Христос в пустыне. Тишина.
Великий человек вершит работу.
За нею откровенье, глубина,
Свобода – не понять сию свободу.
О, не рогач к Иисусу подступал,
Но собственные похоти и страхи,
Он их в любви умело растворял,
Как в свете жизнь, лежавшую во прахе.
Работа столь сложна, любой нюанс,
Потребует громадного усилья.
Коль вдумаешься – не потерян шанс
Духовные обресть любому крылья.
ВЕТЕР
(стихотворение в прозе)
Ветер века не виртуален, а инфернален.
Он разносит устои, казавшиеся незыблемыми, но, не обладая созидательной силой, не способен творить новые.
Он подхватывает клочки газет, и статьи, мелькающие в них, черны не столь от буквиц, сколь от адского содержания лжи и мусорной информации.
Он гонит ярых, пустоголовых болельщиков на ничтожные футбольные ристания, забивая пустоты их черепов мелкой дрянью агрессивных эмоций.
Он выдувает из душ добро и сострадание, из слов – смыслы, превращая их в скорлупки передаточных механизмов, из социума – добро и сострадание: всё, что не связано с жизнью жирных котов, лакомых до молока общественного богатства.
Какая уж тут виртуальность!
Тут реальность – адских, резких порывов, расправляющихся с некогда привычной реальностью.
И люди принимают этот ветер – охотно, как свой, путая его с ласковыми майскими струями.
ВЕРЕСК ОГНЕЙ ВЕЧЕРНИХ
Вереск вечерних огней –
Реянье цветовое.
Серебро фонарей
Волнующее, живое.
Тени плывут по земле,
Трамвай пролетает яркий.
К бумагам — лежат на столе —
Проходишь тёмною аркой.
ИЗ АНОНИМНОГО ВИЗАНТИЙСКОГО
ХРОНИКЁРА
1
Смрад ныне в церкви – как в хлеву,
Духовный смрад стократ страшнее.
Повсюду ложные идеи –
Но все живут, и я живу.
Я продолжаю заполнять
Ячейки хроники, поскольку
Она сама равна посольству
В грядущее. Пишу опять.
Опять пишу, опять дышу
Духовным смрадом, так бывает.
И размышлением грешу,
Что мало свету помогает…
2
Сумеречной стала жизнь…
Басилевс и окруженье,
Утонувшие во лжи,
В роскоши, вольготной лени…
Все указы таковы,
Что – их исполнять – безумье.
Что же мы имеем в сумме?
Нечто мрачное, увы…
3
Дверь лавки хлебной – нараспашку,
Дверь церкви на запоре вновь.
Хотел молиться – дал промашку,
Считая – в церкви есть любовь.
Попу житейские заботы
Милей Евангельских высот:
Сложны они… пусть для кого-то,
А поп жирует, словно кот.
Перчёный мир – перчён грехами.
Наш византийский мир таков,
Что жизнь давно проводим в яме
Забвенья всех вообще основ.
4
Смещён протопатрикий – вор,
А новый – с новым аппетитом.
Нацеливает острый взор
На мир, где станет знаменитым:
Имея власть, таким не стать
Ошибкой было б. Плюс – богатство.
Во власти быть, притом не красть?
Тут главное – не забояться.
Все видят. Всем известно. Так.
Свет в душах, видимо, иссяк.
5
Басилевсу славословий хор
Воздух рвёт, клочки мерцают чёрным.
Басилевс жесток, порою вздорным
Предстаёт. Тут крикнуть бы – позор.
Крикнешь – ожидает медный бык,
В нём сожгут. Прими сию награду.
Зря твердил аскет – седой старик –
Цель: чтоб стала жизнь подобна саду…
6
Объявить давно пора – желудок
Поважней души, важней всего.
Алчет прорвой, и красив и жуток.
Вечное справляет торжество.
Время Икс – куда чернее нефти.
Потребленье – истинный кумир.
Так живём, как будто нету смерти.
Пышной пестротой сверкает мир.
За труды, за верность долгу нету
Платы – и учёный, и поэт
Прозябают, заявляя свету,
Что негоже он устроен – свет.
Впрочем, заявить уже бояться.
Деньги – кровь реальности самой.
Сытое на всех глядит богатство,
Большинство поправши нищетой.
Так нельзя! Иль только так и можно?
Мысли-мыши – мелкие весьма.
Да, желудок стал важнее мозга
И души. И мнится – на века.
ИТАЛЬЯНСКИЕ БЛИКИ
ЛУККА
Есть в Лукке площадь, сжатая домами,
Овалом сверху видится она.
Опал сереет, не играет с нами
Мерцанием, прозрачным, как весна.
