МЭР
— Большие перемены произошли в жизни села в конце 1950-х годов, — рассказывает Раулю мэр.
Он сидит за рулем старенькой дребезжащей «буханки», по свойски развалясь, на горячем дерматиновым сиденье. Рядом – Рауль с блокнотом в руках. В оскаленных зубах Рауля торчит мундштук с дымящейся сигареткой. В салоне валяется на сиденьях Леха Панфилов. На безволосой впалой груди рок-барда лежит гитара… В заднем скругленном окошке «буханки» видна поселковая улочка с поникшими от зноя липками. По улочки, следом за УАЗиком едет пегий от лепешек грязи бронетранспортер. Рядом с бронетранспортером шагают полицейские, похлопывая электродубинками по ладоням. На копах чёрно-зелёная униформа, кожаные сапоги и белые шлемы-респираторы со встроенным противогазом, прибором ночного видения и системой связи. Эти ребята сильно похожи на городскую полицию Альянса из компьютерной игры «Half-Life».
— По распоряжению Никиты Сергеевича Хрущева Министерство сельского хозяйства было перенесено из Москвы в специально построенный для этого поселок Ново-Синьково. Чтобы, так сказать, быть поближе к сельскому хозяйству… Само собой, когда Хрущева сняли Министерство переехало обратно в Москву, а вот поселок белых пятиэтажных домов остался…
Мэр без пиджака, в белой рубашке, с подвернутыми рукавами. Правой рукой мэр крутит «баранку», а левую с раскуренной сигаретой «Прима» вывалил за окошко. Остановившимся взглядом Рауль следит, как в неподвижном горячем воздухе за окном расплетается шлейфик сизого табачного дыма.
— У нас тут своя кожгалантерейная фабрика. Мячи для футболистов шьем. Что еще… Больница самая крупная в районе… Автобаза номер 42… Ну и конечно, наша гордость – Яхромский совхоз-колледж, состоящий фактический из двух частей производственной и учебной… А вот и общага, — говорит мэр, — рассадник зла и порока. Приехали.
Рауль, пригнувшись, глядит мимо мэра в окошко и видит страшноватую кирпичную пятиэтажку с закопченными стенами. Объехав здание, мэр останавливает «буханку» у черного хода. Леха Панфилов, как куль валится с сидений. Гулко стукается об пол гитара… Рядом тормозит БТР. Полицейские деловито вышибают дверь… Кто-то матерится в гулком коридоре с голыми стенами. Где-то наверху звенит разбитое оконное стекло. Потом со второго этажа вываливается, размахивая руками и ногами долговязый чувак в красных тренировочных штанах и белой рубахе в крупный горох. Копы лезут за ним в кусты и х….т его там дубинками.
— Э! Э! – кричит копам мэр. – А ну, хорош!
Копы треща рациями и хрюкая скремблерами вытаскивают чувака на дорожку. У чувака ординарное стремное лицо и какие-то некрасивые пятна на животе.
— Здорово, Жэка, — говорит мэр, – сварил уже?
Жэка жует губами и с тоскою смотрит куда-то мимо мэра.
— В унитаз не вылил?
Жэка молча мотает головой.
— Пойдем, — оборачивается мэр к Раулю, – «молочком» угощу…
Через выбитую дверь черного хода они попадают в общагу. В общаге стоит особая летняя тишина. В темных гулких коридорах со стен осыпается старая краска. Мэр поднимается на второй этаж и привычно толкает фанерную дверь. Пропускает Рауля в комнату. В комнате царит страшненький общажный быт. В двух словах, там, будто недавно взорвалась граната… Следом за Раулем копы затаскивают в комнату Жэку. Последним заходит мэр. Садится с размаху на что-то немного напоминавшее низенькую, вынесенную с пожара софу. На полу стоит трехлитровая банка с бледной зеленоватый жижей, несколько банок поменьше и один граненый стакан. Мэр придирчиво осматривает стакан, наливает в него «молочка» и протягивает Раулю.
— Угощайся, друг! — говорит он.
