Канчугеза
Ай, ту, фри –
Мы украински «Битлы»!
Мы с Параскою вдвоем
«Канчугезу» вам споем!
Из народного творчества
Во мне умирают дети,
Животные и деревья.
По волчьей степи блуждает
Немецкий Сиддхартха – Гессе…
А дед говорил, что встарь,
Когда пели «Битлов» в деревне,
Их трудную «Come together!»
Меняли на Канчугезу.
А я на углях плясал
И на лезвиях звонкой бездны,
Но небо меня держало
И почва качала плавно;
На кончиках пальцев веток
Трезвонила Канчугеза –
Красивая и простая,
Как колокол православный.
Ни пыточный рев орудий,
Ни шорох мышей в подвале –
Ничто ее не глушило,
Хотя она безоружна;
Потом приходили люди,
Плевали и целовали,
И это был явный признак,
Что я как поэт – им нужен!
Теперь они говорят,
Что, мол, много во мне апломба,
Что я их не уважаю,
Что в лидеры вечно лезу…
И снова грохочут бомбы.
В артериях зреют тромбы.
А я, как головорезы
Парижские – Марсельезу,
Пою свою Канчугезу –
Наивную Канчугезу,
Забытую Канчугезу,
Бессмертную Канчугезу…
17 декабря 2010 г.
Моя закатная
Оживаю в помойной яме.
Забываю чужое имя.
Окружаю себя друзьями.
Заслоняю себя своими.
Как дитя, принимаю дактиль.
Отнимаю у ближних счастье.
Отвлекаюсь в постельном такте.
Привлекаюсь за непричастность.
Кару меряю на караты.
Высекаю квадрат из круга.
Вспоминаю во Львове брата.
Забываю в Брюсселе друга.
Убегаю из круговерти.
Припадаю к основам веры.
Чую явственный запах смерти
В каждом атоме атмосферы.
В этом мире, смешном и странном,
Где чудовищем стало чудо,
В общем зале перед экраном
Будда рядом сидит с Иудой.
Здесь траву посыпают солью.
Здесь в асфальт закатали листья…
Я люблю тебя адски больно –
И поэтому райски чисто.
Президент говорит о церкви.
Патриарх говорит о власти.
А поэту – слова коверкать
В своей ангельской волчьей пасти.
И никто уже не поможет.
И никто уже не обидит.
А вечернее солнце – тоже,
Как и я, – ничего не видит.
17 мая 2011 г.
Звериный язык
Я поэт, но мечтаю, чтобы язык исчез,
Потому что на самом деле слова – заслон.
Пусть тебе на заре приснится гренландский лес,
Где у самки оленя вырос индийский слон.
Потому что на самом деле не надо стен,
Чтобы сердце в конце пути обрело приют.
Видишь, как розовеет сакура в стиле дзен,
А над ней по-славянски колокола поют?
Вне широт и меридианов меня несет
По какой-то другой системе координат.
С языком я умею делать, ей-богу, все:
Только Истина все равно остается над.
И поэтому надо сбросить горбатый груз,
Чтобы шли пилигримы с воздухом в рюкзаке,
А прохожие кошки пели собачий блюз
На старинном зверином ангельском языке.
30 апреля 2011 г.
Путешествие
Когда это небо станет иссиня-желтым
И мне надоест глазеть на него сквозь шторы,
Я выдерну дверь из старой дверной щеколды
И молча уйду на родину Командора.
Когда это море станет кроваво-серым,
И даже киты сбегут из него, как воры,
А в людях не сохранится и капли веры, –
Меня приютят на родине Командора.
Когда этот мир с ума сойдет от раздоров
И все Одиссеи лягут на поле ратном, –
Я так надоем на родине Командора,
Что мощным пинком под зад возвращусь обратно.
20 апреля 2011 г.
Палата без номера
Кому-то – планета, кому-то – палата.
