А по ночам, в Лесопарке, в принудительном порядке сталевары разучивали колыбельные так старательно, что все волки навсегда покинули наш регион, мигрировав к Белгороду… Металлурги потом – документально подтверждено – все до единого, молча и не похмеляясь, сгинули на Колыме. А Фадеев застрелился. За день до самоубийства он пьяно откровенничал: «Не могу жить, когда руки в крови по локоть…» Думается – Фадеев принимал плод, но тяжести его тоже не выдержал.* Жаль – роман «Чёрная металлургия» так и не был дописан, есть подозрение, что там впервые были описаны похождения Терминатора. А люди мечтали почитать… Интеллигенция в эти годы, — пятьдесят три, пятьдесят пять, — была в растерянности: опять старая песня – что же делать? как же жить?.. Глупила, бесилась… (Смотри об этом интересную работу Л. Н. Толстого «О перебеси в Москве».)
…………………………………………………………………………………….
*Саша застрелился потому, что заразился при принятии родов неизлечимой мраморной болезнью. С каждым годом он всё больше и больше каменел душою и телом, его уже не «размягчала» даже водка двухнедельного запоя. Все симптомы омрамормления были налицо. Вот описание тела мёртвого Фадеева, данное Е. А. Долматовским – он вместе с А. А. Сурковым 13 Мая 56 года первым примчался к нам на дачу в Переделкино. (Привожу описание Жени, не своё, для большей «объективности».) «Фадеев лежал на широкой кровати, откинув руку, из которой только что – так казалось – выпал наган, воронёный и старый, наверное, сохранившийся от гражданской войны. Белизна обнажённых плеч, бледность лица и седина – всё как бы превращалось в мрамор»… Саша умер Памятником. (Прим. А. Степановой)
……………………………………………………………………………………
А на харьковских улицах – мы помним это отлично – глухо перешёптывались о каких-то андроидах на американских транзисторах с веретёнкою, циркулирующей в сосудах и венах, а из магазинов напрочь исчезли поэмы Сукинсына и разводные ключи.
Зачем мы это всё несём вам в уши? А затем, чтобы вы поняли: учуяв носом метан в квкртире, позвоните, во-первых, в службу газа, во-вторых, проветрите помещение (лучше всего синьцзянским ветром), а в-третьих, прекратите питаться горохом.
Да! Да! И ещё раз да! – мы осознаём, что шутка про газ третьесортна. Но третьий сорт никогда браком не был, да к тому же и те остроты, что поразили вас ещё в средней школе на уроках Великой Русской Литературы, а именно – «Медные люди» и «Бедный Всадник», тоже отнюдь не впечатляют. А нынешнее время добавило – тоже вне впечатления – «Опущенных и посланных» и «Предков и выродков». Так что равновесие соблюдается – впереди паровоза лететь имеет право только тот, у кого СУК в полном порядке…
Серафимович спал, остывая контактами, спала его жена Люда с пятном на коре головного мозга, спала старуха Кюхельгартен и её кролики, спал в песчаной ямке алкоголик Самойленко, спала вся разумная часть города Харькова, но Радио не спало, всё жило активной жизнью – покинув привязь радиоточки, оно бродило по кухне, пило чай, курило сигареты, сливало из бачка воду, варило сосиски, наплевав на фигуру, глядело с отвращением в мусорное ведро и бормотало, бормотало, бормотало:
-они спали и спали, спали себе и спали, спали бы и дальше, но через неделю соседи, обеспокоенные странной тишиной, пригласили участкового Метелицу и взломали дверь квартиры. Постель, на которой мирно лежало два трупа, вся пропиталась какой-то жидкостью. И целая лужа этой блестящей жидкости натекла под кровать.
Эксперт сразу же определил – ртуть…
Вдруг стукнули оконные рамы и в помещение ворвался ветер: зашелестели листы рукописи.
Это Пржевальскому не понравилось, он задышал в усы и умолк. Отложив скоросшиватель с рассказом «Радио активное», он потянулся к телефонному аппарату.
Сартр, Камю и Ив Монтан, обсуждая это вторичное на их памяти сквознячное колебание воздуха, зашептались:
-Не кажется ли вам, что ветер пахнет духами Марии Складовской?..
-Нет, коллега, больше похоже на туалетную воду Антуана Беккереля…
-Что вы, что вы! Это аромат лосьона Пьера Кюри…
10. Иосиф Виссарионович в это время говорил по телефону:
-Это ты, Лаврентий?
-……………………………..
-Фадеев? Какой Фадеев?.. Из Дальлага?..