Рауль берет у мэра стакан и, оглянувшись по сторонам, садится на нечто, похожее на скамеечку чистильщика обуви из советского фильма про революционную Одессу.
Мэр выбирает две баночки почище и наливает «молочка» себе и Жэке.
— Со свиданьицем, — говорит мэр и, прикрыв глаза, принимается дуть «молочко».
Жэка ловко швыряет свою баночку в шлем-респиратор ближайшего копа и лезет в окно. Он уже почти весь вылезает наружу, когда другой коп хватает его за кроссовку. Рации в шлемах обоих полицейских тревожно и трещат и хрюкают. Мэр морщится.
— Да х.. с ним, пусть лезет, — машет он рукой.
Тут нога Жэки выворачивается из кроссовки, и он с коротким матюгом улетает вниз.
— Насильно мил не будешь, — говорит на это мэр и добивает «молочко».
Рауль ставит свой стакан на пол и что-то строчит в блокноте.
— Ганджа у нас не вызревает вот и приходится из незрелой «молочко» варить, — объясняет мэр. — В смысле расширения сознания мне это пойло не очень. У меня потом голова сильно болит, а если сверху еще портвейна засадить так вообще случается серьезное дристалово… Тебя как, цепляет?
Рауль кивает, строча в блокноте.
Мэр какое-то время сидит неподвижно, глядя на разруху вокруг себя. Потом оживляется.
— А знаешь что? Давай, на крышу слазим, окинем взглядом родимый город и его окрестности!
Со второй попытки мэр поднимается с того, на чем сидел, берет на руки трехлитровую банку с «молочком» и выходит. Рауль выходит следом.
— Оставьте нас, — величественно говорит мэр, толпящимся в коридоре полицейским и идет вверх по лестнице… Четыре пролета. Изувеченная дверь на чердак, еще ступеньки, еще дверь и вот они на крыше.
Мэр, обняв банку с «молочком», подходит к краю.
— Ты посмотри, какой простор! – кричит он Раулю. – О-го-го!!!
С крыши общаги открывается симпатичный вид на поселок. Белые стены пятиэтажек. Пожухлая от жары зелень, стоящих на улице деревьев. Мозаика с Лениным на торцовой стене здания Яхромского колхоза-колледжа. Заросшее оранжевой травой футбольное поле на окраине. Кусочек песчаного пляжа и белые горошины буйков на темно-синей воде Синьковской плотины. Утыканные гнутыми телевизионными антеннами крыши, а над крышами сиреневая пыльная даль, далекий горизонт и густое вечернее небо.
— Видишь, вон там, водонапорная башня, похожая на башню волшебника? — шепчет мэр на ухо Раулю. – А рядом какие-то серые коробки в пыли. Так вот, это сказочное место называется Рогачево. Гляди, как красиво… А я не разу там не был. Помню, сижу вечером на остановки с «чекушкой» и тут останавливается 36-ой автобус. Вот, думаю, сейчас сяду, прокачусь в Рогачево, погляжу, как люди живут… Только никуда я не поехал. Вот, ведь, какое дело Рауль… — Мэр основательно прикладывается к банке. — А знаешь, ну его лешему, это Рогачево! Чего я там не видал? Стоят наверное избы в поле. Поехали лучше в Горицы! Там ох..ная рыбалка на плотине! Сядем на велики и покатим. Рауль, я же со школы в Горицах не был… — мэр снова отхлебывает из банки, всхлипывает и вытирает ладонью рот. – Мне сейчас отчего-то вспомнился случай из детства. Пошли мы как-то раз с отцом за грибами. Помню, не рассвело еще. Дошли до края леса, а из березняка лось выходит и смотрит на нас добрыми глазами…
Мэр вытирает украдкой набежавшую слезу. Хочет выпить еще, но останавливается. С сомнением смотрит в банку.
— Ну, его на х.., это молочко. Мне еще работать сегодня… Хочешь, хлебнуть? – спрашивает он Рауля.
Журналист нерешительно пожимает плечами. Мэр встает на край, держит банку в вытянутой руке.
— Кыса-кыса-кыса! – зовет мэр.
Из кустов раздается противный «мяв».
