических отправлений – я не знаю. Вероятно, такой наигранный оптимизм означает приветствие вместо обычного «здравствуйте». А может, она так грубовато шутит. Может, у неё с этими самым отправлением – проблемы. Я не знаю. Я же не депутат.
Молоко нам привозят из бывшего совхоза имени Кржижановского, а ныне – сэ зэ а о, которое уже без Кржижановского. Куда подевался из совхозного названия этот старый большевик, верный соратник вождя мирового пролетариата, товарища Владимира Ильича Ленина – неизвестно. Вероятно, он перестал вписываться в сегодняшние идеологические принципы и догмы. А может, просто надоел со своим идеологическим кржижановством.
Молоко в бочке бывает разным. Иногда хорошим, иногда не очень. На прошлой неделе я купил три литра и после употребления в непрокипячёном виде вынужден был пол-дня провести на толчке в состоянии изнуряемого непрекращающимся жидким стулом и даже почему-то с пеной. Что тоже имело свой несомненный плюс, потому что я наконец-то дочитал книгу очень модного ныне автора. Ни названия книги, ни фамилии автора я по слабости состояния не запомнил, но книгу мне дала Зина. Она всегда в курсе новых библиографических веяний, потому что работает библиотекаршей в библиотеке завода железобетонных конструкций. У Зины всегда слегка смущённый взгляд, тугая русая коса, роскошные груди и большая, всегда тёплая жо. С Зиной удобно, потому что в повседневной жизни она неприхотлива, совершенно необременительна и не пытается навязать мне свои жизненные планы и принципы. Может быть, мы даже любим друг друга, но об этом стесняемся говорить вслух.
По улице в направлении к реке идут два мужика. Судя по их экипировке и закалённым красно-сизым носам, это рыбаки. Рыбаки мне всегда представляются людьми неунывающими и уверенными в завтрашнем дне.
─ А наши-то вчера проиграли! – радостно говорит один другому.
─ Ага! – так же радостно отвечает ему товарищ. ─ Козлы Ну и х… с ними! – и оба они начинают громко смеяться. Эти рыбаки – философисты. Знают жизнь и принимают её такой, какая она есть. Со всеми её выигрышами и проигрышами.
Я доедаю яблоко и бросаю огрызок пролетающей за окном здоровенной вороне. Ворона подхватывает его на лету и спешит к нашей уличной помойке. Там сейчас начинается утренний разбор свежих мусорных поступлений, в частности, объедков. Я выключаю телевизор, закрываю окно, обуваю сандалии и выхожу на улицу. Надо сходить в на рынок купить картошки. Картошка стоит уже двадцать пять рублей за один килограмм, а ещё неделю назад стоила ровно двадцать. Но это ничего. Жить можно. Как говорится, лишь бы не было войны. Интересно, почём сейчас на рынке хрен столовый, хрен могучий?