-……………………………………………………………………………………………
— А… Саша. Позови Лаврентия, пусть доложит.
-………………………………………………………………………………………………………………..
………………………………………………………………………………………..
— Лаврентий в Семипалатинске? Тогда сам выясни, что за дуновение. Поэты ведь под тобою, а этот ветер явно по их ведомству, чую.
-………………………………………………….. …….. …………………….
……………………………………………………………………………………………………..
……………АХМАТОВА!! ………………………………………………………………………………………….
……………………………… ………………………………………
— Говоришь, Борода взорвал уже вторую?! Это от неё ветер?!
-…
— Молодцы, молодцы!
-………………………………………………………………………………………………………?
— Кому?
-…………….
— Нет, ему расстрельную не надо.
-…………………………………….
— Что?
-……………………………………………………………………………
— Как перепишешь третью главу, меня первого ознакомишь.
-………………………………………………………….?
— Потом, потом, у меня люди.
-………………………………………..
-Ну, всё.
Положив трубку на рычаг, он радостным лицом обернулся к послушникам и, показывая жестом любви на колыхающиеся тяжёлые гардины, на крутящиеся по комнате бумажки, с наслаждением вобрал воздух в лёгкие и сказал:
-А я без подсказки и не узнал… видно стар стал, стар… Это же ветер, ветер Синьцзяна, господа!
11. Сартр, Камю и Ив Монтан в восхищении ахнули, закрыли глаза и задышали чаще и глубже.
А когда послушники глаза открыли, то увидели, как в помещение сквозь незаметную дверцу в стене проникает Поскребышев с подносом. На зловещем подносе стояли: огромный чайник, полный крутого кипятка и чашечки, те самые чашечки фарфора, чьи антикварные осколки они не более чем пару часов назад протягивали Иосифу Виссарионовичу ответом. Чашечки были заботливо склеены умелой и жестокой рукой и вполне готовы к употреблению.
По лицу Поскребышева блуждала гаденькая улыбка.
Белинский же был серьёзен как никогда. Он сказал:
-Прошу к подносу, экзистенция. Выбор как всегда прост — «Миру не стоять, или мне чаю не пить?» Верно цитирую?
И, как интеллектуалы, что свободно ориентируются в творческом наследии Достоевского, Сартр, Камю и Ив Монтан с ужасом поняли: он будет, будет лить! ………………Радио же бормотало:
-«Что с вами?» — «Так, нога болит», —
«Подагра?» — «Нет, ожоговая рана», —
И сразу сердце защемит
Тоска по ветру Туркестана…
-«Стой! Составь!» — и тут-то и начиналось чудодейное таинство: в землю втыкались два штыка, а на них перекладиной над буквой «П» помещался шомпол, на него вешался котелок с водой, под ним же, в свою очередь, раскладывался костерок из стеблей верблюжьей колючки, занятие это исполнялась казаками с детской серьёзностью, каждой палочке, каждому стеблю, прежде чем подложить, долго выбиралось в костре самое подходящее место, минут через десять вода била ключом, чай (благо, довольствовали им щедро) сыпали в кипяток большими порциями…
Способны ли понять азартно беседующие попутчики ту истинную радость, которую можно испытать, когда, пачкая в саже руки, подносишь к губам котелок с горькой, чёрной жидкостью, когда, не замечая, как обжигает она губы, язык, большими глотками втягиваешь её в своё просушенное, продрогшее тело. Чтобы испытать эту радость (а испытать её необходимо, иначе жизнь будет попросту неполной), чтобы испытать эту радость, нужно идти по дороге, имея при себе лишь винтовку, шинельную скатку и ранец, не слишком надеясь, что завтра останешься жив, и быть при этом убеждённым, что, идя, поступаешь правильно…
………………………………………………………….
12. Вещами, обречёнными на истребление и гонение от рода людского, во все времена были чашечки фарфора — культурное наследие….
О чашечки, ущербные чашечки! Отчего вы столь вредны и скрытны!? Почему нрав ваш так отвратителен?! Почему, мрачные, вы так омерзительно хрупки!?..
Нет ответа…
Да и чашечки ли вы?.. Большое сомнение. Не суть ли вы напёрстки, под которыми Он крутит шарики?..
Крутит-покрутит, выкрутить не может…
На этом рассказ радиста Галковского кончился.
Неудача! — девочка продолжала плакать.
Настал черёд проявить рассказом «Рассказ о ветках оливы» своё мастерство механику Побежимову. Вот он.