— Нет наркотикам! — говорит мэр и разжимает пальцы.
* * *
Здание администрации ПГТ Ново-Синьково. Третий этаж. Балкон. На балконе два скрипучих гнутых шезлонга и кособокий столик. На столике вялые полевые цветы в стеклянном графине. В шезлонгах у столика мэр и Рауль Дюк, журналист. Рауль в панамке, больших очках-хамелеонах, гавайской рубашке и шортах. С балкона открывается вид на поселковый кинотеатр и безлюдную треугольную площадь.
— Чудес у нас хватает, — говорит мэр. — Вот на днях имел место такой случай. Заходят два мужика в ларек. Высыпают на блюдце мелочь – все уже посчитано. Мелочи выходит сорок два рубля. И говорят – хозяюшка, нам бы водочки и семешек. Водки в ларьке по сорок рублей нету, потому что ее по сорок и не бывает, и по пятьдесят нету. Вот по шестьдесят четыре, положим, есть… И тут происходит чудо. Мелочь из блюдца исчезает и на прилавке появляется водка, с этикеткой Московского винокуренного завода «Кристалл» за сорок рублей и семешки, соответственно, за два рубля. Мужики берут водку и семешки и идут в сторону заброшенного коровника, к себе на работу. Накрапывает теплый летний дождик… Чем не чудо? И вообще, вред горячительных напитков и наркотических веществ сильно преувеличен. Я и сам не против, и не возбраняю, хотя, бывает, и порицаю. Опять же, как пить. Ежели пить ради свинства, то порицаю, а ежели ради бегства из этого в конец оскотинившегося мира или, скажем, чтобы расширить границы сознания, то я всей душой с вами… Беда в том, Рауль, что никто не хочет уже эти границы расширять…
Мэр со стоном поднимается из шезлонга и уходит с балкона. Он бредет куда-то, распахивая двери, бредет через кабинет и приемную, через небольшую залу с выгоревшим длинным столом и придвинутыми к нему стульями… Ветерок шелестит бумагами. Безлюдно. Только полицейские с электродубинками в белых шлемах-респираторах застыли у дверей.
— Я взялся чистить авгиевы конюшни духа, — бормочет мэр. – Насаждать культуру… куда я веду свою паству… бессонными ночами… через горнило страданий… отринуть тварную природу… у меня не осталось времени…
Мэр останавливается у распахнутого окна. На его покатом лбу блестит испарина. За окном, совсем низко над оранжевым пустырем футбольного поля висит мандарин солнца… Мэр опускается на топчан. Рядом с топчаном на табурете сидит Рауль с блокнотом в руках. В его оскаленных зубах торочит мундштук с зажженной сигаретой.
— Скажи, друг, а каково это, когда вот так, сам себе в голову из ружья – ба-бах!? – спрашивает мэр. — Я, конечно, понимаю, это деликатная тема. Но я не из праздного любопытства спрашиваю. У меня тоже, знаешь ли, бывают моменты…
Рауль молчит, только скрипит по бумаге грифель карандаша.
— Ладно, проехали… — говорит мэр и закрывает глаза.
Сперва ничего не происходит. Потом начинают таять стены… И мебель… И люди… Рауль пишет в блокноте и видит сквозь блокнот пыльный пол у себя под ногами… Красные лучи садящегося солнца бледнеют… Сквозь стены проступает ДРУГАЯ КОМНАТА…
— Не спать… — шепчет мэр. – Не спать…
Он беспокойно ворочается… ТА, ДРУГАЯ, КОМНАТА ЗАМЕТНО ПРОСТОРНЕЙ. ЗАБРАННЫЕ КРУПНОЙ РЕШЕТКОЙ ВЫСОКИЕ ОКНА. ИЗ ОКОН ЛЬЕТСЯ ТОСКЛИВЫЙ ЗИМНИЙ СВЕТ. МНОГО БОЛЬНИЧНЫХ КОЕК. НА КОЙКАХ ЛЕЖАТ КАКИЕ-ТО ЛЮДИ…
— Не спать! – страшным голосом ревет мэр и рывком садится на топчане.
Ухает и лупит себя ладонями по лицу.
