Век в одночасье свой прервешь.
Светил далекое мерцанье
умом своим ты не поймешь
как мысль творца о мирозданьи.
Ночь для тебя небес есть дар
чтоб в тайники души смотреться.
Рожденье слов бросает в жар,
но не дает творцу согреться.
Ночная птица пролетит
шурша крылами над водою.
И скроется из глаз.Все спит.
Полночный брег объят покоем.
Ночные звуки птиц и рыб
в реке, разбуженной плесканьем.
Тих браконьерских весел скрип.
Звезд над местечком полыханье.
Как на волнах бегущих свет
луна оставила рыбачка,
чтоб выудить на божий свет
рыбешку, замершую в спячке.
В самой себе жизнь полнота
игры нерукотворных звуков.
Не в силах выразить уста
полета звук стрелы из лука.
Вода, вода…Ты суть вещей.
Не все волна смывает Леты.
Созвездья тьмой своих очей
вперяют в гладь лучей стилеты.
Предсущим таинством полны,
древа немолчно вторят эху
спешащей к берегу волны
как вечности минувшей
Все небо в оспинах светил.
Судеб людей листая главы,
не дремлет око божьих сил.
Оно одно закон и право.
Во всем есть смысл.Пусть божий лик,
что отразился в этих водах,
пребудет хоть короткий миг
душой в гармонии с природой.
***
Не болит головушка
моего соловушка.
Ой вы, птахи-голуби,
не слетайтесь к проруби.
Там я милого найду
на погибель, на беду.
Дроля мой пойдет на плаху
в белой ситцевой рубахе.
Удалая голова
полетит как булава.
Ой ты, красно солнышко,
сядь за лесом колышком.
На четыре стороны
чтоб кричали вороны.
***
Мы две несхожие звезды.
Ты богом данное светило.
Мы капли две с тобой воды
под линзами стократной силы.
Мы первопутка два с тобой.
Распутья оба как распятья
скрестившихся рук за спиной
не сбросившей мадонны платья.
Как души сковывает в льды
матерых ледников праматерь,
мы льдышки в полынье беды
сердцами спаянные насмерть.
Мы пара яблоков глазных
запавших глубоко в глазницы.
Миры тождественны слепых
и зрячих в бытия границах.
Как осеняет тишина
равно и мертвецов и спящих,
так явь причастна грезам сна
сомнамбулой души парящей.
Мы божьим промыслом в ночи
ведомы, как звездой в пустыне
волхвы, чтоб отыскать ключи
к замочной скважине гордыни.
Мы червоточина плода,
чье семя мы несем от века
на чаши божьего суда
для сотворенья человека.
Пребудет благодать сия
во веки вечные зерцалом
души как сути бытия.
божественного в ней начала.
***
Душа моя, за все прости.
За то, что был душевной болью.
За то, что жег на сердце солью.
Благослови и отпусти.
Мой грех не равен твоему.
Таких грехов нет в каталоге
всевышнего, они суть в боге:
начало и конец всему.
Хвала ему, что ты была.
Я омовение в купели
твоей души свершил и теле.
Себя же ты не сберегла.
Так отдают всего себя
без дележа и без остатка
в деяньях вышнего порядка
святые ближнего любя.
Затем, что жизнь есть часть вины,
избыть которой мы не в силах
не будучи взяты могилой,
мы небесами прощены.
В своем неведеньи греха
душа исполнена молитвы
во храме и на поле битвы
чрез божий промысел стиха.
Ты лучше, нежели была,
теперь, когда со мной осталась
тобою явленная малость
устам открытого чела.
Всему положен быть предел.
В предверьи горнего порога
по мере приближенья к богу
душа взыскует свой удел.
***
Шла Маруся по мосточку,
по калиновым досочкам.
Уронила перстенек
в серебристый ручеек
загадать желание,
получить признание.
Краля выйдет на мосток,
сымет шелковый платок.
Там олени да жар-птицы
ключевой испить водицы
собралися на лужке,
крутобоком бережке.
Шиты золотом, тесьмою,
переметчатой каймою.
Как росиночкой слезой
ополосканы тоской.
Станет Маня звать дружочка
из малиновых кусточков.
В белы рученьки возьмет
медуницу и тавот,
ожидая от милого
переливчатого слова.
Во березовом лесочке
схоронился теремочек.
Там во горнице-светлице
Ваня слюбится с девицей.
***
Лясенки-балясенки.
Сказывают басенки.
Хиханьки да хаханьки.
Величают свахоньку.
Девоньки на выданье
затомились приданным.
Вдовоньки бедовые
мужа ждут солового.
Бабоньки румяные
сваху поют пьяною.
Маслицем, крупицею,
умащают ситцами.
Чтоб сыскала милого
сердцем не строптивого.
Аль, столоначальничка,
с кнутовищем-пряничком.
Чтоб явился суженный
нравом отутюженный.
Да сыграли с пением
свадьбу всем селением.
***
Журавлиный клин
потянул на юг,
заливных куртин
покидая луг.
Над жнивьем полей
молодой вожак
белопенных шей
расплескал косяк.
И простерся ниц
величавый стон
благородных птиц,
как вечерний звон.
И поплыл окрест
медовитых трав
птичий благовест
радугой октав.
Всколыхнулся бор,
оглашая сон
братьев и сестер,
как молитвой он.
Встрепенулась выпь.
Ожила река,
будоража зыбь
кистью плавника.
Дождь упал на грудь
маковой росой,
провожая в путь
журавлиный строй.
И прощальный крик
над родной землей
разбудил тростник
с молодой зарей.
Виктор, какие хорошие вдумчивые стихи. Сейчас редко такие встретишь. Спасибо.