Змеиный дождь

Художник Дмитрий Кустанович. "Зимние сумерки на улице Петербурга"
Александр Балтин

 

ЕДВА ЛИ ОТВЕТИШЬ…

(стихотворение в прозе)
-И ватку ему, смоченную в спирту, подносишь, новорожденному, только тогда успокаивается. — Рассказывала тётушка. — Потомственный алкоголик, спирт введён в обмен веществ.
Она проработала педиатром полвека, и сидели зимним вечером у неё — на уютной кухне, за окном которой серебрило, кружило, стреляло, строило зыбкие замки.
Новый год миновал два дня назад.
Он — московский племянник, а сидели в Калуге — приезжал на праздники, бродил по родственникам и знакомым, много пил, любил в пьяном виде философствовать — интересно довольно, впрочем.
Выводы его о жизни отличались гранёной чёткостью формулировок, и алкогольная тема была интересна в самых разных проявлениях…

Тётушке теперь девяносто, и скоро, вероятно…
Разные куски вспоминаются, одно лепится к другому, и почему вдруг выплывет вот это сказанное, а не другое: едва ли ответишь.

 

ДРАКУЛА

Ночью видели его в подвале
Замка, — впившись кастеляну во
Горло, кровь сосал, глаза мерцали,
В них, змеясь, горело торжество.
Замок в Трансильвании роскошен,
Много башен, старых залов тьма.
Хроникёр достаточно дотошен,
От словес его — сойдёшь с ума.
Воевода, господарь жестокий,
На кол и мышей порой сажал.
Ком легенды катится, и скольким
Истину как будто показал…

 

* * *

Почва речи не зрима,
Конкретна не менее оттого.
Все дела, все идеи — от: сделать стул, до строительства Рима —
Растут из неё.
Все понятья: от «ужас» до «торжество».

 

* * *

Зелёные и жёлтые слои
в сознание моём довольно странно
мерцают, что за явь — не разобрать.
Свои ты изучаешь лабиринты,
провалы, бездны, прочее — весьма
занятное, что утомило сильно.
Зелёные слои моей мечты.
Да нет, уж ни о чём я не мечтаю.
А жёлтые — тоска по высоте.
Её я не обрёл, и непонятно,
как обрести, и стоит ли вообще.
Зелёных много, золотых слоёв,
их содержанием не будешь счастлив.

 

* * *

Рассматривая звёзды ночью,
мечталось на какой, когда
умрёшь, окажешься. Приятно
мечтать. Но коль за 50 уже,
довольно стыдно, хоть смотреть на звёзды,
ещё не помешало никому.

 

ЗМЕИНЫЙ ДОЖДЬ

Змеиный дождь в апреле, жалит,
Весь воздух для него трава, как будто.
Гнилого снега много. Очень жалко
Погоду видеть областью абсурда.
Змеиный дождь, укусит, и — легко
Свернётся, затаится. Серый воздух.
И мыслей не питает молоко,
Когда серьёзен очень личный возраст.

 

* * *

Психика кривая — лабиринт
Размотать попробуй! и не пробуй…
Размотать возможно, скажем, бинт,
А с кривою мучиться до гроба.
Даже не понять, зачем такой
Сделана она, ответ не сыщешь.
Равно, почему остался нищим,
проработав век ветвистый свой.

 

* * *

Век мой много хуже зверя —
Динозавром дан мой век —
Чести, совести потери
Не заметил человек.
Ящер всё, что было свято
Разорвал под ярый рык.
Век, замешанный богато
На ничтожном, данном встык
С гадким… Динозавра очи
мутной жижою полны.
Оказался б век короче,
Чем дурные наши сны.

 

* * *

Число оттиснуто на воске,
Число и оттиск. И моллюск
(Ассоциаций в недрах мозга
Порой избыточно, боюсь) —
Оттиснут в камне, как в сознанье
Былое, что не изменить.
Число, чьи ритмы мирозданье
Явили, как нам уяснить?

 

* * *

Пышный, как сады Семирамиды,
Как павлиний хвост, цветной папизм.
Тайны Ватикана, лабиринты
Редких книг. Политика, как жизнь.
Одеянья, как знамёна славы.
Проповеди, что весьма сложны.
И века истории лукавы,
И кровавы, будто свод вины.

