СПАСИБО, МАМА
Спасибо, мама, за судьбу,
За жизнь и все её нюансы,
За свет и смех, и за тропу,
Ведущую через пространство.
За всё, что понял и познал, –
За тайнопись и сложность жизни.
И за осенний минерал,
Чьи краски не бывают лживы.
За правду гаммы цветовой,
Которой не бывает мало.
За синий свет над головой,
И за любовь спасибо, мама.
МОДАЛЬНОСТЬ ЗРИМОГО
Модальность зримого не отменима.
Прозрачность – свойства воздуха вокруг.
Жизнь королевою проходит мимо,
Волшебный нам не открывая луг.
Ислама усложнённые реченья,
Орнамент вязи, сложный лабиринт.
Ковры, и от молитвы излученье,
Коль без молитвы жить – тотальный риск.
Модальность зримого… Различны свойства
Реальности – поэзия, игра,
Успех, геройство, подлость, беспокойство,
И физика, и кроличья нора.
Лазурью с бирюзой ислам играет.
Цвет христианства золотисто-ал.
Буддизм столь хризолитом отливает,
Сколь ты, чужак, сего не осознал.
Аккорды мира: будь миры органа,
Иль сложной математики миры.
Коль Калибан выходит из тумана,
Закат не будет мил.
Вообще милы.
Все свойства мира суммою объять
Возможно также, как Творца узнать –
И невозможность оного томит
Сухой словесной формулой молитв.
* * *
Ангел златокудрый дарит свет.
За сынка тебе спасибо, Надя!
Стоит жить такого чуда ради –
Проходить гирлянды дней и лет.
Он смеётся – серебрится снег.
Сын продолжит, Надя, наши жизни.
За него спасибо. Слыша смех,
Верю: смерти нет, и беды лживы.
* * *
Жить, не видя денег, проработав
Жизнь, цвета игры перебирать.
Ожидать, когда придёт суббота,
Что тебе подарит пьяный рай.
Серой синевой небесной дышишь,
Падая в чернеющий проран.
И опять игрой стиха колышешь
Данность, сам нелеп и окаян.
Прошлое – зола, в грядущем – штампы
Яви, что известны наизусть.
Только ночью свет волшебной лампы,
Ямбы дарит, отменяя грусть.
* * *
Деревья – вертикальные дороги.
Развилку вижу около окна.
Массивная развилка, и в итоге
Три ветви дальше длятся.
Жизнь одна.
Двор тополиный обдирает осень,
Ни жалости не ведая, ни слёз.
Мы, люди, к пораженью вечно очень
Близки. Живём как будто не всерьёз.
Древесная развилка так массивна –
Тяжёлый узел, скрученная жизнь.
Залюбовался. Сила здесь красива.
А есть иная – злая сила лжи.
* * *
Серебряно-синий, ржавый,
Осеннее полотно.
Кленовый листочек жаль мне,
И грусти я пью вино.
Серебряно-синее небо,
Бледнеет его раствор.
И он обойдётся без хлеба,
Тебе без него – приговор.
ОМФАЛ
Ярость Калибана – что омфал
Это не его кривое тело.
Матовая глубина зеркал
Эгоизма отразит пределы,
Каждого бесстрастно отразив.
Калибан бьёт зеркала, неистов.
Мир сложнее, чем красивый миф,
И начинка мира – сума истин.
Колебаний Калибана нет –
Прямота страшнее отраженья
Чудища, кошмарного, как бред.
Только мир достоин восхищенья.
Гладкая озёрная вода
Мудростью покоя просияет.
Камни мысли давят иногда
Мозг, который отдыха не знает.
Что крюки пристрастия твои –
Двигаться способен, хоть изодран.
Думаешь: стихи не зря творил,
А тщеславье – липкое, как ворвань –
Мерзко…
Завывает Калибан.
Но омфал сияет сокровенно.
Коли на других я вылью брань,
Сам и виноват я несомненно.
СРАЖЕНИЕ ПОД ОУРИКЕ
Под Оурике христиане
И мусульмане выясняли, кто сильней.
Сраженья ныне высверки и грани
Представить, — как понять вихры идей
Тогдашнего, витого богословья…
Афонсу первый в латах и с мечом,
Крест почитая, не боится кровью
Залить реальность, властью облечён.
