На белом барельефе над
Метро, как ягоды небес
Пестреют голуби. Я рад
Картину областью чудес
Считать: и вот на сапоге
Колхозника сидит один,
Другой, немного понаглей,
Ворочается, — господин! —
На кепке сталевара.
Дождь,
Чуть моросящий. Круглый ноль
Сереющего неба. Ждёшь,
Чтоб единица дальше роль
Исполнила, дав солнце нам.
От единицы длится счёт.
А голуби от влажных драм
Укрылись. Два их не влечёт.
Есть ритмы чисел, и они
Определяют жизнь, что крест.
Три дня был счастлив. Эти дни,
Как дар из неизвестных мест.
Четыре половинкой мозг
Той бесконечности сочтёт,
Какую тщился, но не смог
Понять, — она запретный плод.
Пять – пиршество ученика,
Ты ученик уже седой.
Наука жизни велика,
Узнаешь многое, герой.
Шесть громыхало, будто жесть
Под ливнем. Семь давало нам
Гармонию, какая есть
Небесный, совершенный храм.
Где голуби? А дождь прошёл.
Про восемь говорить легко.
Но девяти кругов тяжёл
Набор – они так далеко.
А жизнь? Близка и далека.
Ушедшему в свои мечты
Она, как снадобье, горька,
И эту горечь знаешь ты.
СКОРПИОНЫ СМЫСЛА
Скорпионы смысла жалят дни,
Проведённые тобой без смысла,
Ибо если не зажглись огни,
То дождём тоски те дни и смыло.
Ибо только смыслом тяжелы
И благословенны дни – иначе
Просто поиск выгоды-золы
И пустой, коль внешняя, удачи.
ЭКЗИСТЕНЦИЯ
Флибустьерский нрав Хемингуэя
Явь не изменила, не смогла.
Золото заката скажет – где я
Завершаю день, забыв дела.
Плавится над суммой крыш Калуги
Солнце, замыкая на засов
День, слои которого упруги
Были суммой самородных слов.
Судьбы есть, как золотые зёрна:
Прорастают в нас – но большинство
В общей плазме булькает позорно –
Лишь для размноженья вещество.
Больно экзистенция богата
На загадки, зеркала, тузы
Каверз – ибо хочется крылато
Одолеть реальности узлы.
Циолковский нам фиалки мысли
Разводил, как будущего сад.
С розой и крестом возможна смычка
Дня, коль пустотою был богат?
Крестоносцев путь окутан пылью –
Мистика прожгла его огнём.
Изобресть искусственные крылья
Леонардо – знал духовный дом –
Мог, но для полёта есть персоны?
Люди телом больно тяжелы.
Снова битвы, снова мчатся кони,
Или – ищем выгоды-золы.
Снова бомбы, жертвы громоздятся,
Гекатомбы оных – к небесам.
Лестницы хрустальные приснятся,
Подниматься, видимо, не нам.
Кропотлив алхимик: устраняет
Низовое в собственной душе.
Философский камень обещает
Золото на тайном рубеже.
В переулке я калужском видел
Даму-экзистенцию… Был пьян,
Водкой мозг от грязных пятен вытер,
Или алкоголь – судьбы изъян?
Бурное и мудрое едва ли
Совместить получится. Увы.
Коли не поверишь вертикали,
Жизнь распорют чёрные узлы.
БИТВА НАРОДОВ ПОД ЛЕЙПЦИГОМ
Девять корпусов пехотных,
Императорская гвардия.
Кавалерию восстановить
Полностью не смог Наполеон.
Дым клубится – труд из ряда потных
И кровавых – ратный.
…ибо ради я
Гибну, чтоб другим пришлось пожить…
Лейпциг дан, как грандиозный фон.
Стянуты союзников войска,
Превосходят доблестных французов.
И фельдмаршал Блюхер побеждать
В битве многояростной готов.
Местность не бывает, как доска.
Страх всегда воителю обуза.