 

* * *

Поедание друг друга
Хорошо во дни поста.
Ругань, склоки, ложь: полна
Торба, стянутая туго.
Главное — без колбасы,
И без молока суметь бы.
Жрать друг друга будто псы
Будем, знать, до самой смерти.

 

* * *

Традиции пузато-сыто
На суть налезли, суть подмяв.
И сладкой массы пасхе мы-то,
Вернее, чем Иисусу став,
Всё ж христианами считаем
себя. Как пахнут куличи!
Пост нам диета. Даже краем
Сознанья не понять лучи
Христа речений нам сегодня.
Но попируем превосходно.

 

РВАНЫЕ КУСКИ ПЁСТРОГО СНА

(стихотворение в прозе)
Пошли смотреть мёртвого мужа начальницы, с которой дружили: он вырывался от тех, кто удерживал на ложе, разевая рот, показывая отросшие зубы, вырвался и тяпнул мою любимую за шею.
-Вампиром стал! — развела руками начальница…
…вздёрнулся, силясь понять, зачем так закручен сон: все мёртвые, данные в нелепейшем сочетании.
Она была полной, интеллигентной, жизнерадостной дамой — начальница, он — тихий, много пивший, инженер-наладчик, умер раньше неё.
Я бывал у них: уютный дом, разговоры о книгах, о кино.
Вспомнилось — с подругой той раз навещали в больнице, помещавшуюся около домов, а жили рядом; и как, поболтав, возвращались больничным двором, и подруга помахала рукой…
Рваные куски пёстрого сна оседали в мозгу, силящимся понять суть увиденного…

 

* * *

Горнее не очень представляя,
Тяготел к нему, — как отчий край
Неизвестное воспринимая,
И в виду я не имею рай.
Но никак не представляя, сложно
Тяготенье вечно сохранить.
И в низине жизни мне тревожно,
Будто этой жизни рвётся нить.

 

* * *

Карты сброшены со стола,
Ждёт их мусорная корзина.
Помнит ли об огне зола?
Шевелящаяся зола — картина,
Что сознание мне бередит.
Сколько можно, а? сколько можно?
Карта вновь со стола летит —
Как? за что? моя карта сброшена…

 

* * *

Человек в свою уходит боль,
В лабиринты, завихренья оной.
Мнится изначально беззаконной,
Позже — мол, свою играет роль.
Он уходит в боль свою, как в скит,
Без молитвы ищет свет особый,
Для него лишь данный. Так болит,
Как не может за пределом гроба.

 

ЖИВОЙ РУЧЕЙ

(стихотворение в прозе)
Дачи не было — просто самозахват: различные участки, огороженные низенькой проволокой, густо засаженные всяким овощем и кустами, и, поехав с приятелем больше поглядеть, чем помочь, всё же полол, подрезал сучья, любовался шатрами крыжовника и огромными кабачками: Поросята прямо! — шутил; но главное всё глядел на встающий на относительно обихоженной местностью лес — огромный, уходящий в небо вырезами верхушек, июльски-роскошный, золотисто-зелёный и темноватый, отливающий таинственной синевой.
Шутили, хозяин попивал пиво из большой баклаги, а потом, когда всё было окончено, набраны сумки огурцов, кабачков, разного салата и проч., двинулись в лес — к ручью: умыться.
Он роскошно бежал над рельефным песчаным днищем: крохотный, живым серебряным зигзагом изогнутый ручей; он ворковал, повествуя, он приветствовал других существ…
-Надо ж! — восхитился гость. — Жалко, выкупаться нельзя.
-Ага, — отвечал хозяин умываясь кристальной, холодной водою.

 

* * *

Топоры стучат… а где стучат?
Не дают покоя топоры.
Некто где-то созидает ад,
И не формой будничной игры.

Торгаши, воителей разбив,
Памятника ставят сундукам.
Мир конкретен! он — совсем не миф.
Деньги всё! и веруйте вождям.

