Эпиграф: «Поэма горы»
I
Я пойду, побегу в девки-матери,
я нырну под халат халтур,
Соль — в глаза, слезы — в раны, хватит ли
сил на гончих, а псы-то — Лувр
всех собачьих. Возьму и вынырну
из другого и дна, и дня.
Отпустите, тварье, сын, Сын, выну-
ждай к смирению. Бей в меня.
Старики и старухи — стойлами,
мне чужие глаза — свои.
Ты, воровка, цыганка, пой, вломи
неопрятными песнями в ви
се ля, ноты, а ноты — прежние,
побери их! Я девкой, бля,
родила бы да побережия
кровью выпачкала. Буря
все отверстия, врач подарит, сто в
не одном, жизнь чужую мне.
Свергнув купели, купли, аистов,
хохотать буду на холме.
А холмы — хохмы гимнастических
гималайских, швырнут ветра.
А я мельница, выдум-щит… и с них
не возьму гроша, только дра,
только драные драхмы. Лодочник,
я убью тебя, вшивый муж.
Запевайте, лотки, из лоточных
песен выкрою платья душ,
закружусь, забросаю кольцами
шеи вылупленных птенцов.
Это боль, это боль, это боль. Сам и
Ты мне дал ее. Воронцов,
а одно из дитятей, душенька, —
поэтический личный вклад.
Повезло им, любившим Пушкина,
нелюбившим, как нотный ряд —
чей-то ноготь, не к ладу вдавленный,
вивальдическая вода
плещет в церковь, а двери — вплавь, иных
нет. И не было никогда.
Как смешок, я неприкасаема,
недотронута, свей венок,
голубок мой гриппозный, знали на
что идем. А халат промок.
От халуп, от хупы, от зрелости.
Прохалтурили, пронесли
под полой. Как бы, как бы пелось, и
говорилось кому-то: пли!
Голу-бог, принеси мне в клювике,
а я спрыгну с дурных ночей,
где актеры плюют, как рюрики,
и поэты под мыслью — чьей?
Рим пустыню несет неровную,
погибает актер-нерон.
Нож! Гортань, равная подков нулю, —
пера пРОБЕ впрок и в урон.
Вот арена, вот сцена, просев пера —
просто-душка. Я, пост, — назад! —
невернувшаяся фраза Севера,
в антиподный аптечный смрад
забиваю(с ) просто и перисто,
затыкаю под дых, под дух,
и летит Гавриил мимо, перст и тыл,
к новым гаврикам, точен слух.
Не бывают двери закрытыми
для любого стука. Яволь!
Вот вам дети, вот звезды, и сыт ими
черный че. Мне созвездья — голь!
Гой еси, что Руси, что не матушке?
Несу свет ные речи. Несу.
Несудимые, в поле шабаш. Ки-
нули — кольца — кольчуги — суд.
То ли колется, то ли явится.
Богородица, город, рот.
Я такая раз-раскрасавица,
что художник не подберет.
И проснулась я — как просунулась
в мир, дозволенный мне. До дна,
донельзя донести, до сум, и лаз
непролазен — тюрьма-страна.
Так стара я, что, мол, подкинули
не из милости годы. Мни
себя, вымотай. Крикнуть — Сыну ли? —
не с кем км шастать, мон ами.
Скоростно-ое, да аварийное,
да осилит идущий вбок.
То ли глина я, то ли сгину я,
чьих овец, Авва, поперек?
Ноябрь 2005
II
Ах, какая я салтычиха,
словно заповеди плетьми
плечи голые выласкивают.
Разбудила ли тихо — чиха
день не слушал, а шел, ведь ми
не минорит, а ополаскивает.
Вот какая я, растравлянка,
небо, Макс, мне б — епископ Лю.
О-ля-ля, а бордели парижские
приютили немецкого панка,
пана немца. Хулу хвалю.
Сны компьютера: мышь, скит, я.
Ой, ты, гой, мой квадрат малевича,
нарисуй, киса, иксы-пи.
Ходят вдовами окна черные.
Ох, малюты-кураторы, лев, меча
не держи, потрепи, потерпи.
Windows -widows-win(d)s никчемные.
Ноябрь 2005
III
От пера отперла, Петр — от врат.
Драил рай и дразнил решку-ад.
Чрез кого — чресел честных — соблазн
допустил. Сур абсурд и маразм
запуская вовнутрь — душный шар,
Своей Милостию не мешал.
Я писала Тебя на стене
всех страниц и экранов, извне.
Словно метка — мишень — мимолет.
И желала живых наперед.
Как там дитятко — плачет, молчит?
Спрятал в нем Ахиллесовый щит.
Петр — от врат, а я — чернью с пера,
добела. Допила мошкара
темь. Отшельница, шельма, фольга
вод некрещенных, ждешь малька?