Коллоредо смертный урожай
Соберёт, кидая много слов.
Поначалу, мнилось победит
Император знаменитый – в силе.
Сходятся народы, как валы.
И Барклай командует, умел.
Славы не бывает бледным вид.
Кони мчатся в желтоватом мыле.
Миги в ходе битвы все важны —
Каждый лечь в историю посмел.
* * *
Монстриков своих я наизусть
Знаю – тот оскалится, тот плачет,
Провоцируя в сознанье грусть,
Что, по сути, ничего не значит.
С Богом радостно, а в церкви тьма.
Монстрики растравы и тщеславья
Тщились – не свели меня с ума,
В золото я их не переплавил.
Герметизм алхимии при том
Ведаю я переплавкой худшего
В нас, и превращением заблудшего
В знающего высоту, как дом.
Монстрики играют долго мной,
Темой главною себя считая.
Но сознанье не застлало мглой,
Ибо есть реальность золотая.
* * *
Лицо – истрёпанная карта
Тобою пережитых лет.
Сказать, что прожил так, как надо
Не можешь – в этом правды нет.
Бутана храмы золотые!
Их ярусы, что каталог
Надежд, всегда сильны людские,
И каждый так не прост итог.
Смотреть в свои глаза порою
Мучительней, чем в пустоту.
Слагал стихи. Жил красотою,
И тщился воплотить мечту.
И в клочья рвал свою тщету.
* * *
Птица Рух над лесом иероглифов
Пролетает, густо бросив тень.
Изреченье может быть уродливым?
Да, коль отойдёт от темы тем.
Тема тем всеобщностью мерцает.
Гамлет пьёт ромейское вино.
Оккам бритвой нервы обнажает
Сущности, сокрытой всё равно.
Связанный со всем, по лабиринту
Золотящемуся, будто свет
Ты идешь, и жизни внемлешь – Риму,
Коего возвышеннее нет.
* * *
Османская империя пестра.
И минареты, вздёрнутые в небо,
Духовного сулят избыток хлеба.
Мечта мир захватить весьма остра.
Великого визиря монолог
С самим собою долог и запутан.
А у лисы в чалме отменный слог,
Поэзии бессчётны атрибуты.
Палач от крови им казнённых пьян.
И у воды как будто привкус крови.
Базар. Ишак орёт. В чужой карман
Воришка, виртуозный безусловно,
Вновь руку запускает.
Продавцы
Воды кричат. В труде упорен медник.
О жизни знают многое отцы,
Рассказы детям, пусть покуда мелким,
Помогут…
Правоверные лицом
В пыль могут пасть, отдавшися молитве.
Империя войну опять винтом
В реальность вкрутит, веря только битве.
Галеры вновь плывут, суля весьма
Богатую поживу. Время длится.
Цветёт пока османская весна.
В разгар цветенья многое случится.
* * *
В разводах дивных, будто яшма
Каштанов камни, чудный цвет, —
Природного подобье ямба,
На все вопросы даст ответ.
Империй древние строенья
В узорах на каштанах зрю.
На зиккурат ведут ступени,
За этот ход благодарю.
Иль планетарные пейзажи
Дал панорамою каштан.
Он, кажется, лучится даже,
Иль сфер созвучьем осиян?
В траве их подбираешь, в детство
На сеть мгновений уходя.
И сеть порвать не ищешь средства,
Коль сам ты — взрослое дитя.
* * *
Всех живущих на свете мне жалко –
Знаю, как лупит палка судьбы.
Слишком твёрдая, чёрная палка
Исключает возможность борьбы.
Да и как разорит адский ветер
Планы – ведаю я наизусть.
Как прекрасные ангелы-дети
Превращаются в пьяниц.
О! грусть…
Как надежды линяют, — что ткани,
Как иллюзий затейлив кошмар.
Как стираются личности грани,
Невезенье коль шлёт циркуляр.
Всех живущих на свете мне жалко.
Равнодушное солнце блестит.