Топоры тяжёлые стучат,
Выбейте из рук чудовищ их.
Все убиты, кто могли. Хотят
Ад иные, сладостен для них.

 

УРОДЛИВЫЙ СНЕГ

(стихотворение в прозе)
Перо судьбы, тонко прочертившее пространство, дало узор, в петлях которого запуталась жизнь.
В лесопарке — сплошной снежный слой, не верится, что идёт первая неделя апреля, Страстная к тому же; не верится в зелень, нежные акварели весеннего месяца…
Нет, это разумеется не петля, прочерченная пером судьбы, но — все ощущения, спрятанные в недрах сознанья и в лабиринтах психики суммарно тянут на неё.
Кондовая формальность церкви и глупая наивность народная: мол, главное яички крашеные, куличи, пасочка творожная, да попостились сколь могли, ругаясь с ближними и дальними, гадя им в меру силёнок, мошенничая и распутничая, как всегда.
Кто говорит про обрезание сердца?
С кафедр если что и талдычат — так то формальность; и как обрезать его: помрёшь же…
Светлая вера, надежда, любовь, — византийская, подъятая над миром чаша — матерью их Софией.
Долго прожив, мудрее ли станешь?
Перо судьбы чертит тонко, слишком тонко для того, чтобы разбирать причудливость узоров его, и соплетаются они, страшные, как в кошмаре, причудливые, как в чьей-то изощрённой фантазии, и оседает, оползает уродливый снег…

 

* * *

Лабиринты, завихренья,
Завихренья, лабиринты.
Страшные ущелья Рима,
Множества событий тени.

Множество различных множеств.
Лабиринты, что серьёзны,
Завихренья сколь ты сможешь
Расплести? меняться поздно.

Одиночество даётся
Положеньем, не изменишь.
Коли ослепляет солнце,
Как подобный свет оценишь?

 

* * *

Лабиринты, завихренья,
Завихренья, лабиринты.
Страшные ущелья Рима,
Множества событий тени.

Множество различных множеств.
Лабиринты, что серьёзны,
Завихренья сколь ты сможешь
Расплести? меняться поздно.

Одиночество даётся
Положеньем, не изменишь.
Коли ослепляет солнце,
Как подобный свет оценишь?

 

* * *

Глаз потерял и ногу,
Был ранен пулями и саблей.
Протёк военную дорогу
С Наполеоном… малой каплей.
Сапожник в мирной жизни, время
Войны, как счастье вспоминает.
Так жизнь, устроенная вредно,
Нас парадоксами питает.

 

НЕ МОГУ ВЗЯТЬ В ТОЛК

(стихотворение в прозе)
Не могу взять в толк…
Нет, не так…
Не разумею, как люди могут…
Нет, снова не это…
Любые шутки о смерти — будто её нет, будто выдумка зряшная…
…поздравляя жену, сказал за столом — после слов вполне обыкновенных, — И ещё я хотел бы, чтоб ты меня похоронила!
Подруга захохотала: Конечно, каждому хочется, чтоб его…
…все эти наши — и всё: кирдык! двинул кони! сыграл в ящик!
Страннейшие ощущения на кладбище: будто развернулась лента велика для погружённого в лодке гроба в землю, а ты остался…
Нет, не могу взять в толк… Как вообще говорить об этом: тайне тайн, самом неведомом, таком страшном, таком торжественном.
И — будничная суета похоронных контор, венки, гробы, счета, деньги текущие…
Странно всё.
Хрупко.
Неоднозначно.

 

У ПОДЪЕЗДА

(стихотворение в прозе)
На складном стульчике возле подъезда одетая во всё чёрное не знакомая старуха: сидит, глядит на округу сухо и равнодушно.
Кто такая?
Кого ждёт?
За сорок лет существования дома жильцы здесь сменились столько раз, что не знаешь большинства.
Есть два приступочка возле подъезда, но сидит на стульчике складном: чёрная, не приятная.
…выплыло из детства, опалив: на одном из этих приступочков сидела мать отца, какую и сейчас, лет сорок после смерти её, не можешь назвать бабушкой; мать обожаемого отца пришла в гости, не застала никого, сидела, ждала, и мы с папой возвращались из музея, он кинулся к ней: Мама, ну как же…
Всё жалко, и всё — осадком мутным в душе ребёнка не любившего старуху…
Проходишь мимо этой, открываешь подъезд, ухаешь в него, как в бездну.

