Лифт на эшафот, или Лечите нервы электричеством!

Пятого января Погремушкиным прислали счёт за коммунальные платежи. Колька Погремушкин, глава семьи, достал его из почтового ящика, тут же прочитал и легкомысленно заржал.
— Смотри! – сказал он, ехидно-кисло ухмыляясь, и сунул бумажку супруге своей, Клане. – Совсем уже ох… — и произнёс грубое матерное слово, которое у них в семье давно уже никого не оскорбляло, потому что при детях Колька старался не материться, а Кланя к такому мужниному фольклору уже давно привыкла. Хотя в первые годы их совместной супружеской жизни лупила его за этот фольклор по губам мокрой тряпкой.
Супруга привычно вытерла руки о фартук, взяла в руки бумажку и, прочитав, подняла на Кольку не понимающие его веселья глаза.
— И чего?
— Ничего! Ты тоже, что ли, такая же, как эти…? – и повёл головой куда-то себе за спину, словно эти загадочные «эти» находились именно там, за его спиной.
— Какие «эти»? – на всякий случай обиделась Кланя. – Умный больно стал! Щас как врежу поварёшкой по лбу, сразу узнаешь, как обзываться! «Эти»…
— Вот, смотри! – не обиделся Колька (на Кланю было совершенно бесполезно обижаться. Она всё равно никаких выводов из этих обид не делала.) и ткнул пальцем в одну из строк. – «Лифт – шестьдесят один рубль». Ну? Поняла, наконец?
— Нет, — растерялась супруга, эта совершенно удивительная в своих дремучей наивности и прямо-таки детской непосредственности женщина. – Какой лифт? Откуда у нас лифт-то?
— Об чём и речь! – торжествующе хмыкнул Колька. – О чём тебе здесь и толкую! Совсем обнаглели! Теперь ещё за лифт требуют!
— Может, это не наша жировка? – засомневалась Кланя. – Может, по ошибке сунули?
— Да какая ошибка! Вот адрес!
— А откуда у нас лифт-то, если его отродясь не было?
— А на дураков рассчитывают, — подумав, выдвинул наиболее логичную версию Колька. – Вдруг кто-нить и заплотит. Вот ведь гадость! Совсем людей за идиотов держат! Ну, ничего! Я разберусь! Им там никому мало не покажется!
— Коль.., — попыталась урезонить его супруга, но, как всегда, оказалась совершенно неправа.
— Только вперёд! – для пущей убедительности в своих решительных намерениях рубанул рукой воздух Колька. – Как нас учил товарищ Сталин! Поняла? Козлов надо учить!
— Да хватит вам лаяться-то! – крикнула из большой комнаты дочь. – Как начнут, так и… Идите лучше кино смотреть!
— Какой фильм? – спросил Колька. Он любил про войну, но чтобы поменьше стреляли.
— Французский. Называется «Лифт на эшафот».
— О! – расцвёл Колька. – Как раз про нас!
— Да уж.., — хмыкнула дочь. – Нервы тебе, па, надо лечить. Электричеством.
Дочь работала медсестрой в физиотерапевтическом кабинете. Работу свою не любила, поэтому и считала, что электричество – самое надёжное решение всех медицинско-бытовых проблем.
Колька внимательно посмотрел на неё.
— Чего? – встрепенулась дочь.
— Это ты к чему сказала?
— Про чего?
— Про электричество.
Дочь пожала плечами. Не человек – сама невинность!
— Просто так.
Иван кивнул: ну, да. Конечно. Просто так. У нас сегодня все именно просто так. Вся жизнь такая. Простая – проще некуда. Как говорится, задавиться и не жить.

После новогодних праздников он после работы с этой платёжкой пошёл в сберкассу. За кассой в отделе платежей сидела толстая девка в модных металлических очках. Губы у девки были раскрашены так вызывающе ярко, словно она только что нахлебалась свежей крови. Колька плотоядно улыбнулся. Девка ему сразу не понравилась. Он больше любил тощеньких и скромненьких. И чтобы губки бантиком.
— Здравствуйте, — поздоровался Колька вежливо. – Вот тут у меня вопрос… — и протянув платёжку, вопрос изъяснил.
Девка подняла на него большие коровьи глаза. Колька внутренне напрягся. Равнодушие девкиного взгляда неприятно настораживало.
— Ну и чего? – спросила она.
— Ничего. Мы в «хрущёвке» живём. Пять этажей. У нас лифта отродясь не было.
Девка всё тем же равнодушно-непонимающим взглядом опять посмотрела на бумажку, потом опять на него, Кольку.
— От меня-то вы чего хочите?
— Лично от вас, мадам – ничего, — сказал Колька, внутренне начиная закипать. – Я платить не хочу. За лифт, — уточнил он.
Дева всё так же равнодушно пожала мощными борцовскими плечами.
— Не хочите — не платите… Делов-то… Вам же хужее.
— «Хужее»… — раскрыл было рот Колька, но в это время откуда-то сбоку, из служебного помещения, появился строго вида мужик в тёмном костюме и при галстуке. Мужик, похоже, был тот ещё хват. Он сразу правильно оценил обстановку и сразу же активно в неё вмешался.
— Какие проблемы, Дорофеева? – строго нахмурясь, спросил девку.
— Да вот этот.., — и девка кивнула на Кольку, -… платить не хочет.
Слово «этот» Кольку неприятно задело. Что значит «этот»? Чего эта толстая колбаса себе позволяет? «Этот»… «Хужее»… Не этот, а тот! По имени, отчеству и фамилии!
— Что случилось? – так же озабоченно-деловито спросил мужик теперь уже Кольку.
— В жировке написано – «пользование лифтом». А у нас никакого лифта отродясь не было. Мы в «хрущёвке» живём, на Ленина. Пять этажей! Какой лифт!
— Значит, ошиблись, — пожал плечами мужик (для него, похоже, такой промах тоже не был неожиданным). – Бывает. Только мы-то здесь не при чём. Кстати, вон, за столом, гражданка из вашего ЖЭКа! К ней подойдите!
— Спасибо больше, — поблагодарил Колька.
— За что? – удивился мужик.
— За просто так. За хужее.