И судеб возвышается свалка
В шелухе ложных грёз и обид.
ПЬЯНОЕ ПЛАВАНЬЕ
К мечтательности островам
Кидает плаванье, играя, —
Ты, их обследовавши, сам
Себя в переплетеньях рая
Теряешь, чтобы плыть опять,
Доверив путы чужеземцам.
А код пути расшифровать
Куда сложней, чем наглядеться
На малахит и мельхиор
Морей фантазий, рек подземных.
Объявишь трезвости позор:
Мол, власть подобной — из ущербных.
О, сумма всем привычных пут –
Не зримых, но прочнее зримых.
Обмазан дёгтем скучный труд
При всех, нам ведомых, режимах.
Напрасно что ли череп крут?
И мозг янтарно золотится…
Иллюзии скрутивши в жгут
Судьба вас хлещет и глумится.
Пускай мотается корвет
По волнам – лучше всякой карты
Расскажут: есть ли в мире, нет
Возможность жить не просто «как-то»,
А духа солнечной волной.
А в космосе твоих мечтаний
Любой герой всегда живой,
И сталь затуплена страданий.
Так – пьяным плаваньем – и жив.
И перламутром блещет ветер.
Даль всех возможных перспектив
Даётся в изначальном свете.
* * *
Пошлость жизненной нормою стала,
Старой бабки застиран халат.
Высверк мысли игрою металла
Низвергается данностью в ад.
Кокаин, диктовавший шаману –
Вена старая пышно цвела –
Сочинения, вверив туману
Мысли, мозг не сжигает дотла.
Фрейд, когда-то писавший о мозге,
Был учёным весьма не плохим.
Но иное насущно эпохе:
Важен реквием ей по благим,
Благородным идеям. И – нате!
Пошлость сальный достала халат.
Что сегодня узришь на эстраде?
Пестротой полыхающий ад.
Фрейд животное вынес умело
Вверх, иное отправив в проран.
А потом темнота обнаглела,
В ней ножи! – нанесла много ран.
Есть алхимии тайное знанье –
Как нам выплавить душу свою.
Нам пустое милей громыханье,
Ложь милей: мол, с деньгами – в раю!
Много грустного, злого, плохого
В ряд построено, даденный нам.
Остаётся надежда на слово,
Что угодно благим небесам.
* * *
Ломоносова лаборатория –
Колбы, тигли и реторты в ряд.
Языки оранжевы, как рай –
Пламени, коль без открытий горе и
Пустота реальности ясны.
Молоток дробит куски породы.
Воплощаются частично сны
О познанье глубины природы.
Соль и щёлочь действуют вполне
Адекватно войску – агрессивно.
Соль познанья быть должна в цене,
Ибо жизнь животная постыдна.
Минералы прячут подоплё-
ку – её понять необходимо.
Ибо понимание – полёт,
Нет его – и жизнь проходит мимо.
Мерно созидается стекло.
Сквозь метафизического свойства
Новое стекло войдут светло
Суммою лучи открытий – стойкости
Сильной, всякой косности назло.
* * *
Копьё царя Давида цель
Разит с отменно-точной силой.
Царь не меняется в лице,
Не очень грезя перспективой.
На струнных, было, он играл
Жестоковыйному Саулу –
Судьбы не зная минерал,
Грядущего доверен гулу.
А было – вышел Голиаф:
Увидевшим так страшно стало.
Один Давид, уверен: прав,
На бой выходит.
Смерть молчала.
Потом она, заговорив,
Изъяла душу великана.
Давид, собой творивший миф,
Прожить не сможет без изъяна.
Вирсавия! Его клеймо!
И виноград, и морок счастья.
И Урии придёт письмо,
Суля погибель:
Сгусток страсти
Диктует подлое царю,
Величия не отменяя.
И – не избыть календарю
Восторг и мощь земного рая.
Сколь мистикою храм велик,
Столь стены, крыша грандиозны.
Мы узнаём из ветхих книг,
Чем живы лабиринта мозга.
