В поисках Кыси (часть 3)

Сергей Панкратов

 

Брякает бубен, бренчит балалайка, в припевах свист…

…Маленький Иосиф бежит возле Будённого, забегает вперёд, он видит, как командиры секут его по глазам, по самым глазам! Иосиф плачет. Сердце в нём подымается.

Будённый при последних усилиях, но ещё раз пытается лягаться.

-А, чтоб тебя, пся крев! — восклицает в ярости Тухачевский. Он бросает кнут, нагибается и подбирает с днища машины длинное противотанковое ружьё, вскидывает его на плечо и целит в Будённого.

-Разразит! — всполошились кругом. — Убьёт!

-Моё добро! — кричит Мишка и с наслаждением нажимает на курок.

-ДЗЕН! — говорит ружьё. Осечка. Мишка ещё раз сгибает палец.

-ДЗЕН! — опять осечка. Мишка клацает затвором, осматривает патрон. Оказывается: механизм ружья так затёрт, что патрон в патроннике ходит с большим люфтом, свободно — боёк не попадает по капсюлю, и выстрела потому нет.

-А! -А!- А! — дико орёт Мишка и плачет, бросает ружьё на землю и размазывает пьяные слёзы по лицу. — Сколько раз я, — обращает он искажённое лицо к красным командирам, — указывал директивами вам, скоты, что ружья кирпичом чистить нельзя!?

Продолжая плакать, Тухачевский поднимает противотанковое ружьё, берёт его за ствол двумя руками и с усилием размахивается над Будённым.

-Моё добро! — кричит Мишка. — Кавалерия в современной войне уступит поле боя танковым армиям! — И он со всего размаха опускает приклад. Раздаётся тяжёлый удар.

-Глуши её, чего встал!? — раздаются голоса из толпы.

И Тухачевский размахивается во второй раз, и другой удар со всего размаха ложится на спину несчастного Семёна. Он весь оседает задом, но вскакивает и дёргает изо всех своих последних сил в разные стороны, чтобы вывезти, но со всех сторон берут его в кнуты, а противотанковое ружьё вздымается и падает в третий раз, и в четвёртый. Тухачевский в бешенстве, что не может с первого раза убить, самолюбие его уязвлено.

-Живуча! — восторгаются кругом. — Сейчас непременно падёт, братцы, тут ему и конец!

-Эх! ешь тебя комарик! Расступись! — неистово вскрикивает Тухачевский, отбрасывает ружьё и ловит авиационную пушку, которая чудесным образом опускается ему в руки прямо с небес на парашюте. — Берегись! — оповещает он и что есть силы огорошивает с размаха своего бедного Будённого. Удар рухнул: Будённый зашатался, осел, хотел было дёрнуть, но авиационная пушка казёнником снова ложиться ему на спину и он падает на землю, словно ему подсекли все четыре ноги разом.

-Добивай! — разрешает остальным Мишка и, шатаясь, отходит. Несколько командирчиков с прожидью, ухватывают что попало и бегут к издыхающему Семёну. Рвут с его груди ордена и маршальские ромбы, стягивают яловые сапоги. Конь протягивает морду, блюёт на свое кожаное пальто, тяжело вздыхает и умирает.

-Доконал! — кричат в толпе.

-А зачем он вскачь не шёл!?

-Моё добро, армейское! — хрипит Мишка с налитыми кровью глазами. Он стоит, будто жалея, что уже некого больше бить…

И вдруг он прочитал перепелом???

вдруг он прочитал

он прочитал

прочитал прекрасные стихи:

Когда умирают солнца — они гаснут.

Когда умирают травы — сохнут.

Когда умирают кони — дышат.

Когда умирают люди — поют песни.

И случилось Чуда Слова Поэтического. Густой смысл стиха, свившись в воздухе бугристыми канатами, подскользнул под снулого Семёна и приподнял его как на помочах. Ассоциативные оттенки — переливающиеся всеми цветами радуги змейки — юркнули через глотку внутрь животного. Оно приоткрыло глаза и отрыгнуло трехрядной гармонью прямо себе в руки. Копыта легли на клавиши, меха развернулись, и зазвучало:

Мне бы только выжить, мне бы только выжить

Мне бы только выжить иль хоть бабу на часок.

