* * *
Блажен, кто на скрижалях мира
Оставил знак своей души.
Неважно – ноты или лира
Открыли чудо-рубежи.
Иль цифры, формулы открыли.
Скрижали мира велики.
Из нашей их не видно были,
Как часто не слышны стихи.
ДАВИД ПОЁТ САУЛУ
Ещё не знаю золотую
Судьбу грядущую мою.
Как пастушок я существую,
А вот уже царю пою.
Играю на орудьях струнных,
И пению внимает он,
Хотя душою – из чугунных,
Быть мягким – явно не резон.
Уже сразил я Голиафа,
Бил из пращи прицельно в лоб.
Хоть великан, а не был прав он,
Убить необходимо, чтоб
Народ мой задышал свободней.
Господь не даст пустой судьбы.
Кто ж выступает часто сводней?
А за грехи всех ждут гробы.
И я пою царю Саулу,
И он внимает, загрустив.
Сквозь музыку он внемлет гулу
Времён, что нас отправят в миф.
СИРЕНЕВЫЙ САД
Кто из сиреневого сада
Захочет в никуда бежать?
Трудился много, что награды
Не воспоследовало – жаль.
А сад сиреневый – гляди-ка,
По сути, морг. Ты в нём – живой,
И на столе лежишь, что дико,
С пробитой чёрной головой.
Стихами голова пробита:
Сиреневый колышут сад.
И в никуда летит молитва,
Как очень много лет подряд.
Вся жизнь, когда по сути, бегство –
Из детства в юность, и т. п.
Всего отчётливее детство,
А старость не узнать тебе.
Иль может, старость и мелькала
По строчкам детских виражей,
Где многокнижье увлекало
Сплошной реальностью своей?
Всё кончено. Потом начало.
Какая скука. Вновь и вновь.
Так мало прожил. Так не мало.
Так много ты истратил слов.
Предел сиреневого сада,
Иль морг – чей холод, как зима?
И вот тебе одна награда –
Ты сходишь от стихов с ума.
* * *
Изображенья на граните,
Как будто плачут. Моросит.
Спокойно ль, мёртвые, лежите,
Утратив к жизни аппетит?
Отцы, и сыновья, и деды,
И матери – единый круг.
Что поражения? Победа?
Работы, радости, досуг…
Сухая соль Екклесиаста
Давно разъела мне мозги.
Но мёртвых вряд ли государство
Представлю. И его стихи.
Седьмого декабря бесснежно.
И морось. Кладбище. Кресты.
Живой один дан безнадежно –
Идущий по дорожкам ты.
ВИРСАВИЯ
Не представлял, что он не представляет,
Какою красота бывает.
Вирсавия! Пшеница, виноград!
Её с ума сводящий аромат.
Не представлял, что он не представляет,
Какою подлость царская бывает.
И Урию он властно шлёт с письмом,
И Урия не знает, что же в нём.
А в нём приказ – послать в такое пекло,
Чтоб не осталось даже крошки пепла.
Не представлял Давид, какою карой
Быть можешь самому себе кошмарной.
МАЛЫШ В СНЕГУ
Он ловит хлопья в первый раз.
В снегу малыш – он так смеётся.
Любой трагический рассказ
О смех подобный разобьётся.
Он в горстки набирает снег,
Комочки лепит и кидает.
И рядом взрослый человек
Себя ребёнком ощущает.
29 ДЕКАБРЯ
Сосед по коммуналке дядя Костя
Игрушечные подарил часы.
Украсили они твой детский космос –
Лицом казались, стрелки, как усы.
Ты мал, и собирались только дяди
И тёти – всё родителей друзья,
С детьми, конечно. Часто только ради
Того и жил я, ощущалось, дня.
Он перед Новым годом. И красива –
В шарах, гирляндах и богатырях –
Под потолок уходит ёлка: диво!
А двор так бел! Потёмкам ставит шах.
А мат мне возраст, верно, ныне ставит.
Я в зеркало, как в пустоту, гляжу.
Компании припомню, тему яви
Весёлой, пьяной, что теперь – как жуть.
Под 50 – какой там день рожденья?!
С утра навалит мёртвая тоска.
Почти полвека. И не ясно, мне — я,
Зачем же стал заложником стиха.
СТАНЦИЯ МЕТРО «НОВОСЛОБОДСКАЯ»
«Новослободская» с пареньем
Великолепных витражей!
В моей судьбе дана сплетеньем
Различных жизненных лучей.
Дом с коммуналками, в одной из
Я прожил первых десять лет.
Теперь – под 50 – изноюсь,
Что так стремителен сюжет.
Сюда, бывает, приезжаю,
И возле дома я брожу,
Как будто тень свою встречаю,
Но не охватывает жуть.
Неподалёку и больница
Откуда папу хоронил.
Двор морга, золотые листья,
Я ничего не позабыл.
Ещё – издательство здесь рядом,
И в нём – мечтательный дурак –
Я книги издавал, и садом
Дышал поэзии.
Вот так.
«Новослободская» красива –
Полёт пестреет витражей.
Жаль, каждой жизни перспектива
Лишь путь в посмертный мир огней.
* * *
Всё к дому старому я езжу,
Сквозь муку нынешнего дня
Былое золотисто брезжит.
Как будто снова мне дана
Возможность видеть папу: вышел,
Очки поправил… Ну а кто
С ним рядом? Он куста не выше,
Но улыбается зато.
Сижу во дворике уютном,
На окна, из каких глядел,
Смотрю – в неверье абсолютном,
Что век прошёл мой.
Пролетел.
Вот с гладиолусов букетом
Меня отводят в первый класс.
Но я растерянный при этом –
Чревато новое для нас.
И я встаю.
Да, со скамейки
Встаю и уезжаю в даль.
И брезжит прошлое. Сумей-ка
Сказать, что оного не жаль.
