Путалкин в ипостасях
Путалкин осматривающийся
Открыл глаза и вспомнил: разжалован, исключен из состава, беглая запись в трудовой книжке. Остается мечтать о пенсии. А чтоб не оголодать до пришествия мечты, нужен доход, хоть какой. Где ж его взять отставному доценту.
В городе много чего. Лавки, забегаловки, аптеки. Три завода в отстое, три рынка (один из них барахолка), три ночных клуба (бордельного типа), два кинотеатра, две библиотеки. Одна когда-то чулочная фабрика, один когда-то порт, один пока ещё музей, один дом культуры (ох), один как бы институт (уже недоступен). К тому же столбы и заборы обклеены объявлениями — ищут дворников, разносчиков, агентов и рабочих на вахты. Вахты наверно на магаданских просторах. Сосульки из носа, иней на бровях. Дворником в родном городе как-то сподручнее. Выйдем на балкон, осмотрим фронт работ.
Фронт так себе – древний асфальт в колдобинах и машины, машины… от обилия ползут на тротуары, под окна, под двери. Вот сосед обхаживает новенький лексус. Хороша машинка, со всеми удобствами. На зарплату муниципального служащего непросто. Может наследство какое? Кто знает. О, лихо пробилось вольво — черное, сверкающее. Вылез майор полиции, с красоткой. Смеются, радуются. Знать бы чему, можно и за компанию. Спросить? Нет, дело личное, даже интимное.
Отведем взгляд в короба бетонные на удалении. Давно возводились, уже и позабылось зачем. Нечто грозное должно было оттуда выползать, пукалки разные. Но что-то не срослось, то ли денег не хватило, то ли ещё чего. Затем и вовсе всё развалилось, не до пукалок стало. Коробки остались, что им, мхом поросли и стоят. Сносить, опять-таки траты. А так какая ни есть, а достопримечательность.
Путалкин мечущийся
Пустил струю — скудная, с болью. Здравствуйте, аденома, пора, заслужил. К врачу! Да-а… моча, кровь, рентген, очереди. И в награду уролог с резиновой перчаткой — нагнись, расслабься. Нет уж, как-нибудь так, авось и рассосется, инет вон кишит рекомендациями. Скоренько к компу, сейчас посмотрим. Пока грузится, выглянем в окошко.
Ладно, ближе к делу. Что там? Тьфу, обновления пошли. Низ брюха стянуло, скоренько в туалет. Каплет, каплет, подождем. Теперь опять к компу. Готов балбес, загрузился и обновился. Посмотрим.
Так, ягоды Тибета, ягоды Гималаев, эффект с первой ложки… с первой это чересчур, ребята. Дальше. Пей бальзам алтайский, и аденомы как не бывало. Попробуй сам и приобщи жену… не понял про жену. Дальше. Беспрецедентный триумф науки… знаем мы вашу науку. Дальше. Только факты. Однажды тяжело больной марал полизал камень, на котором было каменное масло, и через мгновение поднялся и побежал… знать бы ещё, как мочился ваш марал. Всё, достаточно, не к лицу доценту, пусть и бывшему, такое вычитывать.
Подумаем-ка о существовании в среде постоянно меняющихся представлений и навязываемых ценностей. На горизонте маячит деградация. Забыться что ли.
Резкая боль в нижней части живота, подъем и вприпрыжку к унитазу. Ни струйки, ни капли. Только ох да ах. Помирать, видно, пришло время. Ладно, помирать так с музыкой. Алло, скорая!
Путалкин обновленный
Хирурги, что ни говори, люди специальные, знают, что у каждого внутри. Сосуды, органы там всякие. Знают, как всё устроено. Знают даже, что можно отрезать и выбросить, да так чтобы мы ещё пожили. Хирурги люди строгие, не сентиментальные. А как иначе — не бумагу ведь резать, не хлеб, и даже не мясо к обеду. От сочувствия ещё развезет чего доброго, а тут брюхо наизнанку. В общем, ничего хорошего от сантиментов не жди.
Поработали хирурги. И вот Путалкин уже бродит по больничной округе, прохаживается с трубкой в животе и мочеприемником в руках. Поглядывает на сероватое небо, радуется жизни. Можно было, конечно, и без мочеприемника в руках, и без повторного копания в животе. Как только уложили в карету скорой помощи так сразу и поинтересовались: в больницу, где с мочеприемником и два раза под скальпель, или в клинику, где новые технологии? Кто ж откажется от новых технологий. Но где взять деньги, и немалые, безработному человеку сплошь неприспособленному к бизнесу всякому. Не красть же. Потому и бродит Путалкин вокруг больничного здания с мочеприемником в руках. Когда заходит с тыла, открывается вид на морской залив. Прекрасный вид.
Путалкин задумавшийся
Сколько ни размышляй, а мысли, так или иначе, окажутся вторсырьем. Как не распевайся, а закончишь кукареканьем. Но, как известно, и в хлеву найдешь жаждущих рая.
Скажите, пожалуйста, отчего бедным любить богатых. От благотворительности богатых перед телекамерами? Или от щедрости души бедной?
Много, много ещё остается в мире загадок для ума простого.
Следует ли искусство оберегать от морали? а науку? И что там, по ту сторону добра и зла?
Что там, что там. Куча г… там. Как, впрочем, и по эту сторону.
Тесно стало в мире, тесно для человеческих отправлений. То ли ещё будет.
Прекрасное и уродливое легко меняются местами, а то и братаются. От всех этих бертолучекубриков блевать охота.
То, что напоминает мысли, стекает в отстой, стекает без отклика. В юности внутри нечто приплясывает, со временем барахтается одна никчемность. Вроде бы жив, а по сути? И мысли твои яйца выеденного не стоят.
Путалкин отплывающий
Тягостно бывает время. Особенно когда переворачивается всё одним махом, да вверх тормашками. Зря вручал дежурный хирург городской больницы мочеприемник надежды в руки Путалкину, зря бродил имярек по больничному двору, любовался заливом и представлял себя отплывающим в новый день. Не тот лайнер подогнала судьба. И теперь господа в белых халатах разводят руками и нетерпеливо ждут, когда освободит кабинет. Не занимай, мол, пространства, не отнимай воздух.
Сэ ля ви. Жизнь профукана, жизнь пропукана. Путалкин воспротивился, было, такому резюме всей своей потаенной сутью, даже мурашки по телу забегали. Но адреналина хватило минут на десять. После чего ощутил легкое покачивание тверди, а точнее образа её в голове. Прикрыл смиренно глаза и представил себя в ладье, отплывающей к другому берегу. А на этом берегу дружно машут руками, провожают со слезами. Здесь и Алиса, и Муза, и Кузя, и дядя Кеша, и проректор Дуболомов. И, подумать только, даже Лазарь Плюйкин с панегириком вдогонку.