Злой огонь свинцовый всё нутря мне выжег,

Всё нутря мне выжег, кровь ушла в песок…

Ой, ты моя мамо, ридненькая мамо,

Твой сынок холодный ляжет во степи,

Не по христиански, и не подля храму,

А поперёк кыргызкого торгового пути…

Стало холодно. Выполнив общечеловеческий долг, конь упал окончательно бездыханный…

А бедный мальчик Иосиф уже не помнит себя. С криком пробивается он сквозь толпу у Будённого, охватывает его мёртвое окровавленное лицо и целует его, целует в глаза, в губы, в усы… Потом вдруг вскакивает и в исступлении бросается с кулачонками на Тухачевского. И в этот миг отец, уже долго гонявшийся за мальцом, схватывает его и выносит его из толпы.

-Пойдём, пойдём! — говорит он ему. — Домой пойдём.

-Папочка! За что они… бедную лошадку… убили! — всхлипывает Иосиф, но дыхание ему захватывает…

-Не наше дело, пойдём… — говорит ему отец.

И они уходят от всей этой компании, продолжающей наносить удары по мёртвому телу Семёна.

Вот через площадь они идут и входят, наконец, в большой красивый красный дом, похожий на дворец. Из зала в зал переходя, они опускаются в подземелье и проникают в комнату, ладную и тёмную, загадочную. Там, под картиной ЯЯЯрошенкО «Гибель матушки Короедец в домике города Бобруйска»,

 

Фотография воробья у кормушки
Фотография воробья у кормушки

сидят два лысых человека, два прославленных маршала — Тимошенко и Тимошенко, и глубоко анализируют работу интендантского отдела Комиссариата Обороны. Внешне маршалы выступают совершенно идентично, а мелочь не в счёт: у одного Тимошенко в правом глазу, на белке, если присмотреться, можно заметить красную прожилку, а у другого Тимошенко красная прожилка тоже имеется. По этой прожилке их и можно различить в полной темноте.

1. Был повод — видимо при обсуждении вопроса о качестве долго бывших в употреблении красноармейских кальсон — и Тимошенко сказал:

-Человек — это слабо просвечивающее тело Бога через дырки на Его одеянии.

Но Тимошенко возразил:

-Неверно. У Бога в одежде нет дырок, у Него всё аккуратно шито белыми нитками.

2.Никакого повода не было — и Тимошенко сказал:

-Власть не трансцендентная обществу — это анархия.

Но Тимошенко сказал:

-Анархия — это власть имманентная общественности.

И Тимошенки сказали:

-Из этого вывод: общественность есть пена общества.

3. Был повод — видимо при обсуждении вопроса о том, сколько же шапок можно сшить из шкуры хазарского барана: семь или восемь? — и Тимошенко сказал:

-У Климента Ефремовича, как и положено наркому, спрессованная, греющая и в холода шевелюра в виде причёски. Ему всегда тепло, под какой бы шапкой он не очнулся. Поэтому будёновка — мозгогрейка на рыбьем меху — ему по размеру. И он, срисовывая с себя, считал, что в армии она всем впору. Но в финскую компанию в этих неудачных шапках многие наши бойцы

а) обморозились

б) оконфузились

И вот вы, Тимошенко, учитывая опыт взламывания линии Маннергейма, предложили новые разряды армейского головного убора — бойцам ушанки, командирам папахи. Это, наверное, потому, что вы лысы как я, — родной-то мех вас не спасает… Так ли это?