ВТОРОЙ РАССКАЗ МЕХАНИКА ПОБЕЖИМОВА
«РАССКАЗ О ВЕТКАХ ОЛИВЫ»
Я думал раньше — капитан
Звучит — копи на танк…
Кульчицкий
1. Кажется Троцкий, вспоминая о царской ссылке, писал, что одно время в Туруханске отсутствовала в продаже папиросная бумага. Вместо неё купцы по русской безалаберности завезли в лавочку десяток рулонов устаревших карт Герцеговины, отпечатанных Генштабом к русско-турецкой войне 1877 года. Некурящего Троцкого всё это мало касалось, а вот остальным политическим — среди которых был ещё не познавший трубки Джугашвили — приходилось вертеть самокрутки из топографического материала. Ещё отмечал Лев Давидович, что бумага, по отзывам курильщиков, была замечательно горючая.*
………………………………………………………………………………………………………………………….
*Бловед Орлов выяснил, что политических ссыльных в Туруханске в то время было двенадцать.
……………………………………………………………………………………………………………………………..
2. Видимо, с той поры и зародился у Сталина интерес к Балканам, который постепенно перерос в симпатию. Так уж устроен человек — с годами ему становиться очень дорого то, что связано с его молодостью. И трубку свою Иосиф Виссарионович набивал исключительно табаком из двух папирос «Герцеговина флор». Факт известный.
3. В 43 году земля Югославии горела и дымилась. Лидер балканских народов Иосип Броз Тито попросил у советского руководства военной помощи. Её незамедлительно оказали.
4. В частности на союзническую авиабазу в итальянском городе Бари был откомандирован авиатранспортный отряд, состоящий из самолётов СИ-47. Бари — город приморский, через Адриатику от него до Югославии всего двести километров. Советские лётчики должны были снабжать оружием партизан и вывозить раненых.
Самолёты прошли на Апеннины кружным путём с посадками в Баку, Тегеране и Каире.
5. И служил в том отряде один человек. Числился он стрелком-радистом, но был мастером на все руки. Звали его якобы Фёдор. Он хоть и носил затрёпанный комбинезон со скромными сержантскими погонами, но был на самом деле настоящим капитаном из СМЕРША. А комбинезон — то маскировка хитрая.
6. Лётчики, устроившись в Бари, принялись оказывать помощь НОАЮ.*
…………………………………………………………………………………………………………………….
* Народно-Освободительная Армия Югославии.
………………………………………………………………………………………………………………………
Что можно сказать об их мастерстве?
Одна часть офицеров скользила над неровностями поверхности как светлые, прозрачные боги, то есть незаметно. Это очень важно для военного транспортника. Другие к прозрачности не тяготели, предпочитали открыто носиться чертями, но в ночных грозовых облаках. Это — высший класс. Садились же и те и другие на такие площадки, на которых союзники не согласились бы и прогуливаться в ортопедических ботинках из опасения переломать себе ноги.
А взлетали-то наши как! — в «дуглас» вместо двадцати пассажиров усаживали по тридцать и умудрялись вопреки всем законам отрываться от земли.
Используя технику «до дна» работали крепко.
Англичане кисло усмехались, принюхиваясь к нашим потным ребятам. Воротили носик. А наши знали: англичане сами мечтают приручить свободного Тито, это от зависти у них, у англичан, от неуения дружить тоже. Наши говорили:
-Ревнует, ревнует британец, видя, что к нам на Балканах не как к бакланам, а с почётом. Потому и чинят препоны в работе.
7. Почва под такими утверждениями имелась. По соглашению техническое снабжение отряда лежало именно на англичанах. Взять, к примеру, запчасти. Вот приходят наши на склад и говорят:
-Мистер, нам прокладка нужна под компрессор. Вот заявка.
Мистер ту заявку возьмёт, посмотрит на свет и процедит:
-Подписи капрала нет.
Наши пойдут, изловят капрала. Подпишут и у него. А мистер:
-Бланк старый, не по форме.
Наши новый бланк найдут. А мистер:
-Обед уже у меня.
Наши и обед пересидят. А мистер:
-Такие прокладки только что закончились. Следующий завоз через три дня.
А у самого за спиной знатная связка этих прокладок висит, видно же. Наши не слепые. Наши говорят:
-Мистер, оглянитесь, вон их на гвоздике целая жменя. Нам такие бы… мы много не просим…
А мистер:
-Это просроченные, ломкие. Они масло уже не держат. Я их сегодня же спишу и сожгу.