Рауль тоже приходит в себя. В руке – исписанный блокнот. В зубах — мундштук с погасшей сигаретой. В распахнутом окне тусклый солнечный диск плющится о зубья елового леса. Густой закатный свет льется в комнату.
Мэр встает, и, расталкивая набежавших из коридора полицейских, идет на балкон. Он хрипло дышит, его белая рубашка насквозь промокла от пота. На балконе мэр выбрасывает цветы из графина и льет себе на макушку воду. Отфыркивается, вытирает пятерней лицо, оглядывается на Рауля.
-Не дрейфь, — говорит мэр, – прорвемся.
* * *
Пустой зрительный зал кинотеатра «Красный Луч». Тусклый электрический свет. Душно. Полицейские, подозрительно похожие на городскую полицию Альянса из компьютерной игры «Half-Life» вводят в зал задержанных на улице прохожих. На сцене, на фоне экрана стоит мэр в свежей рубашке без галстука и костюме. Сцепив руки за спиной мэр качается на каблуках. Рауль с блокнотом сидит в первом ряду… Наконец, зал заполняется.
— Эй, там, кто-нибудь! — кричит мэр. — Принесите мне афишу!
Полицейский выходит. Пока его ждут, в зале стоит нехорошая тишина. Мэр молча качается на каблуках и его ботинки оглушительно скрипят. Вскоре, коп возвращается, идет к сцене и передает мэру афишу, сорванную со стены возле кинотеатра.
— Вот! – говорит мэр, потрясая смятой афишей. – Между прочим весь город оклеили… Читаю. Ретроспектива мировой классики. Первый сеанс в шесть вечера. «Ночь в Опере». Комедия. Братья Маркс… Восемь вечера. «Французский связной» . Полицейский детектив… И десять вечера. «Легенда о Нараяме». Историческая эротика… Вход бесплатный. Ну? И х… никто не пришел?
Мэр сворачивает афишу и через нее как через подзорную трубу оглядывает зал.
— Между прочим, ох…ные фильмы. Я не понимаю, чего жопу с дивана лень оторвать? Или читать, б…, все разучились? Ладно, будет вам Филлине с Годаром! Я еще зажгу лампаду духовности в темных оскотинившихся душах… Вечер любителей кинематографа объявляю открытым. Сегодня для уважаемой публики состоится показ культового фильма итальянского режиссера Валерио Дзурлини «Пустыня Тартари»…
— Если кто полезет на выход х…те дубинками! — говорит мэр полицейским. – Будут проситься в туалет, не пускать, а то в окошко сбегут. Пусть в зале ссуться. Искусство требует жертв. Каждые четверть часа ходить по рядам с фонариками, следить, чтоб никто не спал… Я вас, б…, приобщу к прекрасному! – мэр грозит залу кулаком. — Вопросы? Вопросов нет, ну и славно. Начинайте сеанс! Пойдем, Рауль, душно здесь…
Мэр и журналист уходят за кулисы.
* * *
Поселковая площадь возле кинотеатра. Костер. Картонные коробки с книгами, реквизированными у населения. Полицейские с электродубинками стоят в оцеплении… Треск поленьев, высокие языки пламени. За оцеплением рыжие отсветы костра высвечивают угрюмые женские лица. Слышится недовольный бубнеж. Мэр стоит у огня и перебирает сваленные в картонную коробку книжки.
— Дашкова, Полякова, Маринина, Калинина… На х.., на х.., в костер… Алешина, Серова, Шилова, Литвинова… Да сколько же вас… — бормочет мэр. — Шелдон, в костер… Франсуаза Саган… А эта вроде из НАШИХ…
Сквозь оцепление к костру прорывается женщина. Давясь рыданиями, она тянет к мэру руки. Двое полицейских в белых шлемах-респираторах едва удерживают ее.
— Утешься, мать, — говорит мэр.
Достает из кармана пиджака потрепанный томик Буковского и протягивает женщине. Женщина затихает, берет в руки книжку. Читает в мечущемся свете костра. После снова принимается рыдать, а книжку бросает под ноги мэру.