Пока веками зреет в нас,
Всеобщности свершая дело,
Душа, творя такой рассказ,
Какому смертью нет предела.
ВЕСТЬ ВЕСПУЧЧИ
Латыни выучил монах,
Успехи в физике серьёзны.
В торговых тороват делах,
В Севилье Америго: грозно
Сверкает злато, что суля?
Торговый дом вельми громоздок.
Есть корабли – тогда земля
Свои раскроет тайны мозгу.
По приглашенью короля
Из Португалии Веспуччи
Свершает плавание – для
Имперской славы – что же лучше?
Свод писем Америго строг,
Но сколького мы не узнаем –
Касаясь потаённых строк
Истории сознанья краем.
* * *
Построить лабиринт, кору
Древесную взяв за основу,
Кору, какой чертанья слову
Равны – древес, при чём игру
Им приписать нельзя… А твой
Ветвится лабиринт, громоздкий.
…соёмбо золотое – воль
Монгольских символ: в чём-то мозга
Модель… А вот корявый тролль
Встречается мне в лабиринте.
С ножом, сверкнувшим резко, рок
Плащом мелькнувший в Древнем Риме.
Средневековый манускрипт
Ветвится смыслами так сложно.
Но коль не строить лабиринт,
Жить совершенно невозможно.
* * *
Из каштанов разные изделья:
Робот и пришелец – пластилин
Части их скрепляет, и веселье
Ртами выражает он один.
Гусеница в чепчике – листочек,
Чепчиком представленный, хорош.
Развлечение для одиночек?
Или малыша из сада ждёшь?
Спички заострив, скреплял каштаны,
Личики означивши на них.
Поэтические позабывши планы,
Из каштанов создал новый стих.
НА СМЕРТЬ АНЖЕЯ ВАЙДЫ
О сопротивлении фашизму
В Гданьске, в центре «Солидарность» в день
Смерти Вайды говорили: в жизни
Чтоб играла сумма чистых дел.
Пепел и алмаз. Алмаз сияет,
Пепел в очерствевшие сердца
Хоть стучит, но мало изменяет
Жизнь, какой нет края и конца.
Вайда юношей работ не мало
Перебрал: их список-каталог
Жизни помогал постигнуть мясо,
Выработать сложный кинослог:
Сложный и простой одновременно.
Человек из мрамора страшней
Человека из железа… Пена
Серая мрачит сиянье дней.
В Гданьске, в центре «Солидарность» речи
Интеллектуальные звучат.
Вайда был готов увидеть реки
Неба, золотой небесный сад.
Ибо он работал ради жизни,
Ради чистоты её, и проч. —
Против козней зла, какие лживы,
Чтоб в духовную мы не сорвались ночь.
* * *
Струятся в Боге все знаменья,
В крови небес растворены.
Восходят горе поколенья
С мешками собственной вины.
Но каждый, и не зная, в Боге
Раствором «я» укоренён
Тем лучшим, что от нас в итоге
И остаётся.
Синий фон
Небес, когда по сути, сущность
Существования всего.
Ошибок наших давит тучность,
Безвестно сути вещество.
Даль Бога, близь обычных будней.
Совмещены и даль и близь.
И солнца драгоценный бубен
Слететь не позволяет вниз –
Совсем уж вниз…
Растёт мистический Тибет,
Что видеть их не удостоен,
Не означает – вовсе нет.
В крови знаменья растворятся,
Всеобщности храм подтвердив.
Пространство, время – как богатство,
Что жизни утверждает миф.
СОЛНЫШКИ И СПРАВЕДЛИВОСТЬ
(стихотворение в прозе)
…они называют деток солнышками.
Детки требуют постоянного, неусыпного внимания; благородного душевного напряжения, не совместимого с чёрствостью; и такого терпения, какое редко у кого встречаешь.
Детки плачут, дерутся, обижаются; девочка Лиза ходит с соскою целый день, и мечтает о доме, хныкая постоянно – и как же трудно отвлечь её, успокоить; детки часто не хотят укладываться спать и плохо едят.