Палатная койка, конечно, – не плато:
Для жестких полетов она узковата,
Но лучше палата, чем ложе Пилата.
Кто помер, тот ожил.
Кто жив, тот не помер.
Палата без номера – нафиг нам номер?
Пусть псы в лагерях нумеруют полати,
Но смерть не считается в нашей палате.
Здесь ценятся только мечта и отвага.
Здесь ночью от крови белеет бумага.
Мы – дети индиго, мы – внуки Живаго:
Палата – веселая наша общага.
Вон там лежит гуру, а здесь лежит дока.
Сей зрел Авраама, тот внял Иисусу…
За дверью ютится наш цыпочка доктор:
Цивильный бедняга, он так комплексует!
Не бойся, малыш.
Мы не сделаем больно.
Как скальпель на скальпе, как выстрел контрольный,
Как звезды, что Канту явились из терний,
Палата – жестока в своем милосердии.
В палату стекаются вечные реки.
В палате скрипят корабельные доки.
Мы – древние инки, мы – юные греки,
Мы будем любить тебя, маленький доктор!
А завтра, когда к полоумным зарницам
Палата взметнется зеленой синицей,
Нам будут медсестры волшебные сниться
В могилах без номера.
Возле больницы.
16 марта 2011 г.
Ночь в поезде
От Подола – к галоперидолу
Вьется шаг мой – то ужом, то змием;
И тинэйджерки из частной школы
Квакают: «Вот ужас, mama mia!»
… Помнишь день, где парусом по ветру,
Тротуары обращая в свечи,
Чапали оранжевые гетры,
Чтоб, как тигры, лечь к тебе на плечи?
А теперь они во тьме вагона
Светятся кровавой СМС-ской…
Ночь. Тупая ночь. И вдоль перрона
Бродит слесарь и стучит железкой.
Ночь, с 14 на 15 апреля, поезд «Киев-Ковель».
Еще раз про Родину
Пар мороза колокольного.
Лед, – наложенный, как жгут.
Мимо детки кока-колльные
В дурку школьную бегут.
Монастырское безмолвие.
Легкость каменной руки…
Три девицы богомольные
Вяжут теплые платки.
Здравствуй, Родина увечная!
Край икон и кабаков, –
Где, как ганжей, пахнет вечностью
Свежечерствых пирожков.
Лик твой купольный и кукольный
Светит гарью в серебре
Сквозь граффити черно-угольных
Снежных веток во дворе.
Что ж ты руки тянешь ивами
И сутулишь плечи крыш?
Я люблю тебя, красивую,
Хоть и сука ты, малыш.
И тусовщица, и странница:
На протезах – к солнцу – прыть…
Ты – все то, что мне останется,
Когда нечем будет крыть.
14 февраля 2011 г.
Сыну
Наш сын – в проекте и в пути.
Он станет новым Низами.
Он пить коньяк начнет с пяти,
А маты рифмовать – к восьми.
Он дан, как шляхтичам – Богдан.
Как ассирийцам дан Шумер.
Когда он выйдет на Майдан,
То лягут все – не только мэр.
Но пожалею молодца
С такими генами – атас! –
И подыщу ему отца –
Завхоза лавочки колбас.
И будет сын наш, как и все:
Ходить на бокс. Ловить ворон.
А мог бы – утонуть в росе.
Взойти на крест. Низвергнуть трон.
Он был бы крэзи и герой,
Постигнув истину до дна.
Он мог бы управлять страной,
Была бы у него страна.
Сошлись бы в нем Сократ, Христос,
Лев Гумилев, Давид, Тантал…
Его б ремнем лупил завхоз
За то, что он тебя читал.
А так – сиди и жуй хот-дог.
А так – сиди и ври про грипп.
Во мне еще не умер Бог:
Он много пел и, вот, охрип.
Да только верь, наступит срок,
И будет за один момент
Наш сын на четвертях дорог
Распят, – как пятый элемент.