 

* * *

Царь голод тощ, царица похоть
Пышна, округла, и т. п.
И оседает жизни копоть
В душе, которая в тебе.
Царицы совести не видно.
Мошна капризная сулит
Тебе и женщин и повидло.
Добро забытое молчит.
Кем заведён такой порядок,
Не опровергнутый никем?
Кто ныне скажет: Грех мне гадок?
Он мил, не гадок он совсем.

 

* * *

Грех рогатый и пушистый,
Гладишь: он тебя боднёт.
Много в мире разных истин,
Кто ж такую вот поймёт?
Грех рогат… И он пушистый?
Повторяешь… А зачем?
Мир соблазнов золотистый
Всем сулит: Любого съем.

 

* * *

На стульчике складном сидит старуха
Подъезда возле, ей приступок мал.
Бессмысленно глаза взирают, сухо
На мир — когда-то красками играл.
Вдруг вспоминаешь — мать отца, какую
И бабушкой не мог назвать, — ждала,
Сидела на приступочке. Живу я
Всё помня, для чего?..
А не зола
Воспоминанья, коли нет горенья?
Старуха смотрит в мир без раздраженья.

 

* * *

Голоса земные — птиц и нас,
Рыб сигналы сложные, животных.
Пищей в основном, теплом животным
Мы о жизни тянет наш рассказ.

Голоса поэтов и вождей,
Схожести не пробуйте искать здесь.
Всё равно, что линию дождей
представлять из камня.

И учёных голоса, и масс
Блеющие, тянется мычанье.
Голоса земные, как рассказ
О фрагменте малом мирозданья.

 

* * *

Медленно качаются деревья —
Тополя двора, что велики.
Медленное видишь их движенье,
Сочиняя старые стихи.
Старые — а чтоб звучали снова.
Медленны деревья, велики.
Мало ныне в жизни стоит слово.
Веришь — много. Пишутся стихи.

 

ЧТО ТАКОЕ ЭТО ЧТО-ТО

(стихотворение в прозе)
Выглядывает из окна первого этажа — лысый, лобастый, крепкий, в майке…
-Привет, Павлик! — Машет рукой мальчишке на самокате. — Как дела? Как отец.
-Пьёт папка. — Притормаживает паренёк. — А так ничего, в школу хожу.
-Ну давай, учись.
И паренёк мчится дальше.
Михайловна ползёт с сумкой, из которой торчит кирпич чёрного.
Окликнуть? Не стоит?
Двор апрельский, но снега много ещё, зима затянулась, и Страстная не баловала солнцем.
Дед не назвал бы себя верующим, на вопрос этот обычно отвечает: Что-то такое, наверное, есть… Но попы все эти…
Он глядит на детскую площадку, на серо-чёрные тополя двора, на рыжую собачку Милку, что всегда гуляет одна, и думает, как мало ему осталось, и как хорошо бы выяснить, что такое это что-то, и где оно есть…

 

* * *

Цветы, ласкаемые солнцем,
На подоконнике стоят.
И воздух золотист, смеётся,
Деревья в небеса глядят.

О, тополя двора большие!
Но снег ещё весь не сошёл.
Его прожилки столь кривые,
Сколь грязен, кажется — тяжёл.

Про время кое-что известно —
И не заметишь, как листва
Представит майский мир чудесно,
В апреле взяв исток, легка.

* * *

Продвигаясь не быстрыми темпами,
Ум грузя основными темами,
К чему ты придёшь?
А итога прихода
И не ждёшь.
Апрельская дивно погода
Цветёт, и душою цветёшь.