— Здравствуйте, — сказал Колька, подходя к толстой гражданке (правда, не такой толстой, как кассирская девка, но тоже в порядочном теле), сидевшей за столом для посетителей и что-то писавшей.
— Здравствуйте, — ответила та, не отрываясь от своего занятия. – Вам чего?
— Вы нам жировку прислали, — и Колька протянул ей бумажку, – а в ней написано –«пользование лифтом». А у нас его отродясь не было. Мы в «хрущёвке» живём, пять этажей. Какой лифт?
— Нету так нету, — совершенно не смутилась тётка и на предложенную бумажку даже не взглянула. – Значит, ошиблись.
— И чего теперь делать? – Кольку возмутил даже не собственно её ответ, а то равнодушие, с которым он был произнесён. Даже в бумажку не взглянула! Что ж это за люди-то! На всё им начхать! И на всех!
— Чего делать… Прийти к нам, разобраться надо. Не здесь же я с вами буду разбираться!
— Когда прийти-то?
— Вторник, четверг. С трёх до пяти. Пятый кабинет.
— Я по вторникам и четвергам работаю, — не согласился Колька. — И как раз до пяти. Так что ваша Маша не пляшет.
— Какая Маша? – не поняла тётка (она, наконец-то, оторвалась от своей писанины и взглянула на Кольку как на настоедревшую навозную муху).
— Присказка такая. Так что до пяти мне никак не успеть.
— Успевайте! – тётка пожала плечами и поднялась из-за стола. – Вам же надо-то. Не мне.
— Нет, вы погодите… — оторопел Колька от такого прямо-таки показного нахальства (они же виноваты, и он же, получается, должен за их вину отвечать!). – Что значит «вам»? Мне-то как раз и не надо! Вы наворочали, а я, получается, виноват? Здорово вы рассуждаете!
— Чего вы от меня-то хотите, гражданин? – уже не скрывая раздражения, повторила тётка.
— Разобраться хочу!
— Вот и разберёмся! Вторник, четверг! С трёх до пяти!
— Да не могу я! И жена тоже работает! Мы обое до пяти!
— Ваши проблемы, — произнесла тетка фразу из какого-то недавно виденного Колькой фильма.
— Тогда мы вообще платить не будем! – сцепил он скулы.
— А вот пугать меня не надо! – и тётка погрозила ему наманикюренным пальцем. – Видали мы таких… пугальщиков! Не хотите платить – судебные приставы заставят! А то ишь, взяли, понимаешь, моду!
— Дура! – вырвалось вдруг у Кольки.
— Что? – взметнула вверх брови тётка.
Взять бы сейчас чернильницу и плеснуть ей прямо в её поганую рожу, мелькнула у него сумасшедшая мысль… Чернильниц теперь нет, все шариковыми пишут… Или просто плюнуть прямо в этот нахальный нос? Плеваться нехорошо, мама ещё в детстве учила… Заорать? Так её всё равно не переорёшь. Вот у неё какой хавальник-то… Чего же делать? Как ответить? Чего делать-то? Нельзя же всё так вот оставить! Это ж просто нельзя так вот запросто такую наглость безнаказанно оставлять! Ну? Что?

— Ничего, — разлепил Колька пересохшие губы. Тётка продолжала смотреть на него откровенно брезгливо. Муха – он и есть муха.
— Людей надо уважать, вот чего. Обычных людей!
— Вы меня здесь не страмотите.., — начала было тётка, но Колька уже выскочил-вылетел из сберкассы. Ему почему-то стало стыдно. Ему! Почему именно ему?

А чего это я так разнервничался-то, подумал про себя. Ну, подумаешь, перепутали! Из-за всякой ерунды нервы себе портить… Сволочи… Хамы… Твари! Ненавижу!
Настроение у него вдруг ни с того — ни с сего неожиданно повеселело, он засвистел какую-то легкомысленную мелодию и пошёл в сторону вокзала, к пивной… Надо было поправить здоровье. Только не электричеством! Электричеством пока рано!