Для воспитательниц – воистину нет чужого на свете.
Они получают двадцать тысяч рублей зарплаты.
За что ведущий пустого грязного, глупейшего теле-шоу, дрянного представления, которое никого не сделает лучше, чище, добрее получает огромные деньги?
Почему работник банка – исчадие спекуляции, самого смрадного человеческого занятия – имеет гигантские прибыли?
Отчего любой представитель шоу-бизнеса – корпорации, занятой усердным оболваниванием соотечественников – жирует, как зажравшийся кот?
Почему так богаты верховные церковные иерархи, когда всё учение Христа – это обращение к внутреннему человеку, а вовсе не повествование о способах добывания значительных денег?
Социум, делегируя статус необходимо вовсе ничтожным занятиям и представителям этих занятий, идёт сумрачной лестницей подмен, опускаясь ниже и ниже.
Социум, без намёка на справедливость распределяющий общественное богатство, – обречён.
Ибо наше будущее, простите за банальность – в детях, а развлечения и спекуляция – это просто бремя сиюминутности.
Ибо труд воспитательниц в детском саду куда важнее суммы сомнительных индустрий, искусственно созданный интерес к которым превращает сограждан в нравственных калек.
* * *
Генуэзской республики краски
Переливисты и прекрасны.
В Феодосию едет Гримальди.
Витражи любит, высверки смальты.
Генуэзский совет заседает.
Интересны им новые дали.
Крутобоки стоят каравеллы.
Из таверны – сброд ловкий и смелый:
Кто ещё поплывёт в неизвестность?
Но весома, конечно, и бедность
В замечательной этой республике,
Где у пьесок достаточно публики.
Манускрипт разбирает алхимик.
Ведь гомункул достаточно хилый
Получился, и быстро растаял.
А посольство идёт из Китая,
И совет делегацию примет.
…ночью улицей шествует призрак
Одинокого очень поэта:
Сердце ночи им было воспето.
И бредёт ночью призрак, и стражу
Он дворцовую обескуражит.
Вновь республика сильная, славная
Снарядит экспедицию в плаванье.
И пестреет республика эта
В одиноком сознанье поэта.
ДРАГОЦЕННАЯ ФЛОРЕНЦИЯ
Перуджино не признал за живопись
Фрески Микеланджело, ярился –
-Так медведь бы рисовал! – как жимолость
Гнев его играл, ветвями вился.
А Великолепного в садах
Мрамор блещет драгоценной крошкой.
Много сделают ученики хорошего,
Коль сумели сделать первый шаг.
Михаил Треволис тут впитал
Слов Мирандолы хитросплетенья.
Воздух тёк искусством.
…а накал
Ярости – играли чёрным тени –
Брата Джироламо пострашней
Лютованья ада, вероятно.
Жаль, неоплатоников идей
Светлых сумма не стирает пятна
Тёмные…
Флоренция цвела.
Мраморы сияли драгоценно.
Драгоценною сама была
Несомненно.
ТВОРЕЦ «МЕССИАДЫ»
Пиетисты сильны в Кведлинбурге,
Воздух сам будто верой сиял.
Клопшток в старом, уютном проулке
Видит луч – золотист, нежно-ал.
Луч играет, блистая, и манит –
И рождаются плавно слова,
Сочетаясь в пространный орнамент,
Будет многим понятен едва.
Мессиада! Алхимия сути
Нашей жизни! горенье и мощь.
Атеизм, будто формула мути –
Взяв основой, к провалу придёшь.
Ощущение мира, как Бога
Мессиаду растит, что кристалл.
Песня к песне, помпезно и строго,
По-иному язык засиял.
Всех возможностей речи не знаем,
Не узнает наш мозг никогда.
Аллегории, символы, знаки
Созидают тома и года.