Толпа затихает. В наступившей тишине ревет пламя.
Мэр садится на корточки, поднимает с асфальта растрепанный томик и бережно сдувает с него пыль. Сидя на корточках, мэр листает страницы, тщательно откашливается и читает:
-« Я поднялся с толчка, вытер задницу. Заглянул в унитаз. Ничего себе, сколько говна. И как оно мощно воняет. Меня стошнило, и я смыл все сразу. Я вернулся в спальню, сел на кровать, скрутил сигарету. Я плохо вытер задницу. Когда я встал, чтобы взять пиво, на простыне осталось влажное коричневое пятно. Пришлось идти в ванну и подтираться еще раз.»
Мэр закрывает книжку и смотрит светящимися глазами на стоящих за оцеплением людей.
— Изумительная волшебная проза, — торжественно говорит мэр.
У него доброе детское лицо. Тут мэр замечает подле себя зареванную женщину и лицо его суровеет. Мэр поднимается с корточек и прячет томик Буковского в карман.
— В избу читальню ее, — говорит мэр и его негромкий голос разносится по темной площади. – Посадить на цепь возле стеллажа с ирландцами. Джойс, Беккет, Флэнн О Брайен…
Из толпы раздаются испуганные возгласы. Полицейские уводят поникшую женщину. Мэр глядит на картонную коробку с женскими романами и лицо его брезгливо кривится.
— А всю эту п…братию в огонь, – приказывает мэр. — Сжечь немедля. А пепел развеять в овраге за футбольным полем…
Полицейские в белых шлемах-респираторах волокут картонную коробку к костру. Опрокидывают. Книжки валятся в огонь. Сноп искр взлетает в темное небо.
* * *
Мэр и Рауль в летних сумерках идут по можжевеловой аллеи. Полицейские крадутся в темноте за кустами. Изредка слышится треск раций и хрюканье скремблеров.
— Сюда я прихожу отдыхать душой, — делится с Раулем мэр. – Вот, погляди…
Можжевеловые кусты расступаются. На пяточке стоит скульптурная группа из белого мрамора. Мрамор молочно светится в сумерках. Рауль с блокнотом в руке оглядывается на мэра.
— Вот этот носастый старик с бумажным пакетом в руке, из которого торчит бутылочное горлышко, это – Бук, – рассказывает мэр. — Худой потасканный дядька в сильно поношенном костюме со шприцом в ноге, это — Ли… А тот, третий, который стоит позади с корзинкой и котом, это сам Селин.
Рауль подходит ближе. У статуи Селина нет лица. Строго говоря, это высоченная колонна, к которой приделана корзинка с кошачьей мордой. Что еще сказать про этот памятник? Колонна гладкая и немного поблескивает в холодных лучах фонарей. Наверху колонна сужается и скругляется, напоминая острый конец куриного яйца.
— Не правда ли, величественная зрелище, — говорит мэр. – Мне всегда казалось, что этот памятник Селину немного напоминает эрегированный х… Но это, наверное, мои проблемы…
И мэр увлекает Рауля дальше по дорожке.
— Тут вот старина Хэм с боксерских перчатках, попирающий застреленного льва… А тут у нас старина Джойс в виде черного антрацитного куба швыряется в бродячих собак камнями… А здесь вот…
Мэр сворачивает в темный можжевеловый тупичок.
— Приветствую тебя, таинственный гений, — говорит мэр.
Слышится звук глухого удара. Мэр быстро пятится назад, на освещенную фонарями дорожку.
— Бланш, — говорит Мэр, держась за ушибленный глаз. – Морис. Нет, концептуально все верно, базара нет. Только я уже задолбался о него стукаться… Пойдем, освежимся.
Мэр ведет Рауля в конец аллеи. Там за круглым столиком расположилась еще одна скульптурная группа.
— Сартр, Виан и Кено, — знакомит Рауля мэр. – По замыслу скульптора литераторы коротают вечерок за лафетником абсента в парижской кафешке. Я полагаю, мы присоединимся.