Сраженье в сельской местности ветвилось,
Кривые сабли храбрых мусульман…
С гяурами их войско долго билось,
Не пьющие, от крови каждый пьян.
Победа португальцев им дарует
Свободу от Кастилии… И вот
Афонсу коронуют… И бликует
История… Оттенки кто поймёт?
И рыцарь на серебряной монете
Не передаст, увы, оттенки эти.
* * *
В хрустальном улье воздуха — снежинки,
Как пчёлы, крыты инеем, легки.
Мёд фонарей фантазий ваши крынки
Наполнит, подарив свои стихи.
Счастливые пейзажи ранней ласки
Декаброй! На деревьях филигрань.
И, как ребёнок, ты участник сказки,
Какой любая драгоценна грань.
БИТВА ПРИ АУСКУЛЕ
В рубцах кровопролитий ветхий том
Истории — про Пиррову победу
Расскажет, что весьма подобна бреду.
От всякой ли победы будет толк?
Фаланги с легионами сошлись,
Слоны громоздко пёрли боевые,
Пехота македонцев ключевые
Моменты, голося, стекая вниз,
Давала – склоны серые сложны.
Леса преградой. Тьма народа. Стоны.
Слоны людей сминают. Снова склоны.
И боль постигнуть многие должны.
Пирр потеряет множество людей,
Блестящие погибнут офицеры.
Победы страшной занятые сферы
Оправданы ль? Иль проигрыш верней?..
ТЬМУТАРАКАНСКИЕ ВИРШИ
1
По-шушарски из Тьмутаракани
Убежать, коль воровство везде.
Коли жизни затупились грани,
Белое чернеет и т. д.
Откровенно не удрать оттуда,
Ибо раем почитают мир,
Что построили, отвергнув чудо –
Матерьяльно всё до чёрных дыр.
Ни тебе фантазии поэта,
Ни мечтаний молодёжи.
Нет.
Всё конкретно. Верьте табурету,
Власть захватит крупный табурет.
Даст он матерьяльные законы,
Балками они придавят нас.
По-шушарски я сбежал…И кто мы:
Ныне поведу о том рассказ.
2
В Тьмутаракани не бывает снега,
Всё поглощает ровный чёрный цвет.
Средь чудищ отыщите человека,
Сюда попав, исчезнет человек.
Рога тщеславья прорастут, короста
Покроет эгоизма мощный торс.
И ненависть хребтом выходит просто,
И глупости украсит морду ворс.
Тьмутаракань взаимопожираньем
Жива, и любит кровь, как пчёлы – мёд.
Тираны все. Тиран здесь на тиране.
Детишек учат подлости.
Ну вот.
Фонарный чёрный свет, блудят в котором,
Хрящами и суставами треща.
Всё, кроме денег, почитают вздором.
Убийца заменяет здесь врача.
Реальностью Тьмутаракани дышим,
Других не слышим, — все они глупцы.
Один есть праздник – адового дыма:
Все испускают. Все же молодцы.
ПРОСТИ, АЛИСА!
Прости, Алиса – непрощённый
Дорогу в сад я не найду.
Он осенью раззолочённый,
Чудесно ныне в том саду.
На резкость, сказанною мною,
Обидевшись, была права.
Поэтому – прости. Не скрою,
Порой я резок на слова.
Прости, Алиса дорогая!
Войдём же снова в старый сад,
Где птица осень-золотая,
Своею красотой играя,
Избавит от любых утрат.
* * *
Снег выпал ночью – белый-белый,
Такой великолепный снег.
И ты, от счастья очумелый,
Седобородый человек,
Глядишь, как маленький мальчишка
На белизну и синеву –
Как будто радостная книжка
Раскрыта темой: я живу!
* * *
Под лобастым камнем – он велик,
У стены кладбищенской – художник.
Был сиянья творчества заложник,
Постоянный жизни ученик.
Под плитой гранитной мещанин,
Чай любил с морошкой, кулебяку.
Ходишь ты по кладбищу один,
Счастью отдан собственному, мраку.
Ищешь код всеобщности опять.