Наши и уйдут ни с чем, то есть со злобой. Только на третьи сутки эту прокладку и получат, причём старую, не уплотняющую…
Ну не препоны ли? Препоны.
8. И так во всём. Но, слава богу, были на итальянской базе и американцы. У этих запчастей несчитано и немеряно — такие уж они по техническому широкие люди. Да и Балканами они не интересовались, на тот геополитический момент их регион Тихого Океана больше тревожил, к Тито они не ревновали…
Запасами у них ведал лейтенант Пейпр Клипс Карлсон — низенький такой, толстенький и широкозадый. Юркий по делу. Как говорится – с моторчиком в жопе. Смешливый. Всё, бывало, в носу ковыряться любил — привычка такая вредная. Наши ему:
-Лейтенант, не царапайте мозги!
А он:
-Ха-ха-ха!
Наши ему:
-Лейтенант, не проникайте глубоко — детей не будет!
А он:
-Ха-ха-ха!
Сразу видно — толковый и понимающий жизнь человек. И вот однажды измученный британским хамством капитан Фёдор обратился к нему:
-Пейпр, друг, а не можешь ли ты того-то и того-то?
А Карлсон:
-Неси, рашен Фёдор, свой хлам, я тебе новьё за него дам. В чём проблема? Одним и тем же святым делом заняты — травим коричневого гада.
И пошло.
9. Наши совсем перестали к англичанам обращаться, всё у Пейпра Клипса Карлсона отоваривались. Летали без зацепок. Но в скором времени англичане перед командованием поставили вопрос: на каком основании русские получают запчасти у американцев, а не у них, как предусмотрено соглашением?
На «незаконные» действия Пейпра Клипса Карлсона был наложен запрет.
Конечно, нашим пообещали выдать необходимое техническое имущество. Для видимости выделили 5-10% от требуемого и снова включили тормоз.
10. Капитан Фёдор отправился к Карлсону. Произошёл разговор. Толстый кладовщик всё понимал, но у него приказ. Думали, гадали… И вдруг лейтенант сказал, глядя на одинокую оливу в ничейном секторе:
-Я вижу одинокое дерево с толстой нижней ветвью.
А капитан Фёдор сказал:
-Прекрасное растение, прекрасное!
А Пейпр сказал:
-Оно и есть. Вы укладывайте под ствол все требующие ремонта агрегаты. Ночью их неизвестный кто-то будет забирать, и оставлять обменом новые. Хорошо?
Так и порешили. На прощание капитан и лейтенант молча пожали друг другу руки и разменялись долгими взглядами, полными запоминания, чтобы и через много лет случайно встретившись не проходить мимо с дискомфортным ощущением «де жа вю», а улыбаться и обниматься.
И ночной обменный пункт заработал. Англичане ни о чём не догадывались.
11. А ещё имели наши лётчики такую немножко неопрятную музыкальную потребность — петь патриотические песни при заходе на посадку. Репертуар впечатлял.
И вот однажды, когда бушевало в небе над Бари статическое электричество под названием гроза, один советский СИ-47 просил по радио посадки. Уйти на запасной аэродром он не мог — заканчивалось горючее. Посадку ему разрешили. И, совершенно случайно не выключив радиопередатчик, пилот запел:
Один американец
Засунул в жопу палец
И вытащил оттуда
Говна четыре пуда.*
……………………………………………………………………………………….
*Вариант: — За Атлантикой ребята/Экономию ведут/В жопе пальцем ковыряют/Ну, а гвозди берегут. (Прим. К. И. Шульженко)
……………………………………………………………………………………….
Эти слова были положены на прекрасный мотив «Синий платочек» и голос лётчик имел удивительно приятный: густой баритон. А в диспетчерской аэропорта сидел какой-то меломан, он, и не думая ничего компроматического, беспринципно взял да и записал эту песню на магнитофон. И на следующий день принялся крутить её на всю базу через динамик. Нашлись доброхоты из полиглотов — перевели слова для Пейпра на американский язык. Намекали: про тебя это лейтенант, про тебя…
Мы-то хорошо знаем, что куплеты «Потому что в кузнице не было гвоздя» есть старинный фольклор, но Карлсон об этом и не подозревал, для него это сочинение было актуальным. И он от незнания обиделся.
Под одинокую оливу в ничейном секторе неизвестный кто-то перестал приносить запчасти.
12. Для наших механиков и мотористов вновь наступили трудные дни. И принялись в отряде размышлять: как вернуть утерянную мужскую дружбу? Денег дать?.. Не возьмёт, не такой конституции он…
Сидели долго. И вдруг капитан Фёдор сказал:
-Ба! Пейпру требуется сидушка под зад! Это ценный сувенир!