Из летних сумерек бесшумно выступают фигуры полицейских. Придвигают к столику два пластиковых креслица. Мэр с Раулем садятся. Еще один полицейский с белым полотенцем через руку ставит на стол блюдечки с высокими гранеными рюмками. Наливает немного абсента. На дырявые ложки кладет по кусочку сахара. Проливает через сахар холодную воду из графина. Абсент мутнеет. Полицейский, хрюкнув рацией, отступает в сумерки и пропадает.
— Ну, дай Бог, не последнюю, — Мэр чокается со статуями французских литераторов и с Раулем. Скривившись, выпивает. Закусывает сахаром с дырявой ложки.
— Похоже, в этот раз не проблююсь, — доверительно сообщает мэр Раулю. – Не лезет в меня эта ихняя дрянь. Я бы лучше водочки тяпнул… Засиживаться не будем, мне еще на дискотеку надо забежать…
Мэр и журналист встают из-за столика и идут прочь по можжевеловой аллеи. Мэр замедляет шаг. Останавливается.
— Погоди-ка, — говорит он Раулю и лезет в кусты.
Там его долго тошнит. Наконец мэр возвращается к Раулю на тропинку. У мэра бледный вид. Он вытирает платочком пот со лба.
— Все-таки проблевался, — жалуется он Раулю. — Но ничего, я себя переборю.
* * *
— Ах, какая женщина, какая женщина! Мне б, такую! – надрываются охрипшие колонки.
Танцплощадка огорожена дощатым забором. По верху забор опутан елочной гирляндой. Мигают разноцветные лампочки.
Возле танцплощадки останавливается БТР. Из бронетранспортера выпрыгивает полицейский в кожаных сапогах и белом шлеме-респираторе. Полицейский открывает электрический щиток на заборе и дергает за рубильник.
Свет гаснет. Музыка обрывается. Девки визжат. Какой-то мудак изображает демонический хохот. Слышны невнятные матюги… Свет зажигается. Посреди танцплощадки, на сцене стоит мэр. Рядом с мэром — Рауль со сломанной сигаретой в мундштуке и блокнотом… Два полицейских, похрюкивая скремблерами раций вносят на сцену Леху Панфилова. Рок-бард одет в джинсовую куртку с подвернутыми рукавами, спортивные штаны, кепку и шлепанцы… Еще один коп несет гитару.
— Приветик, — говорит мэр в микрофон. – Будем зажигать! Рок-энд-ролл форева!
Рауль глядит из-за его пиджачного плеча в зал и видит юные недовольные лица. Тем временем полицейские усаживают Леху Панфилова в белое пластиковое кресло и кладут гитару ему на колени. Гитара соскальзывает с колен и гулко грохается об пол. Гитару поднимают…
— Односельчане! – ревет мэр. – В это волшебный вечер хочу вам представить моего друга детства и бывшего одноклассника Алексея Панфилова…
В зале раздаются нестройные жидкие аплодисменты. Это хлопают полицейские, стоящие у калитки и по периметру забора.
– Спасибо, – говорит мэр. — Когда-то давным-давно мы начинали вместе в школьной самодеятельности. Я потом ушел в политику, а Алексей связал свою жизнь с рок-музыкой и спился. И вот сегодня этот бескомпромиссный рок-бард одарит нас чарующими звуками блюза!
Мэр хлопает в ладоши, кланяется и отходит на задний план. Рауль глядит на Леху Панфилова.
Рок-бард сидит в белом пластиковом кресле с гитарой на коленях и по-прежнему не подает признаков жизни. Кепка сдвинута на глаза, в углу рта торчит бычок «Примы». Он смахивает немного на советского артиста Олега Даля в фильме «Утиная Охота» и еще, он сильно похож на манекен… Неожиданно, в тревожной тишине зала Рауль слышит негромкое веселое журчание. Так, бывает, журчат талые ручьи за окошком весной. Рауль нервно оглядывает танцплощадку и вдруг замечает, что это журчит сам Леха Панфилов. Из-под его пластмассового креслица на сцену течет ручеек…
— Маэстро сегодня немного не в форме, — объявляет мэр, снова подходя к микрофону. – Прошу извинить. Подобный пикантный конфуз с нашей звездой приключился впервые в глубокой юности. Дело было на проводах в Армию одного нашего однокашника. Алексей напился, уснул и обоссал бабушкин диван. Впоследствии Алексей неукоснительно ссался по пьяни на всех вечеринках. Это событие и являлось, собственно, гвоздем программы. Но, я отвлекся… Кстати, надо быть снисходительным к человеческим слабостям…
Полицейские уносят рок-барда за кулисы. Мэр снимает пиджак и аккуратно вешает его на спинку стула. Подворачивает рукава рубашки.