Вот отец – сын пережит был на год.
Код, мне столь насущный, не узнать,
Видимо, искать иначе надо б…
* * *
Тримальхион, тряся мешком
Наетых подбородков, бурно
Гогочет – шуткой, как мелком
Измазан, и слюна ажурно
По подбородкам растеклась.
Уродство красотой богатство
Представит, имет эту власть.
А параситам – власть лукавства.
Кабан, дрозды, морская тварь,
Разнообразная донельзя.
Тут аппетит бы и в железе
Проснулся…
Прячьте в пухлый ларь
Отменных животов еду,
Когда в ней суть существованья.
…зачем веками я иду,
Не обретая денег знанья?
ДЕНЬГИ ЗНАНЬЯ
Денег знанья много ль обретёшь
У алхимика в лаборатории,
Где неважно ни людское горе, ни
Войны – только истина?
Не ждёшь
Денег знаний, по векам бродив.
С крестоносцами ходил когда-то.
В розенкрейцеров влагался миф,
Даденный красиво и богато.
Деньги знанья посерьёзней, чем
Ауреусы и брактеаты.
…на Тридцатилетней павший чех
Жил пять раз в обличие солдата.
Византийский путь меж мастеров,
Мистиков, аскетов больно долог.
Путь любого – нов, вообще – не нов.
Бремя преизрядно книжных полок.
Денег знанья много ли обрёл,
Жизнь свою поставив на глагол?
Не приятен здесь ответ и колок.
* * *
Шотландец Брюс, алхимик, тайнознатец,
Свою создавший Флору из цветов –
Она фантазий Арчимбольдо значит
Побольше, вместе с тем всегда готов,
Изъявши черепаховый из гривы,
Вновь в лепестки благословенных роз
Её оборотить и терпеливо
Пересоздать игрой метаморфоз.
Умелец Брюс – и по небу летавший,
И по масонским коридорам шёл.
И рядом с ним любой герой – ледащий:
Столь был алмазен колдуна глагол.
…а рыба расползлась по сковородке,
Слегка её на ужин ковырял,
О Брюсе думал, не хватало водки,
Чтоб осознать громоздкий матерьял.
Узоры белой рыбьей плоти – вроде
Тропы по снегу… Мифы, старый Брюс,
Занятны о тебе, но я боюсь,
Они всего лишь мифы. О свободе
Не ведаем, подчинены своей
Тяжёлой плоти, лежбищу страстей.
* * *
Поэт в быту невыносим,
В созвучиях своих парящий,
Их мыслит жизнью настоящей,
А бытовой претит режим.
Он прав? Иль всё-таки не прав?
Обыденность есть жизни сущность.
Поэта ж бездны, равно кущи
Определят души состав.
ПОДВИДЫ БЕССОННИЦЫ
Бессонница разнообразна –
Ложишься, засыпаешь моментально.
Твой мозг, который не лишён сарказма,
Чрез два часа не хочет спать фатально.
По коридору ходишь, трудно дышишь,
И маешься потьмою заоконной.
Писать бы! Да стихов сейчас не слышишь.
Когда не пишешь – в яви беззаконный.
Бывает – ночь ворочаешься, даже
Не пробуешь уже заснуть – бесплодны
Попытки эти в жизненном пейзаже,
Мечты томят, естественно, бесплотны.
Бывает сон обрывочным, нелепым –
Ты с репкою беседуешь, к примеру.
Вдруг золотая репка чем-то крепким
Ударит по башке – и снова сферу
Реальности ты видишь. Снова долго
До света. Заурядные страданья.
Попытки отыскать хоть граны толка
В бессоннице – напрасные терзанья.
* * *
Кусты последними остались
Зелёными в узлах двора.
А на траве давно смешалась
Разнообразная листва —
И тополиной и кленовой
Довольно, нежно золотой.
Кусты стоят стеной зеленой,
Но невысокою стеной.
Сопротивляются как будто…
Припомнишь зимних медвежат,
Когда разводит мысли бурно
О нашей жизни снегопад.
Дубовая листва финала
Торжественного октября
Коричнева – её не мало:
По воле дней календаря.
* * *
Так я и буду вспоминать,
Как ты сидел, ко мне прижавшись –
Малыш совсем. И лист опавший
Аллею крыл – вот благодать.