Дома покрыты красной черепицей,
Густеет цвет, и воздух синий густ.
Он возгласом нарушится иль птицей
И бульканье издаст, отнюдь не хруст.
Теснины улиц, старые изломы.
Кафе открыто – что ж! Сиди и пей.
Гляди, как человек ушёл из дома,
Чтоб вечером придти к семье своей.
И фруктами торгуют и цветами:
Не обжигают пышные костры.
И мы порой не понимает сами,
Насколько ощущения остры.
ФЛОРЕНЦИЯ
Зеленовато-серая вода
Качает щепки, корки апельсинов.
На Ponte Vecchio пёстрые стада
Туристов бродят, прошлое отринув,
Сегодняшним любуются – о, да!
Тут массу сувениров продают,
И серебро пойдёт, и бронзулетка.
Дома желтеют, спрятавши уют.
Цветы на подоконниках цветут –
И с ними говорят с тоски не редко.
Оранжевое солнце дарит мёд.
Но жар высокий купол не расплавит.
А переулок замедляет ход
К творению, какое Бога славит.
Траттория – забвение забот.
От всех красот шалеет бедный мозг.
Сквозящие высоты, пенье арок.
Любой по сути интересен мост.
А день поближе к вечеру не жарок –
Он всё тебе отдал, что только мог.
АССИЗИ
Дымка серебром преобразует
Листья и весёлую траву.
Родина Франциска существует
Для тебя сегодня наяву.
Жёлтая чуть в прозелень равнина –
Цвет ржаной, такой уютный цвет.
Дальше будут фрески исполина,
Перспективу давшего, как свет.
Переулки, улочки крутые,
И булыжный путь – всегда наверх.
Краски там, в соборе, золотые
С синевой смешал далёкий век.
На карнизах голуби сидели
И взлетали, к башням устремясь.
Ты же ощущал на самом деле
Смертную – но с целым миром – связь.
* * *
Пожелтела от солнца трава,
И питаются козы лениво.
Крутовата любая тропа,
Ну а город белеет красиво.
На горе помещается он,
Поднимается выше и выше.
Не отсюда ли выбрался дон
Корлеоне? И штатскую нишу
Занял позже?
Белеющий склон.
А собор занимает собой
Половину реальности города.
Против низкой наживы земной
Вы не сыщите лучшего довода.
Полумрак. Тишина. Высота.
И пустуют здесь исповедальни.
И привидится рай беспечальный –
Золотая его красота.
РАВЕННА
А сосен стройное паренье
Откроет нам Равенны мёд.
И русское стихотворенье
О сонных небесах поёт.
Навечно мощи сохранятся,
В них Византии тайный блеск.
Базиликами любоваться
Не помешает нам прогресс.
А небеса до чёрной сини
Переплавляет рыжий диск.
Реклама есть и алюминий –
О, современный жалкий писк.
Держава птиц и непонятных
Аллегорических зверей.
И в солнечных весёлых пятнах
Сады внушительных дверей.
А камни от шагов не стёрты,
И в свет серебрится пыль.
Звучат минувшего аккорды,
Молчит сегодняшняя быль.
НЕАПОЛЬ
Сине-акварельный силуэт
Города рассветного мерцает.
Чуть курясь, Везувий много лет
Неаполитанцев не пугает.
Порт сквозит прозрачной синевой.
Мачты-пики даром колют небо.
Утренний всегда хорош покой
С запахами кофе, крова, хлеба.
Тишину взрывающий надрыв
Мотоцикла! Молодёжь криклива.
Ты не ожидаешь перспектив,
Сам Неаполь – это перспектива.
Закутки дворов – уже и те
Потрясут сознанье, а колонны?
И на них взираешь, потрясённый.
А слоенье образов в воде?
Ночью отражает фонари,
А сейчас – тебя, когда захочешь.
Если ты о будущем хлопочешь,
Можешь просмотреть этюд зари.
АМАЛЬФИ
Под стрельчатыми арками собора
Лежат аристократы и купцы.
По лестницам поднимешься не скоро,
Их много, и во все даны концы.
Дома соединяются посредством
Различных лестниц. Крыши – как сады.
История густа, её наследством
Возможешь ныне любоваться ты.
Майолик византийских цветовое
Богатство, и орнамент завитой.
Собора положенье ключевое
Судьбою ощущаешь городской.
Амальфи! Побережье скал – и город
В них высечен, сияет красотой.
Был славен – как былого в пользу довод,
Стал ныне туристической средой.
Норманны и ромейцы, турки, немцы…
В состав Италии потом вошёл –
Романтики кристалл, цветущей нежности,
И счастья, что вселенский дал глагол.