ОПИУМНЫЕ ВОЙНЫ
Торговый перекос — Китая в пользу —
Стал предпосылкою войны, — когда
Внутри Китая опиум угрозу
Представит – запрещён к продаже.
Да.
И контрабанда опиума длится
Десятилетья. Рынок был закрыт
Указом императора. Страница
Военная открыта, портит быт.
Британский флот могуществен донельзя.
Огромные войска Китая по
Стране рассеяны, и бесполезны.
Маневры флота небесами под —
Цветущими роскошно небесами…
И джонки малосильные горят.
Бомбардировки. И Пекин громами
Английской ярости напуган.
Ад.
Переговоры были. Побеждает
Британия, и платит ей Китай.
Война, чья подоплёка убеждает:
Наркотиков всегда пребудет рай.
ИЗ ИСТОРИИ НУМИЗМАТИКИ
Монеты Древней Греции блистали
Триремами, упорством бегунов,
И божествами, что с людьми играли.
Зевс-олимпиец не всегда суров.
Разнообразные монеты Рима!
Имперские портреты объяснят
Характеры владык, тут редко – мимо:
И точность штемпелей монетный сад
Даёт нам – замечательного свойства.
А Византии, удивляюсь я,
Монеты примитивней: просто польза,
Прагматика сухая бытия.
Оригинальность брактеатов: тема
Односторонних тоненьких монет.
На розеноблях вовсе не трирема,
А розы золотом горит сюжет.
Был пражский грош изящен, как изделье,
Какое попадёт в музей потом.
И талеров приспело изобилье,
Гульдгрошены оставив за бортом.
Массивны были талеры – богатство
Изображений: лица, города,
Евангельские темы – суть пространства
Монеты выражали, господа.
Введён был батцен для расчётов, ибо
Ганзейский цвёл союз, там – сгусток сил.
И нумизматике скажу спасибо
За то, что жизнь былого ощутил.
* * *
Лиза плачет целый день, красна
Личиком, малютка-детка плачет.
Будто детский сад судьбу иначит,
Что уже запущена, дана.
Крохотную девочку ведут –
Не хочу я, не хочу, лопочет.
Точно детский сад страшнее ночи,
Невозможно находиться тут.
Воспитательницы так и так
Над малышкой бедненькой хлопочут.
Снова плачет, сильно к маме хочет.
Страх и мрак повсюду, страх и мрак.
Для чего детишкам тяжело
В жизнь врастать?.. Ах, успокойся, Лиза!
Корня жизни я не понял – либо
Злом взят оный корень под крыло.
* * *
Совершенство атома: как свод
Воплощенья мысли совершенной.
Атомарный мир вершит полёт,
Неизвестны рубежи вселенной.
Коли атом совершенен, как
«Бога нет» вместить в своё сознанье?
Атомарный свет осилит мрак
Нашего незнанья.
* * *
Золотое время халифата,
Мощь астрономических щедрот.
Математика цветёт богато,
Пышно сад поэзии цветёт.
Двигается халифат на запад,
Велико влияние его.
У войны всегда при этом в лапах
Люди…
…гнутых сабель торжество.
Кровь под всяким делом проструится,
Даже если золото страниц
Вписано в историю – страницы
Лучше крови и острей границ.
Виртуозно делали оружье,
Ювелиров мастерство, как блеск.
И на карте власти полудужья
Халифата чертят интерес.
Пышный халифат! Пестреют ткани,
Красотою могут чаровать.
Зашифрован прошлого орнамент,
Шифры ныне сложно разобрать.
* * *
Выпьем, отец? Как в жизни не довелось.
Ты говоришь – ты умер? Да ладно, брось!
Ты навсегда во мне, выпьем, поговорим.
Ночь осеннюю за бутылкою просидим.
Решим вопросы, что не решили при
Жизни твоей. Время достаточно до зари.
Одинок я, па, хоть со звёздами связан, со
Империями былого; алхимия мне лицо
Меняла. Выпьем поэтому, па,
И расскажу в деталях, как сложилась моя судьба…