А Тимошенко сказал:

-Цитата из Пруткова: «Почему офицеры лысы? У них причёски поели крысы». Это первое о втором. Теперь второе о первом. Зачем же так с усмешечкой о Ворошилове? Цитата из Павича: «Товарищ Ворошилов же больше всего любит, чтобы бойцы получали команды на холоде, в одной будёновке, дрожа всем телом, и только те из команд, что, несмотря на озноб, овладевают вниманием, считали достойными исполнения. Будёновка у Ворошилова — защита от некомпетентного командира. На определённом этапе развития Красной Армии, до кастинга 37 года, это был правильный подход».

4. Был повод — видимо при изучении вопроса об износостойкости лётных шишек — и Тимошенко сказал:

-Не следует думать, что если Абсурд и Абсолют выполняют одну и ту же лечебную функцию — спасают мир от несчастия быть понятым до конца, это одно и тоже.

А Тимошенко сказал:

-Сомнительно. Вот есть нечто под названием Абсурд. Оно в молодости худое. Но вот проходит время, оно дряхлеет, отращивает брюшко и деградирует в Абсолют.

5. Был повод — видимо при обсуждении вопроса о чередовании женских и мужских дней в авиагарнизонных банях — и Тимошенко, копируя стиль писателя Водопьянова, повёл рассказ. Вот он.

ГБ

Тяжёлое положение с женским ГБ в Чукотском авиаотряде сложилось по вине его командира, подлеца и труса Пухова. Плановых тряпок, завезённых в навигацию-34 для нужд авиации в бухту Креста, должно было с лихвою хватить на всю пятилетку. Но Пухов, выполняя внутриотрядовские перевозки (мы переносили свою базу из Эгвенкиота в Певек), совершил вынужденную посадку у озера Эльгыгытгын так бездарно, что повредил крыло. Справиться с такою поломкою самостоятельно, Пухов с механиком не сумели и, запаниковав, побросали в костёр всё ГБ, целый центнер… Ну и что? А ничего — сигнал не прошёл, что и следовало ожидать. Видимо от страха у Пухова и механика инструкция по пользованию спасательным средством, вылетела из головы.

Когда через пару недель Каминский их всё же спас, Пухов, отогревшись и отъевшись, принялся бомбить все инстанции доносами о том, что сигнальное ГБ это, дескать, выдумка скрытых вредителей, оно совершенно неприемлемо в условиях восточного заполярья.

Представляете!?

Отвратительно, но пуховской письменной глупости дали зелёный свет и комдива Гроховского, чьё КБ разрабатывало инструкцию по применению женского ГБ в Арктике, репрессировали. Увы! никто из НКВДешников не смог или не захотел вникнуть в суть дела, поступили формально-механически: не дошёл sos — виноват изобретатель способа посылки сигнала. А ведь ГБ сигнал рассчитан на применение в зоне, где плотность бойцов Красной Армии составляет не менее 0,04 человека на квадратный километр. В районе же озера Эльгыгытгын эта цифра всего 0,001! Да посмотри же ты, дурень, на специальную карту плотности, а потом решай — жечь не жечь!..

После разгрома КБ бюрократы из Главсевморпути пользоваться ГБ нам запретили, но мы запрет игнорировали, ГБ, доставляемое с оказиями с материка, мы всё равно жгли. И срабатывало, если правила блюли!.. Гроховский пострадал зря… —

Тимошенко замолчал и сделал приглашающий жест Тимошенко продолжить плести ткань повествования. И Тимошенко продолжил, но не так, как Тимошенко, то есть, копируя Водопьянова, а копируя Водопьянова:

-А ведь идея была гениальная и простая, основывалась на физиологических потребностях рядового бойца, служба которого проходила в глухом гарнизоне. Как эскимос подманивает себе под выстрел белого медведя, в расчёте на его зверский нюх, кидая в костёр кусок тухлой тюленятины, так и потерпевший аварию экипаж может призвать помощь, придавая огню женское ГБ, лучше всего недельной выдержки, а льняное иль шёлковое, то всё равно. Если в радиусе ста километров от пламени дислоцируется воинская часть, то через несколько часов на месте огнища обязательно появятся несколько бойцов. Понятно, что применять сигнал в незамилитаризированной или феминизированной зоне практически бесполезно.