 

ТОГДА И ТЕПЕРЬ

Со службы ночью — к пышному столу
Отправится купчина тороватый.
Бог мозга в дальнем спрячется углу —
Творивший мир и сын его распятый.
Вот холодец, тут пасха, куличи,
Сазан и ветчина, вино и водка.
А завтра и апрельские лучи
Наполнят мир красиво, ясно, чётко.
Обряд свершён. И церковь есть обряд.
Мошенничать пойдёт купец привычно,
И золоту, и серебру так рад,
Как рад святой прозренью необычному.
Но Пасха — день алхимика, когда
Вся сера с грязью, что в душе богаты,
Предстанут золотом, как результат труда,
Который жизнью показал распятый.
Налившийся наливками купец
Идёт спать, и уютные перины
Затягивают: счастье, наконец,
А то уж пост наскучил, больно длинный.

Когда-то было так. Но и теперь
Похоже, и отличий очень мало.

Формальный праздник — торжество потерь
Духовных. Жизни аппетитней мясо.

 

НЕУЖЕЛИ?

(стихотворение в прозе)
Ужели и отец, казавшийся если не всезнающим, то знающим столько! в сущности, понимал жизнь также мало, как я теперь, почти в том возрасте, в котором он умер, а умер он в 52…
Мой малыш, которому в этом году исполнится пять, глядит на меня, как на всезнающего.
…я не ведаю корней несправедливости: почему во всех обществах от Древнего Египта до современной формы американской демократии всё всегда сосредоточено в руках горстки отнюдь не лучших людей?
Почему Бог, который, как утверждают любовь, столь скрыт, что прорываться к нему — усилие всех усилий, да ещё и растянутое на жизнь?
Почему — в огромном количестве случаев — упорство и труд, и следование своей линии приносят чуть-чуть, а мошенничество, наглость, нахрапистость окупаются сторицей?
Почему лучшие — так часто — уходят, гибнут столь рано, а ничем не примечательные скрипят до изрядных лет?
Почему? Почему? Почему?
Не сосчитать вопросов, не найти ответов…
И милый мой нежный малыш глядит на меня, как на всезнающего.
Неужели дойдя до моего возраста, он окажется в такой же плачевной ситуации?

 

НА НИТКЕ ПОСЛЕДНЕГО ДЫХАНИЯ

(стихотворение в прозе)
Слух о смерти Гейне был ложным, но он, попрощавшись с реальностью, выраженной белым светом, оказался в цепях паралича, хотя жизнь всё ещё вызывала у него интерес.
Ветер приносил стихи, они звучали то органом, то флейтой, оформлялись из шарового порыва, иногда слова проступали из тумана, что было радостно и странно, как в юности.
Воспоминания рвались, шли лентой, потом рвались снова…
Вот в Париже, в доме на улице Вано он каждый день говорит с молодым философом — о политике, литературе, утопистах — поражённый интеллектуальной силой молодого мыслителя; вот он, поэт, замученный цензурой, в бессчётный раз идёт в Лувр, чтобы обилие прекрасного облучило благословенно его уставшее тело и душу, где боль там часто свивала гнездо.
Он парализован.
Он скоро умрёт.
Какая она — эта смерть?
Большинство, ушедшее и уходящее ежесекундно, не расскажет о ней.
Он продолжает писать — на нитке последнего дыхания, и бледный свет, идущий в окно, является последним, что он видит в реальности, именуемой белым светом.

 

* * *

Звук, исходящий ниоткуда
Вдруг превращается в стихи.
Такое маленькое чудо
Избавит от узлов тоски.
Звук следующий ожидаешь,
В обычной жизни угнетён.
И тяжело переживаешь
Господство нынешних времён.

 

МИСТИЧЕСКОЕ ТОЛКОВАНИЕ

(стихотворение в прозе)
Мистическое толкование евангельских текстов показало бы насколько искажена жизнь и искривлено вероучение…
И верхний слой не лёгок, но куда доступнее предложить кусочки хлеба и вино, в качестве плоти и крови Христовой, опираясь на прямое высказывание во время тайной вечери, чем понять, что говорится иное: ешьте хлеб-плоть-суть моего учения и пейте вино-кровь-сущность моих слов: то есть следуйте мне.
А следовать практически невозможно: физиология царствует (в наше время и совсем невозможно). Но… помилуйте, как в наши дни человек, имеющий хотя бы поверхностное представление о физиологии, способен поверить в превращение в его теле неким тайным образом церковного вина и хлеба в плоть и кровь Распятого? Но — так проще, и это совместимо с любым, совсем не соответствующим Христу, образом жизни…
Как стать нищим духом?
Рецептов не дано, но если выводить их из глубинных слоёв Евангелий, они не порадуют современника: необходимо раздать своё богатство.
Кто же — во главе с разбогатевшими попами пойдёт на это? Да ещё и неясно, что получишь взамен.
И так далее.
Слишком сложен предложенный Христом путь, слишком не соответствует всем планам и вожделениям человека, слишком удобно прямое толкование слов церковникам…