Пустой аллея та была,
И тихо мы с тобой сидели.
И жизнь, казалось мне, цвела –
Она цвела на самом дела.
Субстанция её в меня
Шла из тебя, потом обратно.
Не позабуду силы дня –
Простого и невероятного.
* * *
Среди коричневой, дубовой
Листвы опавшей — лист один
Сверкает золотой основой,
Иль даден, будто господин…
Так выделяется — как гений
Среди толпы простых людей.
…хотя любой простак ступеней
Пройдёт изрядно в жизни сей…
* * *
Тавро не зримое на каждом –
Искатель истины, дурак,
Поэт, и – изведённый жаждой
Прорваться в небеса.
Никак.
Тавро. Другого не получишь,
С ним и пойдёшь ты до конца.
И – как сумеешь, мир изучишь
По воле вечного Отца.
* * *
В коре и лица стариков
Возможешь видеть, и канавы,
И клинопись – не надо слов,
Они и лживы, и лукавы.
И карты тех материков,
Каких не существует ныне.
Кора – основа от основ,
И переливы точных линий.
СУММА КАКОФОНИЙ
(стихотворение в прозе)
Скрежет тормозов, смрадная грязь брани из окон машин шлёпается в воздух, как в помойную лоханку.
Какофония суеты – бессчётные ячейки офисов, бесполезная длина бесчисленных коридоров, горы рушащихся на всех бестолковых бумаг.
Мать, орущая на ребёнка: Достал!!!
Рыдающий малыш, для какого каприз — естественная форма взросления, ведь кроме эгоизма и себялюбия не увидать ничего, заложенного в человеке.
Адская какофония церкви – миллиардной бизнес-корпорации, навязывающей дикому обществу штампы и мифологемы пятнадцатого века.
Какофония новой музыки – и не музыки вовсе, ибо последняя подразумевает гармонию, а в новопредложенной ею и не пахнет.
Какофония бесконечного лауреатства бесконечных, никем не читаемых графоманов.
Скрежет тормозов, крики, брань; суета больниц – как достало вонючее старичьё!
Жестокость детских домов.
Жирный триумф крошечной группки наглых, зарвавшихся политиков, нуворишей и их обслуги – поломойка с виллы задирает нос перед бывшими товарками…
Десятилетия печатающийся, нищий поэт, вынужденный жить на пенсию матери.
Учёный, затравленный за крупное открытие, касающееся воды, выброшенный из науки, работающий сторожем на складе.
Водка, как единственное средство примириться с явью.
И стоит ли держаться за сумму какофоний, названных жизнью?
* * *
Не знал, и было бы спокойней…
Ах, страус в чём-то, верно, прав.
Ведь знание предметов стольких
И душу портит вам, и нрав.
А ты, писатель, опечатку
Нашедший в тексте, сам не свой.
Как будто болью на сетчатку
Легла, тяжёлой и дурной.
Текст не читал бы свой, и было,
Как будто нет её. Виват!
Так, знанье отбирает силы –
Как будто в нём ты виноват.
* * *
Писатель терпеливей Прометея –
Боль не-признанья пострашней иной.
Писательство, как сложная идея,
Что медленно становится судьбой.
Терпенье выделяешь, понимая,
Что пишешь хорошо, но не попасть
В официальный слой, какого злая
Определяет воля день и страсть.
Но Прометей страдающий дождался
Свободы, и от боли отошёл.
Дождёшься ли признания однажды?
Не ведомо. Но вновь зовёт глагол.
* * *
Библиотечные громады,
Литые лабиринты книг.
Для человеческого сада
Нет ничего нужнее их.
Александрийская легенда,
Где манускрипты в сто рядов.
Потом огня мелькают ленты –
Ислам к обилию суров.
Вот сельская библиотека –
Мы в современности, увы.
Читающего человека
Днесь просто не найдёте вы.
Не-чтение – род преступленья
Себя же против: в пустоту
Шаг, коль не чёрное паденье.
Ест не читающий тщету.
Библиотеки выше храмов –
Куда существенней состав.
Мы сами состоим из самых
Разнообразных книжных глав.