Полковник Щелкунов, командир отряда, оживился. Спрашивает:
-Что такое? Что за сидушка?
А капитан Фёдор объясняет:
-Сидушка, то есть откидное сиденье с «дугласа». Вы не знаете, это по Особому Отделу проходило. Мы с острова Вис как-то возили маршала Тито на встречу с товарищами Молотовым и Жуковым. Было. В Крайову возили. Так вот: маршал выданным ему в полёт гвоздиком нацарапал на сиденье — где сидел — Тито. Это называется автограф. Американцы на такие вещи падки.
Полковник задумался, а потом вслух зарассуждал:
-Хм… гвоздиком. Значит — полёт был длительным. Времени у Тито на царапанье сидушки было в достатке. Отчего же такой непонятный лаконизм? Странно. Обычно же пишут развёрнуто: здесь был такой-то. А тут простенько — Тито.
А капитан Фёдор объясняет:
-Маршал не успел надпись закончить, он поздно взялся за работу. Ведь мы ему поначалу объявили, что полетим большой дугой над Паннонской низменностью, ибо скверная погода. Но потом небо расчистилось, и мы махнули прямиком горами, не сообщая пассажиру об измене маршрута. Не вышло длительного полёта, хотя шишки ввернули как следует, за клоаку и гвоздики выдали. А маршал, думая, что в запасе много времени, подремал немного, проснулся, взялся царапать, а уж и Крайова — выходите…
Полковник говорит:
-Я не уверен, что Пейпр польстится на незаконченное произведение. Но попробовать можно.
13. И отправился капитан Фёдор к Пейпру Клипсу Карлсону на поклон. Излагал вежливо:
-Виноваты мы безмерно, но не держите в душе зла. Поющий лётчик тот был известным дураком, он уже наказан. Не примите ли вы от нас в знак примирения сиденье с автографом знаменитого на весь мир хорвата Тито?
Заинтересовался Пейпр сидушкой, глаза у него засветились. Говорит:
-Несите, несите глянуть!
А капитан Фёдор говорит:
-Сегодня же ночью то сиденье под оливу и положим. А пока суть да дело, не сжалитесь ли вы, не выделите ли хоть пару бутылочек тормозной жидкости? Срочно, срочно горит… А мы то стекло в кармане незаметно пронесём, мы на заводах работали, мы умеем…
А Карлсон говорит:
-Нет. Я человек, измученный вокалом. Будет так: ночью стулья — утром жидкость, утром стулья — жидкость днём, днём стулья — жидкость ночью. Слово моё твердо и окончательно.
Кивнули друг другу лейтенант Пейпр и капитан Фёдор, щёлкнули каблуками и разошлись с договором.
14. Вернулся наш капитан к себе в каморку, покурил махорочки. И, так как он был особист, начали зарождаться у него в голове профессиональные мысли о человеческой скрытности. «Подозрительно, — размышлял он. — Каморщик изъяснялся со мною чуть ли не центонами из нашего выдающегося романа «12 стульев». Значит, он хорошо знаком с советской культурой. Но, с другой стороны, он не знает элементарного, не знает того, что куплеты «Потому что в кузнице не было гвоздя» есть старая песня, придуманная не про личности, а для народного юмора… То есть американец вроде бы и не сведущ в соц.культуре… Парадокс?.. Тут помещается тайна. А не шпион ли он ЦРУ!? Думаю, что на манипуляции с сиденьем Тито требуется специальное разрешение Центра».
Спокойствие капитан Фёдор, спокойствие!
15. И, вооружившись кодом, придал капитан Фёдор запросу о разрешении на манипуляции с сиденьем Тито непонятный вид. Получился такой словоряд:
—«Есть авиационный модернизм. По модернизму настоящая, творческая вражда между Небом и лётчиком поглотилась прошлым, творческая вражда ныне концентрируется по линии «пилот-машина», между человеком и Небом щель в виде физиологического несоответствия. Авиационный модернизм родил стихи:
Валерий! Все враги мобилизованы!
Вдали тревожный слышен гром.
Войны ботинки зашнурованы
Тугим бикфордовым шнуром.
А голова укутана ведром
С пробитыми дырочками для глаз.
Ведро являет собою каску-маску-противогаз.
Война надвигается на нас
Из географической части мира Европа
Большая, как травоядного ящера попа.
А посему Валерий, ты возглавь НКВД
И управляй ты им везде.—»