И в утро Страшного Суда
Он нас спасет – Великий Спас…
___
Аборт, конечно, – ерунда:
Выписывают через час.
24 декабря 2010 г.
Диагноз
Если горло свело с тоски
И не радуют ни рассвет,
Ни ромашки, ни васильки, –
Это признак, что ты – поэт.
Если мамка твоя орет:
«Что напасть-то на старость лет!
Не потомок ты, а урод!» –
Это признак, что ты – поэт.
Если прав ты был на все сто
И продвинуто был одет,
Но не понял тебя никто, –
Это признак, что ты – поэт.
Если быдла был полон зал,
А с тобой вдруг случился бред,
И главврач тебя «заказал», –
Это признак, что ты – поэт.
Все, владеешь чем: два крыла,
Таракана кровавый след
В досках письменного стола…
Это признак, что ты – поэт.
Голова от дорог гудит.
Соловей за разбой отпет.
Если скажут тебе: «Бандит», –
Это признак, что ты – поэт.
А потом, после лиц, звезд, мест –
Там, где больше никого нет, –
Ты увидишь Бо-о-льшущий Крест –
Это признак, что ты…
4 мая 2010 г.
Венский вальс
Давай побежим по крышам
Юрий Крыжановский
Я видела эти вены
Со шрамами от штыря…
Не плачь! Мы поедем в Вену
На первое января.
Я знаю, что жизнь – паскуда,
И все перед ней равны;
Я сделаю тебе чудо:
Метель посреди весны.
Снег будет светло кружиться
И падать на тротуар,
На кепочки и на джинсы,
На гривы родных гитар.
Я видела эти слезы
В каком-то чужом кино…
Мы будем читать Делеза
И Борхеса заодно.
Мы умными станем – ужас! –
Добро отличив от зла.
Мы будем бродить по лужам
И слушать колокола
И крик черепицы рыжей
На брачной циновке крыш…
«Давай побежим по крышам», –
Ты снова мне повторишь.
Нас тучи возьмут за гребень,
На вены кладя зажим…
И, может быть, мы до неба
По крышам тем добежим.
21-22 мая 2010 г.
***
Мне больше никто не нужен:
Ни доктор, ни поп, ни маг.
Коньяк с чесноком на ужин.
Талантливый умный враг,
С которым по-братски сядем
За крепкий дубовый гроб
В созвездиях черных ссадин
От белых душевных скоб
И выпьем с ним…
Будьмо, враг мой!
Чтоб каждый из нас погиб.
Поэзия в диафрагме
Растет, как огромный гриб.
И душно ей в халабуде
Довольных судьбой мещан.
Давай, ты меня не будешь
Уже ни за что прощать:
Тем более, что виновных
Давно не достать рукой…
Я сплю, как Иван Бездомный:
Навек потеряв покой.
И снится мне бал из кружев
И пенный на платьях шелк…
Мне больше никто не нужен:
Ни знахарь, ни волхв, ни волк.
А детство бежит из леса
К волшебному королю,
Как маленькая принцесса,
Которую я люблю.
И тропка, что дрота уже,
В чистилище их несет…
Мне больше никто не нужен.
Поэт состоялся.
Все.
6-7 июля 2010 г.
Моя бабушка слушает Сукачева
Моя бабушка курит трубку
И. Сукачев
Моя бабушка слушает Сукачева,
Подметая под утро за мной полы.
Она бродит с хипповой сумой холщовой
И в джинсовой рубахе а ля «Битлы».
Моя бабушка любит литературу:
Андрухович ей в кайф – и Хемингуэй.
Вся шпана, вся подольская контркультура,
Разбегается в ужасе перед ней!
Моя бабушка (в юности – балерина)
Научила меня целоваться вскачь.
Чем гашиш отличают от эфедрина,
Ей известно: она – превосходный врач.
