Рассказы

Утром третьего дня

Вот и настал первый день долгожданного отпуска. С утра до вечера он мучительно думал, где взять сюжет для рассказа. И не просто сюжет,
а такой, который захватил бы его с потрохами, тормошил душу, заставлял держать ручку в руках до того момента, пока не будет поставлена последняя точка. Андрей Иванович Жуков по роду своей работы был далёк от литературы, но и назвать
его увлечение писательством просто хобби язык не поворачивается. Фактически
Жуков был писателем, хотя сам не считал себя таковым в полной мере. Писатель, по его мнению, это тот, кто зарабатывает на жизнь литературным трудом. А он в среднем литературным трудом зарабатывал за месяц долларов сто. Какой он после этого писатель? Ну, издал десяток книг мизерным тиражом на средства спонсоров, которые и продавались-то с трудом. Книги обычно не так легко продаются, как их авторы. Ну, печатали его на каждом углу: от самых паршивых газетёнок до солидных литературных журналов. И лирики, и басен, и пародий, и рассказов, и афоризмов, — всего было в изобилии. Был даже написан и издан роман. А славы не было. Нельзя сказать, чтобы он жаждал её прихода. Он знал, что в волнах славы утонуло немало талантов. Просто хотелось, чтобы его книги имели больше читателей. И наконец он намеревался зарабатывать литературным трудом столько, чтобы каждое утро не ходить на работу, а вместо этого садиться за письменный стол и не урывками, как все эти годы, а всерьёз заняться писательством. А сейчас у него нет даже более менее широкой известности. Как-то в областной газете о его жизни и творчестве проскользнула большая хвалебная статья, сдобренная его фотографией. В литературных кругах его, безусловно, знали, но это не известность. Это так, что называется, знакомы потому, что — соседи. Соседи то по журналу, то по газете, то по статейке какого-нибудь Иванова, называющего себя литературным критиком. Всё чаще его тексты стали появляться в Интернете, хотя сам Жуков не пошевелил и пальцем для этого. Андрей Иванович не вступал ни в один союз писателей, хотя и те и другие настойчиво звали. Правда, когда вышел справочник писателей области, куда попали и «левые», и «правые» писатели, включили биографическую справку и о нём.
Литературные, как сейчас говорят, тусовки Жуков избегал; на встречи
со своими немногочисленными читателями не ходил, хотя его иногда приглашали.
Единственный раз по просьбе своей бывшей классной руководительницы был в родной школе. Почитал старшеклассникам свои стихи и прозу, — после чего
приготовился ответить на многочисленные вопросы. Однако их не было. Нашёлся лишь один чудак, который спросил, будут ли у Жукова выходить книги не в мягкой, а в твёрдой обложке. И так паршиво стало на душе у Андрея Ивановича, что после этого единственного вопроса от каких-либо встреч он категорически отказывался. Да и о чём можно говорить на этих встречах? Всё самое интересное, что было в его голове и в сердце, он вложил в свои книги. Пусть читают. А на ходу, на бегу лучше об этом не расскажешь. Жуков, конечно, знал, что ряд современных писателей использует такую «фишку»: устраивают встречи для того, чтобы после общения с публикой продавать свои книги. Однако для себя Жуков считал это унизительным. Смешно даже подумать, чтобы Пушкин или Толстой стояли у прилавка и бойко торговали своими книгами. Андрей Иванович был убеждён, что писатель должен писать книги, и лучшей рекламой книг является талант его автора. Всем остальным: изданием, рекламой, реализацией книг — должны заниматься другие люди. Правда, в начале своей литературной деятельности Жуков любил читать свои сатирические вещи в любом кругу, чтобы посмотреть, будут ли слушатели смеяться. С годами это прошло. И даже среди друзей и родственников свои вещи он читал всё реже и реже. И когда его хвалили, он иногда отшучивался, что, мол, фамилия обязывает.