— Раз уж нам не довелось послушать сегодня живого блюза, давайте насладимся музыкальными консервами. Итак, дорогие односельчане, я с гордостью представляю вам Воющего Волка Дельты!
И тут в зале начинается какая-то суета. Рауль видит, как долговязый парень в красных спортивных штанах и белой рубахе в крупный горох пытается перелезть через забор, наружу. Двое полицейских сноровисто подбегают и хватают его за ноги.
— Куда?! – орет мэр. – А ну, держите голубчика!
Копы стаскивают долговязого с забора и х…т дубинками. Мэр и Рауль прыгают со сцены и протискиваются через сельскую молодежь к месту беспорядков.
— Э! Э! Хорош! – кричит мэр дабы остановить полицейский произвол.
У парня знакомое стремное лицо и совершенно сумасшедшие глаза. Рауль никак не может вспомнить, где он его видел.
— А! – орет мэр. – Жэка, здорово! В одной деревне живем… А ну пусти его! Ты нас не бойся, мы — друзья!
Мэр обнимает Жэку за шею и лохматит ему пятерней волосы. Вдоволь натешившись, отпускает Жэку и оборачивается к журналисту.
— Руалька, ты табачком не богат? – спрашивает мэр. – А то мои в пиджаке остались…
Жэка, оставшись без присмотра, прыгает на забор, ловко подтягивается, давит животом лампочки гирлянды и падает наружу. Полицейские нервно хрюкают скремблерами раций.
— Да, х.. с ним, — успокаивает мэр копов и лезет обратно на сцену.
— Итак, на чем мы остановились? — спрашивает мэр в микрофон. — Ах, да! Дорогие односельчане, сейчас будет нехилый оттяг! Сегодня с нами Воющий Волк Дельты! Неистовый Хаулин Вульф!
По знаку мэра один из копов включает магнитофон.
С первых тактов Рауль узнает магическую «Smokestack Lightning». От жуткого крякающего голоса у него мурашки бегут по коже. Черный, умерший не одно десятилетие назад блюзмен точно шагает по ленте Мебиуса в бесконечность. Раулю хочется танцевать, но неистовство мэра ни на шутку пугает журналиста. Мэр пляшет в несколько старомодном стиле, пригнувшись, будто под обстрелом, он крякает и беспорядочно размахивает руками и ногами. Доброе округлое лицо мэра багровеет от натуги, рубашка выбивается из брюк. Мэр мужественно держится до конца записи, после тяжело плюхается на стул. Закуривает.
Сельская молодежь на танцплощадке с тревогой глядит на него.
— Чего стоим? – спрашивает мэр, переведя дух. – Чего, б…, ноги к полу прилипли? А я тут, значит, один, как пидарас, корячусь!… Я же по-хорошему хотел. Нормальная же музыка и подергаться можно… Вы у меня теперь Антологию джаза всю неделю слушать будете! Да вы у меня под «Porge & Bess» плясать начнете!
— Эй! – кричит мэр копам. – Никого не выпускать! Кто через забор полезет – х…те дубинками! Давай, заводи шарманку!
Из охрипших колонок звучат тревожные аккорды «Summertime».