Она шторм поднимает одной улыбкой,
Под шаманский свой бубен поет дожди…
А когда ты напился до желтой рыбки,
Она нежно промолвила: «Не п…ди».
У нее не осталось даже корыта:
Только голое море портов, понтов…
Она знает: собака судьбы зарыта
В черно-синем лесу золотых крестов.
Мы покажем судьбе этой жест ученый…
Обе – юные ведьмы: она и я.
Моя бабушка слушает Сукачева,
Моя бабушка слушает Сукачева,
Моя бабушка слушает Сукачева,
Сукачева слушает бабушка моя!
11 июля 2010 г.
Посвящение Иванушкам International
Эта некая разновидность мало изученной эпидемии:
Они размножаются трижды в час – и, похоже, что почкованием.
Не экстремисты, не киборги, не вирусы и не демоны –
Это просто глазурные мальчики. И зовут их лазурно: «Ванями».
Они питаются мясом Пушкина, хот-догами и печеньями.
И они повсюду: ведь их клонирует твой же ближайший родственник.
А мы объявили себя… Ты знаешь, кем? Поэтами! Наше предназначение –
Давить эту нечисть, как мух в сортире, пока еще в жилах кровь звенит.
И не надо мне рот затыкать поцелуем и с видом страдальца чокаться.
Я жду тебя в семь на бумажном фронте с факелами зажженными.
Да что ж это, брат, за напасть такая от Бруклина – и до Чоколовки,
Если прививки, – как мертвым припарка?! Мужайся. Мы – зараженные.
И снова весна: «Ай, на небе тучи!» – и снова ворон кружение…
И чьи-то сады, где седой нитрит зацвел молодой данештою…
Но мы, мой единственный, мой звереныш, к сожалению, не поженимся,
Потому что нас уже расхватали Иванушки International.
2 августа 2010 г.
Баллада о мирном человеке
От Грозного – до Памира
Ущелья ревут: «Огня!» –
И все автоматы мира
Нацелены на меня.
Дела мои, видно, плохи:
Предатель-костер потух.
А я – не герой эпохи:
Я – бедный больной пастух.
Я вырос в краю неближнем,
Где в замке с химерой льва,
Проламывая булыжник,
Крестами растет трава.
Где в каждом нищем поэте
Жив Бог, – как в соломе рожь…
Не знал я ни тех, ни этих,
И ни пере-этих рож,
Которые, жалко хныча,
Гадали на короля;
Которые меня нынче
Намерены расстрелять.
Уйти бы по следу Солнца
Спирально крутой тропой,
Но стыдно: у меня – овцы,
Им надо на водопой.
Вонзились стальные флаги
В медовую плоть страны.
Хиппующие бродяги
На лавочках ждут весны.
Как рыбы, молчат гитары:
Они понимают все…
Волчата пасут отару –
Овчарка волчат пасет.
На кладбище Дон Кихота –
Скелеты из жерновов…
Мне мерзок азарт охоты
На честных каменных львов!
И вот, я стою спокойный
В рубахе из гильз и дыр,
И тупо кладу на войны,
И, может, спасаю мир.
20 августа 2010 г., Киев-Одесса.
Одиночество
Она, как по белу свету, блуждает по Интернету
И хочет найти вопрос на не заданный ей ответ.
Ее «Photoshop» «Vkontakte» опять впереди планеты,
И дела ей нет до жизни, которой, в общем, и нет.
Она говорит по-русски, но может и по-французски.
И пан «Видиван» ей близок, и встречный пацан Иван…
На фоне Парижа в блузке – в готической модной блузке –
Она себя презентует художницей number one.
Как верующий – икону, она созерцает коммент:
«Ты – прелесть!», « Ты – просто – диво!»,
«Ты – душка!, «Ты – супер-секс!»…
Представив себя как комикс, она побеждает комплекс
И молча идет на кухню – доедать свой вчерашний кекс.
А кто-то рисует книги и пишет на небе фрески.