Наступил второй день отпуска. После завтрака Жуков сел в кресло и стал размышлять. Полотно жизни соткано из клубка противоречий, — думал он. Надо ухватиться за такой сюжет, который будет иллюстрировать хотя бы одно из этих противоречий. Но ничего интересного в голову не приходило. «Самый страшный вид безработицы — неработающая голова», — процитировал он собственный афоризм и поднялся с кресла. Зашёл на кухню, сварил чашку кофе. Включил приёмник, послушал его, пока пил кофе, и выключил. Вернулся в комнату и не спеша прошёлся по ней. Телевизор — этого троянского коня двадцатого века — он не включал. Подошёл к окну и долго смотрел на улицу. Потом он подумал, что надо покопаться в памяти. Он вернулся в кресло и стал год за годом перебирать свою жизнь в надежде, что в памяти всплывёт что-то яркое и необычное и это воспоминание подтолкнёт его к формированию долгожданного сюжета. Однако фокус не удался, но Андрей Иванович оставался спокоен: он знал, что там, где фокусы не проходят, проходят фокусники. Надо сменить ход мыслей, решил он, и взял пачку непрочитанных газет, которые внимательно изучал больше часа. Сюжета в голове по-прежнему не было, хотя Андрей Иванович был глубоко убеждён, что можно написать о чём угодно так, что это будет чрезвычайно интересно. Главное, чтобы хватило таланта. Стоит только, думал он, выйти из квартиры и внимательно посмотреть вокруг. Кстати, уже пора и собираться. Вчера вечером позвонил его друг детства и пригласил к себе отметить своё возвращение из командировки из Чечни. «Обязательно буду!» — твёрдо пообещал Жуков. Звонивший работал в милиции и наверняка расскажет много интересного, а там и рукой подать до захватывающего сюжета.
Выйдя из подъезда, Жуков столкнулся с рабочими, которые уже второй месяц занимались ремонтом его высотки. Раньше он беседовал с ними и знал,
что они приехали с Украины в Россию на заработки. Вспомнил последнее выступление украинского президента и подумал: «Скоро язык до Киева уже не доведёт: потребуется виза». А на лавочке у подъезда как обычно сидела старушка с двенадцатого этажа. Ей уже, поди, лет девяносто. Разве мало она видела на своём веку и добра, и зла? И какое оно, добро и зло, было в её жизни? И как война опалила её молодость? И где она была: на фронте, в глубоком тылу или в оккупации? А может, немцы угнали её на работу в Германию и прошла она по всем ступеням человеческого унижения до конца? Наверное, она может многое рассказать. Память — штука цепкая. А вот через дорогу справа мелькнуло в овощном ларьке знакомое лицо продавца, который помахал рукой в знак приветствия. Жуков уже давно дал ему кличку «музыкант», потому что знал его уже лет двадцать, ещё с тех пор, когда тот был одним из лучших выпускников городского музыкального училища. Но переломилась жизнь и отбросила парня от рояля к прилавку, где он уже много лет зарабатывает себе на кусок хлеба. Какая музыка у него в душе сегодня? А ведь он — из самой активной части населения, среди которых должны быть и герои нашего времени. Андрей Иванович взмахом руки ответил на приветствие «музыканта» и двинулся к автобусной остановке. Уже в который раз навстречу ему попался пожилой мужчина с болезненным землистым цветом лица. «Пожилой, — мелькнуло в голове Жукова, — это тот, кто пожил, но ещё хочет». Что у него за редкая болезнь и как он справляется с ней? Всегда один как отверженный. Нет жены, или умерла, или ушла к другому, который поздоровее. А может, жена есть, но стесняется с ним ходить? И такое бывает. Размышления об этом человеке прервал неприятный рёв двух пожарных машин, которые проехали мимо писателя. В кабинах промелькнули возбуждённые лица пожарников и на каждом из этих лиц можно было прочитать, что любой пожарный работает с огоньком. «У кого-то беда: горят, лишь бы никто не пострадал», — ёкнуло в груди у Андрея Ивановича, когда глазами он провожал удаляющиеся машины.
А вот и автобусная остановка…
От друга детства Жуков вернулся поздно и подшофе. Он как правило придерживался своего принципа «Если хочешь извлечь пользу от пьянки, оставайся трезвым», но сегодня ему это не удалось. Сразу разделся и лёг спать, пробормотав самому себе: «Зря потраченное время».
День, прожитый зря, бесследно не проходит. Утром он встал как никогда бодрый, потому что ночью ему приснился, как ему показалось, невероятно интересный сюжет. Такое в его литературном творчестве было впервые. Андрей Иванович быстро умылся и, обжигаясь, выпил чашку кофе. Ненаписанный рассказ может взволновать только автора. Он бросился к столу, на котором всегда лежала пачка чистых листов бумаги и набор шариковых ручек, и взялся за дело.

Декабрь 2009 г.