 

* * *

В толпе метро, как будто на том свете,
и все идут на суд, и все идут.
Все едут быстро, взрослые и дети,
И он жестоким будет этот суд.
Представилось, сознанье заполняя,
Хотя и чётко ощущаешь — жив.
Живёшь, мечты и будущность теряя,
Не обретая светлых перспектив.

 

* * *

В пыль перемолоты надежды…
Смешай с водою эту пыль,
Слепи кирпичики, и нежно
Построй совсем иную быль.

 

* * *

Вода и символична и конкретна.
Засеял дождь стекло, глядит малыш.
Он грустный, даже если бы конфета
Была, сейчас едва ль развеселишь.
Ручей бежит, смеётся и играет,
И взрослый человек вступает с ним
В… сколь иллюзорный диалог? не знает.
Процент воды в нас! не считаться с ним
Нельзя, когда велик. Вода конкретна.
Массивны океаны и моря.
И утверждать не очень-то корректно,
Что кто-то жил, коль он родился, зря.

 

* * *

Из-под машины грязный вылезает
Мужик, в руке сжимая гнутый ключ.
Старуха — возраст до земли сгибает —
Помойку огибает, частый крюк:
Хлам подбирает…
Двор в декаде первой
Апреля, по углам — не чистый снег.
Поэт проходит, сорванные нервы,
Уставший, больше снега, человек…

 

* * *

Мальчишки прыгают с моста,
Собою вспенивая воду.
Какая роскошь! красота —
Познать телесную свободу!
Как сочетается с водой
Легко вниз брошенное тело.
Жаль, жизнь не будет красотой
Сплошной, до смертного предела.

 

* * *

Халиф Гарун царил богато
В пределах пышного Багдада.

Советники хитры, как лисы,
И льстивы, напевают: чудно
В Багдаде всё: дела и мысли,
И жизнь сверкает изумрудно.

Не верил, переодеваясь
Купцом, ходил халиф по лавкам.
К речам и слухам прикасаясь,
Он узнавал — не всё так славно.

Он пестовал, сколь получалось
Науки, музыку, искусство.
Так, имя в вечности осталось —
В ней от имён не очень густо.

 

* * *

Средневековый способ для расчёта
Пасхалий: Дамаскинова рука:
Испещрена таблица: тут работа
Понять суть цифровую велика.
Одна ладонь жидовская, другая
Старославянской азбукой дана.
Луна горит — тяжёлая такая,
Налита жидким золотом луна.
Пасхалии рассчитывать занятно,
Куда сложнее психику менять —

Всё низовое вычеркнуть, как пятна
Стереть дурные, светом жить начать.

 

* * *

Коллежский регистратор от бумаг,
Чихнув внезапно, оторвётся — жалкий:
Надворного советника ужасно
Увидеть, страх всегда любому враг.
Советник титулярный толстоват.
Извечно в департаменте роенье.
Коль тайный мрачен, будто самый ад
Грядёт разнос, он как землетрясенье.
У статского возможности весьма
Значительны, у тайного поболе.
Однако — одинакова весна
Для всех — и спячку зимнюю поборем.