И, как письмецо в бутылке, по морю добра и зла
Плывет ее СМС-ка – безрукая СМС-ка,
Бездетная СМС-ка:
«Простите, что я была!»
15 сентября 2010 г.
Кавказ
В ауле на мине вишней цветет весна,
И реет орел – стремительный, как Шумахер…
Браток, не ходи: чужая это война,
А если они приплатят, – пошли их нахер.
Сияет икона радужкой золотой:
Молись на нее, не думай, как ляжет карта;
И падают книги: Лермонтов и Толстой, –
Как трупы солдат, с плацдарма советской парты.
Вой демона из ущелья зовет в намаз:
Пройди бы весь хаос, с бомбами и огнями!
Но ты – не Орфей и даже не Фантомас,
И в этой игре F6 нас не сохраняет.
Но снова гремят парады под красный снег,
И договор составляется на бумаге…
Когда погибает крохотный человек, –
Что толку от рассуждений об общем благе?
Твой вечный сарматский прадед седлал коня,
И плавился снег в серебряную махорку;
А где-то в горах, девчонка еще, Чечня
Кормила из рук орленка кровавой коркой…
16 октября 2010 г.
***
Надо быть чертом,
Чтоб заслужить почет
Влад Клен
С миром загробным
Тонкая вяжет нить…
Я, как и ты, не чую
Ни рук, ни ног.
Друг, оживи!
Мне не с кем поговорить.
Каждый из нас –
По-своему одинок.
Остров сокровищ
В нищих морях искать:
Рыскать по небу,
Крабом ползти по дну
И в обезьяньей маске
Живьем скакать,
Изображая
Жесткую крутизну.
По «наливайкам» –
«Таврия» и «LM».
Власти пророчат
Новый переворот.
Жизненный спорт похож
На вселенский слэм,
Где побеждает тот,
Кто переорет.
В левой лопатке
Синий огонь печет:
Заперто сердце
И неизвестен код.
«Надо быть чертом,
Чтоб заслужить почет», –
Надо быть Богом,
Чтоб заслужить бойкот.
Это кафе похоже
На мерзкий чат:
Каждый второй
«Товарищ и брат» – дерьмо.
Друг, оживи!
Мне не с кем стало молчать –
Истину вышелушивать
Из шумов,
Сев за сухой – без водки –
Рабочий стол,
Пестрый богемный мусор
Сметя рукой.
Надо быть Богом,
Чтоб заслужить престол…
Я – человек, –
И я заслужу покой.
25 октября 2010 г.
Девочка
Как степью монгол, уйдет мой последний фронт,
И станет опять в поселке белым-бело…
Концлагерным дротом светится горизонт,
Которым я перережу себе крыло.
Ее хозрасчета нет ни в одной из смет.
Ее самиздата нет ни в одной из книг.
Ко мне приходила девочка в алом – Смерть –
С косичками даже с бантиками на них.
Она мне сказала: «Любишь чужих котят?
Вчера их хозяин-хрыч утопил в ведре!»…
За линией горизонта мне все простят…
О Господи!
Только сделай меня мудрей!
26 ноября 2010 г.
Per aspera ad astra
Маше Луценко – поэту, человеку
Мой дар, как смертельный вирус,
Сжигает меня в бреду.
А кто-то кричит: «Лавируй!», –
Но я напролом иду.
А кто-то пищит: «Примажься!»
А кто-то пыхтит: «Схитри!»
Сияют в пыли бумажной
Созвездия-хиппари…
Иду к ним до Луалабы
По рельсам травы босой,
Как ваши дурехи-бабы
К соседке за колбасой.
В кармане – бутылка хлеба.
За пазухой – грязь и честь.
И небо, седое небо,
И предков на нем не счесть!
Их души горят сквозь дыры,
Как свечи в чужом саду,
И молча кричат: «Лавируй!», –
Но я напролом иду.
4 декабря 2010 г.
