КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ И. КАЛУГИНА
Игорь Алексеевич Калугин родился в Москве, в 1943 году. Учился в Московском физико-технической институте, окончил филологический факультет МГУ.
Дебютировал в 1972 году в альманахе «Родники». Опубликовал четыре книги стихов. Печатался в журналах «Новый мир», «Дружба народов», «Истина и жизнь», «Континент», в альманахе «Истоки». Много и плодотворно работал в области перевода, автор блестящих переводов из Галчинского, Айха, Милоша, Йонаускаса.
Стихи Калугина переведены на литовский язык.
Умер в 2005 году.
ПАМЯТИ ИГОРЯ КАЛУГИНА
(очерк)
Маятник вкусовых предпочтений публики запущен смесью легкомыслия и желания развлекаться. По банальному стечению многих обстоятельств поэт, если раздумья его серьёзны, а цель — не самореклама и скандал, но следованье истине едва ли попадёт в амплитуду подобного маятника. То, что это случается иногда следствие посторонних явлений — изгнания, травли, государственной обструкции и проч., но никак не желания публики думать, чувствовать и сопереживать.
И вот поэт Игорь Калугин, чья поэзия взрывается золотым, цветным, пёстрым фейерверком, уходит в тень смерти, не снискав славы. Мысли о несправедливости беспокоят сознание читавшего и воспринимавшего искромётную явь его стихов. Но…что такое литературная несправедливость в сравненье с миллионами обездоленных, миллионами вообще безграмотных — им-то зачем стихи?
И что вообще за ценность представляют собой эти рифмованные строчки, если у нас 25 тыщ людей, претендующих на звание поэта? Думается, в этом корень зла, ибо поэзия, призванная создавать незримый физическим оком защитный слой человечеству, уничтожена тыщами крошечных способностей вкупе с мощными челюстями и сильными локтями, позволяющими прорваться в печать; ибо мысль как таковая изгнана из поэзии, а игра или псевдопатриотические берёзовые стоны, заменяют истинное зерно — а вернее: иррациональные золотые зёрна, из каких и должен возникнуть прозрачный защитный шатёр.
И вот Игорь Калугин не услышан, невостребованными остались ум и талант, созидавшие красоту,
ухает в небытие духовная кропотливая работа…и — на что же остаётся уповать?
На цветенье небесного сада, где ждут поэта с его песнями, ненужными земле?
Александр Балтин
СТИХИ ИГОРЯ КАЛУГИНА
* * *
Моя порода – косная, глухая,
В лиловых снах круги болотных сов.
На двери рода заржавел засов.
Едва звенит ручей, пересыхая…
Сохатый пил из этого ручья,
Его взмутили некогда татары.
Шли напролом косматые пожары,
И серебрилось русло, как парча…
На времени замешивалась кровь.
ИЗ ДНЕВНИКА
А это – сосен узловатых
Немая пластика; о них,
Самой природою распятых,
Расскажет скупо мой дневник.
Они стоят, расставив локти
И выгнув шёлковый хребет.
От них своей судьбой далёк ты,
А если вдуматься – то нет.
И ты всю ночь распят стократно
Там, на меже черновика.
В глазах мошкой толпятся пятна,
В стигматах горькая рука.
И ты страдаешь необъятно
И, в Слово превратившись, льёшь
К строке строку. И непонятно,
Как, смертью меченный, живёшь!
ЯВЛЕНИЕ РЫБЫ
Когда всплывает вверх большая рыба,
Расходится высокая волна.
А рыба напоследок к солнцу вышла, ибо
Простилась навсегда с квартирой дна.
Да, навсегда!
За рыбой наблюдая,
Мы говорим:
-смотрите, какова!
Немолода – а словно молодая,
С полцентнера, наверно, голова!..
А рыба-глыба из глубин кромешных
Затем лишь поднялась,
Чтоб смерть принять,
Прощая нас,
Надменных, многогрешных,
Рождённых космос вод морских понять
Не менее,
Чем космос многозвёздный…
Она мудра премудростью начал…
Ещё нам образумиться не поздно,
Нас чёрный вал ещё не укачал!
В ЗАМКНУТОМ ШАРЕ
Слепой из церковного хора
На днях помешался…Дрожит!
И вера ему не опора,
И к людям душа не лежит.
И страхи, как чёрные волки
Крадутся за ним по пятам.
Повсюду зловещие толки –
И здесь он их слышит, и там.
И, замкнутый в шаре лиловом,
Где только углы да слова,
Он зреет единственным словом,
А музыка в сердце мертва.
И некуда больше податься,
Страшит ледяной телефон.
Пилюль роковых наглотаться
Задумал в бессоннице он.
…И шарят пугливые руки
По полкам среди пузырьков,
И льётся микстура на брюки
От чьих-то внезапных шагов.
А время и денно и нощно
Стучит, словно птица в висок.
Под пальцами холод замочный,
И жизни звенит волосок.
НОЯБРЬ
Проходят составы вдоль старого парка.
Светильники осени светят неярко.
Давно – как во сне – откружила листва.
Чуть светит глубинный огонь вещества.
К фанерной кормушке слетели синицы,
И звонкое теньканье их серебрится
В ненастном покое – как будто родник,
Когда к нему путник усталый приник.
ПАМЯТНИК
Привычно Николай Васильич,
Склонясь главой – сидит, молчит,
Он смертью хочет пересилить
России грузный монолит.
Сожжён и устремился к небу
Его фантазий том второй.
Сожжён и устремился к свету
Его утопий тайный строй.
В Кольце, что Землю опоясав,
Все наши помыслы несёт
Кружится гоголевский ястреб, —
Сто лет прошло,
Пройдут пятьсот…
А здесь, во дворике музейном,
Сидит в окладе тишины,
Склонясь под сеевом осенним,
Пророк немыслимой страны.
