После скончания супруги, Полины Аркадьевны, Иван Данилович то ли показал, наконец, своё истинное лицо, то ли впал в скоротечный маразм, то ли действительно снова полюбил: не прошло и полгода, как он женился на некоей Мусе. Где он её нашёл, откуда откопал такое небесное сокровище – чёрт его знает, этого старого козла.
Муся являлась полнейшей противоположностью покойной иванданиловичевой супруге. Полина Аркадьевна была женщиной тихой, скромной, с высшим образованием, читала Мандельштама и Голсуорси, преподавала в местном политехническом колледже и имела звание кандидата технических наук. У Муси образование было ограничено восемью классами общеобразовательной школы, работала она картонажницей на сывороточном заводе, характер имела скандальный, много курила, любила выпить и громко материться. Мандельштама она не читала, а про создателя культовой «Саги о Форсайтах» и слыхом не слыхивала (впрочем, как и о Мандельштаме). Даже внешне она отличалась от покойной: Полина Аркадьевна роста была небольшого, но сложения коренастого. Волосы носила короткие и стриженые, цвета тёмно-каштанового. Муся же возвышалась над Иваном Даниловичем чуть не на целую голову, телосложение имела по-деревенски богатырское, и волосы у неё были выраженного соломенного цвета.
Знакомые Ивана Даниловича его выбор решительно не одобрили, за глаза называли Мусю колхозной шмарой, а то и более обидными прозвищами, не рекомендуемыми произносить вслух.
Старинный иванданиловичев друг Вася, Василий Петрович, подполковник-кавалерист в отставке, выражался конкретно, с истинно кавалерийской прямолинейностью.
─ Дыркой она Ваньку подманила, ─ говорил он, не смущаясь присутствия дам. ─ У молодых кобыл дырки слаще. Потому что ещё мало разношенные.
─ Василий Петрович! ─ одёргивали его дамы, делая вид, что оскорблены до глубины души. ─ Вы же не у себя на конюшне!
─ Молчать! ─ рявкал гроза военной кавалерии. ─ Правда глазки колет! Вот этот придурок и обрадовался! Жалко только, что она его быстро заездит. Ей же какого жеребца-то надо! Чтоб и день, и ночь с ей не слазил!
─ Ну, уж день и ночь.., ─ чувствуя какую-то свою не до конца понимаемую ущербность, бормотали дамы. ─ Вы, Василий Петрович, тоже скажете…
─ И скажу! ─ рубил воздух рукой бесстрашный бывший командир эскадрона. ─ Я всегда правду говорю! И всегда прямо по глазам! Чтоб трепетали в ужасе враги! И чтоб потели от страха яйца!
Дамы, понимая, что возмущаться бесполезно, презрительно фыркали. Это фырканье можно было расценить по-разному: и с морально-нравственной точки зрения (дескать, какой же сегодня непоправимый упадок нравов!), и как тайной завистью к «молодым кобылам» в конкретном лице всё той же Муси. Увы, насчёт молодости Василий Петрович был прав: новобрачная была младше покойной на двадцать пять лет, а счастливого новобрачного аж на целых тридцать.
Время, между тем, шло своим чередом. Через полгода после свадьбы живот у Муси стремительно полез на нос. Миролюбивая общественность, отвлекшаяся было на более свежие проблемы, опять возмущённо ахнула.
─ Чего я вам говорил? ─ торжествовал Василий Петрович. ─ Спелись два милых голубка. Скоро птенчик появится.
─ Ему ж уже пятьдесят восемь! ─ опять завозмущались дамы. ─ Он же уже и так два раза дедушка! Никакого прям стыда! Никакой ответственности!
─ А я Ваньку опять зауважал! ─ не стал петь в общем хоре Василий Петрович. ─ Заездить-то она его, конечно, заездит, это и к гадалке не ходи. А всё одно: поднапрягся на старости лет и ребёньчика сварганил! Память останется! Назло врагам Советской власти!
─ Какая память? ─ дружно и с непонятной радостью набросились на него дамы. ─ Вы совсем глухой, что ли, Василий Петрович? У него ж и так уже два внука! Причём уже практически взрослых и опять же от законной супруги! ─ и тут же прикусили языки, потому что Муся тоже имела соответствующий штамп в паспорте.
─ Вот так-то! ─ словно их не слыша, удовлетворённо расправил усы Василий Петрович. ─ Законной, незаконной ─ какая половая разница! Главное, сумел, жеребчик, заскочить! Так что вперёд и рысью!
Ребёночек появился летом, в самую жару, а под Новый Год Иван Данилович умер. Скончался тихо и, как бы это посправедливее сказать, аккуратно. То есть, никого не беспокоя и не утруждая: вечером вышел на крыльцо побрызгать (он очень уважал это дело ─ брызгание прямо с крыльца), вдруг охнул и завалился на бок. Муся в это время смотрела телевизор, оханье услышала, но не придала значения, и вышла на крыльцо только через полчаса, посмотреть, куда это запропастился ей счастливый благоверный.
Хоронили Ивана Даниловича тридцать первого декабря. Погода стояла великолепная, если не сказать ─ благостная.
─ Хорошая примета, ─ довольно прокряхтел Василий Петрович. ─ Под Новый год, и на небе ни облачка. Красота!
─ Ему-то уж всё равно, ─ совершенно резонно возразили дамы. ─ Докувыркался со своею… (и украдкой посмотрели на молодую вдову, цветущий внешний вид которой выглядел просто дико на фоне скорбного похоронного антуража).
─ Она-то вон какая гладкая! ─ продолжили они тем же злорадным шёпотом. ─ Не ущипнёшь! Теперь и дом ей, и участок… А грёбаря найдёт! С таким-то приданым ─ да чтобы не найти! Запросто!
Муся понимала, что разговор идёт именно о ней, но не отвечала, что было на неё совершенно не похоже. Да и чего отвечать? И так всё ясно и понятно. Действительно, найдёт. Какие наши годы!
─ Ребёньчика-то с кем оставила? ─ не унимались дамы.
─ Её мамаша из деревни приехала, ─ сообщали осведомлённые. ─ Теперь и она сюда переберётся. А чего ж? Дом просторный! Какого ей там в деревне-то… ─ и вздыхали притворно-завистливо. Дескать, умеют же эти деревенские устраиваться! Прям откуда такая проныристость и берётся!
Когда начали закапывать, неожиданно пошёл крупный снег.
─ Тоже хорошая примета, ─ сообщил всё знающий Василий Петрович. Он уже успел отойти с мужиками в сторону и принять сто пятьдесят.
─ Сегодня прям как по заказу, ─ продолжил он довольно. ─ Спи спокойно, наш дорогой товарищ! Отбрыкался… Эх, жизнь! И теперь, Ванька, без всякого галопа…