Я не раз пытался разъяснить всю эту несложную механику Пухову, но он и слушать меня не хотел. Я думаю, он всё же понимал что к чему, он лишь прикидывался шлангом, ведь ему — кровь из носа! — требовалось оправдать своё паникёрское поведение у озера. Наверное, он боялся, что за архиглупый перерасход сигнального материала ему запишут выговор в учётную карточку, и для спасения своей шкуры решил дискредитировать метод, решил по шакальей повадке всех трусов клеветой уйти от ответственности. К сожалению, ему это удалось…

Трус! Я вспоминаю, с каким бабьим визгом он заставлял недоумевающего отрядного повара Петю обязательно закладывать в чан десяток листочков лаврового дерева, хотя лист никто из нас не ел, мы всегда с омерзением выкидывали эту ботанику из тарелки как буржуазный пустовкус. Я неоднократно указывал на несъедобность командиру, но он с настойчивостью маньяка-дендрофила требовал в похлёбку этот мусор. Подонок! Этого лаврового листа какой-то снабженец головотяп прислал нам аж десять наволочек и, видимо, Пухов смертельно боялся, что если лавр поваром не будет расходоваться, то его как руководителя могут обвинить в потворстве завозу на полярку ненужных вещей и наказать. Трус! И плевать ему было на то, что многие ребята из-за этого листа заболели гастритом!

Слава богу, что в 36 году этого горе-командира от нас перевели на камчатку, а не то мы бы его БУМ! БУМ! по голове и в чан его, в чан БУМ! БУМ! распредвалом по голове БУМ! БУМ! в суп из конского копыта для гужевых лётчиков из цыган-карликов иииии.. ии. БУМ!…

БУМ! — БУМ! — БУМ!

……………………………

……………………………

…И тут Иосиф Виссарионович проснулся.

Звуки доносились из соседней комнаты, из детской. Поднявшись с дивана, Иосиф Виссарионович направился туда и увидел: на ковре сидит Василий и молотком пытается разбить самого маленького конька. Более крупные пустотелые лошадки — набор матрёшек, что купили сегодня — раскрошенными кусками дерева разбросаны по паркету. А вокруг сына бегает с макетом самолёта весёлая Светланка, бегает и жужжит.

Её маечка и трусики измазаны авиационным клеем.

-БУМ! — БУМ! — БУМ! — стучит Василий…

А игрушечка не ломается…

Долго, прислонившись к дверному косяку, стоял Иосиф Виссарионович и смотрел на ребятишек.

И думал о политике.

А потом поднял валявшуюся у его сапог детскую книжку, раскрыл наугад и наткнулся:

Уронили Мишку на пол,

Оторвали Мишке лапу…

Прочитал, зацокал и восхитился:

-Вот! Талант-девка!.. всё про Тухачевского… большой поэт… пророчица!*

……………………………………………………………………………

*Н. И. Бухарин в одной из своих статей в «Известиях» назвал А. Барто «большим поэтом для маленьких людей». Судя по тому, как Николай Иванович окончил свою жизнь, Сталин принял, если так можно выразится, «маленьких людей», на свой счёт. (Прим. С. Коена)

…………………………………………………………………………………..

Поставил книжку на место и пошёл к себе, прилёг на диван.

В бок ему уткнулся томик уценённого Достоевского. Сталин раздражённо вытащил его, повертел в руках и сказал:

— А ты, Фёдор Михайлович, как был бобок, так бобок и остался!…

На этом рассказ штурмана Левченко кончился.

Настал черёд рассказом «Собачьи какашки» проявить своё мастерство радисту Галковскому. Вот он.

ТРЕТИЙ РАССКАЗ РАДИСТА ГАЛКОВСКОГО

«СОБАЧЬИ КАКАШКИ»

…и любимой в гости

две морковинки несу за зелёный хвостик….

В. Маяковский

Когда Конячая Армия отхлынула из-под Львова в Сальские степи, то Западный фронт рухнул и Пилсудский погнал Тухачевского к Минску.