 

ХОТЕЛОСЬ СПАТЬ

(стихотворение в прозе)
Оказалось — не все эсэмэски от жены приходят: ту, в какой говорилось, что сели в поезд, ждут, купили сочни и коржики получил, а иные — на темы задержки, времени отправления, не дошли.
Вибрируя, будто растение на ветру, стал писать зло — мол, можно без кокетства на счёт коржиков, а просто — когда приходит электричка, когда выезжать встречать.
В ответ жена, обидевшись на «кокетство» писала нечто неприятное, он в письмах ругался в ответ.
Стемнело, ранние сумерки апреля перешли в растёкшуюся темноту, и он, всё также вибрируя, вообще неврастеник, так и не знал, что делать ему, когда выезжать.
Малыш привык ложиться поздно — худо, конечно, но что уж тут, и, когда получил эсэмэску: Выходи, если поедешь встречать, рванул, боясь опоздать, как всегда.
Вечером так не приятно выходить: не любит, шёл сквозь темноты двора, чертыхаясь, и плазма людская метро с наплывами пёстрых огней раздражала…
Потом вокзал, наваливщийся продавцами цветов, таксистами, пьяными, запахами мочи и быстрой еды, что так отвратно мешаются; вокзал, где электричка может подойти и к турникетам, и к путям, куда надо идти по промозглому подземному переходу…
…он подхватил подбежавшего к нему малыша на руки, подбросил, стал слушать его лепетание: Помогли девочке, дали воду; а когда на лестнице эскалатора стали ругаться с женой, выясняя про письма, малыш загрозил пальчиком: Нельзя ругаться, и сделал попытку заплакать…
Усталость наваливалась кондово.
Шли к дому, а было уже около одиннадцати, и хотелось одного: спать, спать…

 

* * *

И я на ниточке последнего дыханья
Ещё пишу, последние мерцанья

Словесные натужно собирая,
Не допуская светописи рая.

 

* * *

Громадность творящихся в мире
процессов, и малость твоя.
Мерцали бы звёздочки в миге
отпущенного бытия…

 

* * *

И ближним, как дальним плевать
на боль твою, планы, мечтанья.
Мир заново надо начать,
изъяв из тисков угасанья.

 

ПОКА ЕЩЁ ПРЕЗИДЕНТ…

(стихотворение в прозе)
Говорили, что у президента три двойника — работали умело, появляясь там, где не ждали: за спиной главного церковника, произносившего проповедь с ажурного балкона главного своего дворца; в кино, поражая до потрясения всех присутствующих, и все вставали, махали руками, сожалея, что не захватили флажков…
Говорили, что двойников подбирали ему по всей стране, изощрённо сличая, подвергая, как пытке, сложной подготовке, когда жесты становились одинаковыми.
Объём власти его довольно быстро, минуя ступени демократической демагогии, превращался в раздутый ком — но ком этот не был шаром, который можно было проткнуть шилом заговора, ком был из прочнейшего материала, и, поговаривали, что выборы не нужны более; и даже самый известный философ страны выступил в заявлением, суть которого сводилась к тому — зачем, мол, нам менять шило на мыло…
Говорили…
Президент пил вечерами коньяк в одной из своих резиденций, просматривал горы бумаг, посмеиваясь над чиновничьей глупостью; он знал, что никаких двойников не существует, он знал, что выборов больше никогда не будет, раз сумел сосредоточить все рычаги в одних руках, он знал столько, что в собеседники ему годился только отборный, сверх-выдержанный столетний коньяк — ибо именно столько он собирался править, и столько тайных лабораторий уже работало над вариантами продления жизни, что всё получится — был уверен пока ещё президент…

 

* * *

Белые мазки корпусов
между пихт и хвойных лесов.
Спуски белых лестниц к воде,
разговоры праздные, и т. д.
Хорошо в пансионате жить,
минералку по часам пить.
Вот роман завязался у тех,
пусть женаты — совсем не грех.
Стол хороший. У реки есть пляж.
За уютный отдых, что не дашь?
Белые мазки корпусов
обещают много чудных снов.