— Хорошего вам вечера, друзья, – мэр прощается с залом. – Чего-то я устал, Рауль. Пошли отсюда…
* * *
Ночь. Синьковская плотина. Возле тропинки среди березок стоит теплый пахнущий дизелем БТР с погашенными фарами. На песчаном пляже горят костер, у костра сидят полицейские в кожаных сапогах, черно-зеленой униформе и белых шлемах-респираторах. Над костром на треноге висит большой закопченный казан. Коп с белым полотенцем через руку шурует деревянной ложкой в казане. Из казана валит густой вкусный пар. Вот, коп накладывает плова в жестяную миску и идет вниз по пляжу. Возле уреза воды на старой покрышке от КАМАЗа сидит мэр и глядит на другой берег, на ряд темных деревьев вдоль дороги. Полицейский, хрюкнув скремблером, протягивает мэру миску.
— Сердечно благодарен, — говорит мэр.
Покушав плова, мэр в наброшенном на плечи пиджаке подходит к костру. Он окидывает взглядом сидящих у огня, но видит только короткие рыла шлемов-респираторов. Рауль куда-то пропал… Мэр ставит миску на песок и бредет по пляжу вдаль. Пляж вскоре кончается, мэр выходит на поселковую дорогу. Проходит мимо Пантюхинского лесничества, поднимается в Арбузовскую горку, сворачивает на колхозные поля, бредет по березовой аллеи…
— Спать нельзя, — бормочет мэр на ходу. — Ночи сейчас короткие, совсем нет ночей. Еще немного и рассветет. А там навалится день. Закрутят дела… Не спать…
Уже светает. В березовую аллею льется густой розовый свет. Мэр бредет сквозь этот свет, среди берез, путаясь в отступающих сумерках… Слипаются глаза… Вот конец аллеи, угол поля. Здесь березы стоят тесно, и свет пропадает в густой листве. И в этих серых тенях, как на фотобумаге в ванночке с проявителем проступают очертания ВЫСОКОГО ЗАБРАННОГО РЕШЕТКОЙ ОКНА. ОБЛУПИВШАЯСЯ КРАСКА НА ТРЕСНУВШЕМ ПОДОКОННИКЕ. ГНУТЫЕ ПРУТЬЯ В ИЗГОЛОВОЕ КРОВАТИ. ЗА ОКНОМ ГОЛЫЕ ВЕТВИ ДЕРЕВЬЕВ. ЧЕРНЫЕ ПРОЛЕЖНИ В СНЕГУ, ТОСКЛИВЫЙ СЕРЕНЬКИЙ СВЕТ…
— Не спать! – кричит мэр и бьет себя ладонями по лицу. – Чур меня! Чур!
И пятится из страшного конца аллеи, лезет между берез, валится в дренажную канаву, и наконец, цепляясь за траву, выбирается на дорогу. Счищает грязь с колен. Быстро идет по колхозному полю вниз к поселку. Оглядывается. Спускается в овраг, переходит ручеек по кривому мостку. Тяжело дыша, поднимается в гору. Сквозь куст бузины сверкают солнечные лучики, колют глаза. Над оврагом стоит розовое утреннее небо. Видна крыша белой пятиэтажки на окраине… Тропинка приводит мэра к заросшему футбольному полю. У погнутых ворот, привалившись спиной к штанге, сидит Леха Панфилов и играет на гитаре. Мэр узнает вступление к « STAIRWAY TO HEAVEN» «Led Zeppelin»… Мэр подходит ближе, находит в траве магнитофон и выключает. Бряканье гитары смолкает и сразу становится заметно, что Леха х…то выглядит. Голова в кепке безвольно лежит на груди, да и весь он как-то заметно просел.
— Что-то ты, дружище, совсем сдулся, — говорит мэр. – Это не порядок. Давай-ка я тебя подкачаю.
Мэр достает из кармана пиджака маленький складной насосик. Вставляет шланг в специальную дырочку у Лехи в боку и быстренько его накачивает. Рок-бард сразу весь распрямляется и нагло глядит из-под козырька кепки в лицо склонившегося над ним мэра.
— Ну вот, теперь совсем другое дело, — говорит мэр и прячет насосик в карман.
Ухвативши Леху за ремень штанов он кладет его к себе на плечо, другой рукой берет гитару за гриф и идет через заросшее футбольное поле.
— Тяжкий труд, каждый день, по капле выдавливать из себя сверхчеловека… — бормочет мэр, шагая по сверкающей тропинке к белым домам.