Говорили, что Ленин кричал в Москве в адрес Сталина: «Кто же на Варшаву через Львов ходит!? Это нонсенс!»

Ленин срочно вызвал Сталина к себе.

И Сталин накинул на плечи шинель и отправился.

Старик встретил Иосифа Виссарионовича с холодком, усадил в кресло и сразу же приступил к делу.

-На каком основании вы, товарищ Сталин, оголили Юго-Западный фронт и допустили белополяков на Правобережье? Подумайте над ответом.

Пока Сталин собирался с мыслями, Ильич нацедил стакан крепкого морковного чая и молча подвинул его по полировке стола к собеседнику. Это, как догадался Сталин, и был тот легендарный ленинский напиток, после сглатывания которого никто в партии больше не смел кривить душою.

-Угощайтесь! — требовательно сказал Ленин.

И понял Сталин, что его положение серьёзное, потому и решил отвечать Ленину со всей откровенностью. Взяв в руки кровавый стакан, он повёл такие речи:

-Позвольте задать вам встречный вопрос. Вы имеете представление о том, как выглядит памятник Хмельницкому в Киеве?

Ленин немного удивился такому началу разговора, но ответил:

-Имею. Каменный Богдан сидит на каменной лошади и протягивает руку с булавою в приветствии.

-Это правильный ответ, — кивнул головою Сталин. — А теперь разрешите ознакомить вас с притчей. Отправился как-то Хмельницкий воевать ляха для счастья украинского народа. Получилось удачно — вернулся и с победой. Торжественно въезжает он в столицу и, размахивая булавою, кричит: «Здоровеньки булы, панове украиньци!» А киевляне ему и отвечают: «Здгавствуйте, пан Богдан!» От этой картавости Хмельницкий и окаменел.

Рассказав притчу, Сталин с шумом вобрал в рот красненькую водицу и, воспользовавшись тем, что Ленин на секунду отвёл глаза, тихонечко сплюнул себе под ноги. Потом продолжил:

-Знающий о сложном отношении поляков к семитам легко поймёт из каких соображений я согласился с прорывом конницы Пилсудского на Украину — следует уменьшить количество потенциальных сторонников Троцкого. Ничего личного — чистая политика.

И Сталин ещё раз сделал глоток из ленинского стакана, но снова не допустил в себя кипяток, а сплюнул незаметно.

-Чудесно! Чудесно! — закричал тут Ленин в восторге. — Как всё удачно складывается! Я уже три недели ищу в партии достойного человека на должность комиссара по делам национальностей! Почти отчаялся, думал, уж самому придётся впрягаться в эту лямку, и вдруг… Товарищ Сталин, хватит вам работать на периферии. Не хотите ли проявить себя в центре?

-Хочу, — просто сказал Сталин.

И Ленин без промедления написал указ о назначении грузина наркомнацем, вручил ему ключи от трёхкомнатной квартиры и талоны на дополнительные селёдочные головы. В порыве благодарности Сталин упал на колени и принялся целовать Ильичу руки, — сцена вышла очень трогательною. Но сталинская благодарность имела под собою утилитарную почву. В промежутках между поцелуями Иосиф Виссарионович тихонько вытирал полою шинели пол под собою, — он опасался, что Ленин заметит мокренькое, догадается о непитии, посчитает его благодарность неискреннею и передумает назначать наркомнацем. Сталин был карьерист.

Но всё обошлось.

А когда Сталин ушёл принимать должность, Ленин сразу же крутанул ручку телефонного аппарата и попросил барышню соединить его с Надеждой Константиновной. Соединили.

-Дорогая, — нежно дохнул Владимир Ильич в трубку, — обязательно сегодня же смени мышьяк в аптечке: вечером заглянут Свердлов с Урицким. Старый же мышьяк, как я только что обнаружил, совершенно выдохся.

Ленин не любил откладывать важные дела в долгий ящик.

Отдав поручение жене, он тотчас же погрузился в другие заботы.


опубликовано: 17 марта 2011г.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте как обрабатываются ваши данные комментариев.