Ноябрь 2005
IV
Рано или поздно доживаешь до другой
стороны жизни, Иосиф.
И, подкошенный бабочкой, принимаешь
любые советы, любую совесть,
цвета Евангелия,
повторюсь (какая там Англия?). Мысли, вам — кельи, я
опять каждый день получаю письмо. У сов есть
своя внебарачная ночь. И не мал лишь
бесформенный памятник буду…щи. Бросив
в воду взгляд, словно весь, город тоже уходит домой.
Ноябрь 2005
V
Вот и вива – два пальца в рот,
да забавами.
Кто — победа, а кто — под борт,
пра-гнусавыми.
Под пятою – всего пяток,
ох, пя-стер-очка.
И стишков-то – один глоток.
Да остер сачка
круг-курган, холм наоборот,
вива римская.
Проворует меня, проврет
Кар-фа-ген сырья.
Ноябрь 2005
VI
Ты хочешь знать, где буду я вчера?
Кровь хлынет, словно фраза Эпиктета,
Сенека из Нерона, из чела
третичное и третье око. Это
ты хочешь знать? Давай, завой войну,
Вийону и не снилось. Безударный,
поэт идет на, пот идет, да ну
данайцев. Всех, за всех. За пар непарный.
Мой Лец, банальность ждет сегодня, днесь
мне снова снились косы и откосы.
Постричься, что ли? Выменять на жесть
поспешный жест. Возьми отказ. Раскосый
придет и покорит, и от него
детеныш в мир шмыгнет, смуглей араба.
Я, призраков тлен-тесных торжество,
не знаю равных ран — скажи, не слабо?!
Кормилец мой, неведомо кому,
недр нерв непроговор, не при-, из ос лик
леплю, он жжет, ослице белой му-
торный потомок. С лиц. Посредник? Постриг?
Ноябрь 2005
VII
и были будни, и пыли будни, и пали будни,
как лютни в лютый,
как лапы в палки, как лапки в суп.
О, Калевала, о, Vale, Кали, богини людный
вид перепутай
с женою грешной, дав Оком в зуб.
Жара несносна, Махабхарата, и брат на брата,
Отец — за Сына,
вступай, вступайся, коли грешна.
Жи-ши, любимы-ой, вещно-чудовищна, чревата,
на все четыре
да сразу бы, да выбить чек —
чечетку, кесарь косит под Константинополь, злата
ему, и в мире
дожить свое. Щади калек.
Ноябрь 2005
VIII
День. Архистратиг,
подперев лицо,
под бесшумный тик
смотрит на кольцо.
Колется, горюч,
молится, ленив,
смотрит, как из куч
вылезает тиф.
Заползает на
первую ступень,
где, собой полна,
скука деревень.
Дервиши, Виши,
цвет сошел с ума.
И деревья: «Ши-
ши, желток и тьма».
Желтая, шести
о концах, во лбу.
Будет что нести
Господу в горбу.
А в арбе притих
дикий человек.
Сень. Архистратиг.
Выбей ему чек.
21.11. 2005
IX
Предвосхищение Неизвестного,
зачеркнутого, зачерПНУтого,
и все преумножено. Вест на год,
год Ист, год икс, комикс. И чернь, того,
придется на нас, зацикленных
на ик-sic-ах, уравнениях.
И полом — и полой, про цирк льняных
полов под полой извне маяк
мигать будет глазом разовым.
Transit жизнь-смерть остановками
измучает, измельчит, изведает.
Будут глории — шлюхи слов в камин
дни швырять, да любови, да бед навет.
Возымей, взимай, мсти, Креста своди
ретушь, ртуть, дальше выдумай.
Эта буква последней заповеди —
моей отповеди. Мной табун ломай.
Отправляй стада, стволы дерева-
буквы, iменно. Хлеб, я женщина
не родившаяся, а сквозь терем рва
звуком взросшая, лая меньше на
единицу, букву — iменно.
Вот она, перед Иксом выдалась.
Съела всю меня, и вины вино
травит каждую сек… sic. Им дал власть.
Вот они, затравили, потрафили
языку, но губам не данный жмых.
Раз — и роздана, длииинннооо. Прав или?
А меня давно уже нет в живых.
21.11.05
X
Five minutes on even the nicest mountain
Is awfully long
W.-H. Auden
И скулы, и силы, и «дай же»
все дальше, все глуше, все злей.
Страдалицы? Нет! Со-страдальши.
Не сестры, не братья. Не с Ней.
Кощунственна, богоутробна,
я тоже другая. Сыра.
Вмолчусь через тыщи особ на
клеть-плеть Его, клетку ядра.
И челюсти сжаты, и пищи
страх-ждут, чермно тело. Жила!
и голы, и босы, и нищи —
Нагорная челядь Чела.
21.11.05