 

КРОВЬ ИЗ ВЕНЫ

(стихотворение в прозе)
Кровь из вены взять — но: малышу четырёх с половиной лет; мать спрашивает вечером:
-Как сказать об этом, а?
-Я бы просто не говорил. — Отвечает отец. — Просто утром скажем — нужно к доктору перед садом.
Утром малыш и собрался к доктору: нежный, не ожидая подвоха, как всегда выдумывая новые словечки, смеясь, думая: посмотрят горлышко.
Вторая декада апреля плёнкой снежной затянула асфальтированную реальность дворов, и знакомый, часто подвозивший, помигал фарами старого жигулёнка от котельной.
Самокат не стали убирать в багажник, мать с малышом взяли его на заднее сиденье.
Но, когда подъезжали к гемотесту, малыш почувствовал неладное, и уже в маленьком, чистом, уютном коридоре начал хныкать, повторяя: Не хочу, Не хочуууу..
А когда внёс его отец в стерильный кабинет с широкими окнами, совсем разрыдался.
Говорили, успокаивая все:
Врач: Ну что ты маленький, совсем не больно.
Отец — тихо, на ухо: Ты же супергерой. А герои не плачут.
Мать, склоняясь к малышу: Хочешь отверни головку, или платком глазки закрою.
-Не надо, — это уже врач, готовя процедуру. — Он же не будет плакать. Он же мужчина.
Малыш рыдал: дико, захлёбываясь.
-Всё, всё уже, — бормотал отец, сжимая маленькую ручёнку, глядя на чёрную жидкость, текущую по проводку…
…потом малыш жевал шоколад в коридорчике, привели крохотную девочку, что тотчас уселась за столик, рисовать, и мама сказала: Смотри, какая маленькая, а не плачет.
-Мама, мне боно было, — пожаловался малыш.
И повезли в сад, и отец прокатил немного на самокате, держа тот за руль, быстро спустив по ступенькам, а в раздевалке приятели малыша выбежали его встречать, и вышла крупная, домашняя, уютная воспитательница…
Холод апрельского утра прозрачно висел за стёклами.

 

ОБ АЛХИМИИ

(стихотворение в прозе)
-Дело поэтическое сродни делу алхимии! это смешивание в не зримых ретортах смеха и метафизики, ипохондрии и слёз, воспоминаний и…
-Брось ты! Подлинная, герметическая алхимия — это работа над своей психикой, не будем употреблять слово душа, коли оба его не понимаем; это иссечение из глубины своего состава всего низового, негодного, ради философского камня подлинного человеческого золота: любви к Богу и ближнему. А поэты все тщеславцы, гордецы, завистники. Видал ты других?
-Чушь! алхимики знали тайну холодного синтеза и действительно умели обращать все предметы в золото. Тому есть примеры, и…
-Это подочная деятельность алхимиков. Основная — именно работа со своим внутренним составом.
-Ну тебя…
-Говорил — увлечение твоё поэзией вообще, и стихописанием в частности ни к чему хорошему не приведёт.
Как объяснить, что это не увлечение, а жизнь — подлинная его жизнь?
Проходят заасфальтированной низиной, мимо старинной церкви, и на самокате пролетающий мимо малыш издаёт победное гиканье.
Они сворачивают на каменные ступени разбитой лестницы, поднимаются на фоне разнокалиберных — иные вполне современные, офисные — зданий, и растворяются в сложной сумме московских дворов.

 

КОРОНА

1
Корону из бумаги малышу
Для вечера в саду — играет в сказке.
Отец и мать смеются: к рубежу
Подходит сад, как сказочка к развязке.

Корона вся в каменьях — короля,
Какому власть порой невыносима.
Она ему, как мёрзлая земля,
Когда желанно сильно солнце Рима.

Корона-символ, и корона-вещь,
Узлы судеб, запутанные туго.
Действительность не бог какая весть,
И всё порою в ней настолько тупо.

Корона из бумаги малышу
На вечер, а отец — в большой, в реальной.
Малыш царевич скоро ль к рубежу
Приблизиться, узнавши власть фатальной?

2
(стихотворение в прозе)
Вырезанная из бумаги, украшенная золотой фольгой корона — для представления в детсаду малышу, где будет играть роль…
-Совсем вырос, — всплескивает руками мама, а бабушка, мастерившую корону, просто улыбается — уютно, как умеют бабушки.
…подлинная королевская корона, ярость власти, гнетущий пласт, когда от интриг и лисьей льстивости сановников мутится сознанья; ощущение мёрзлой земли, когда хочется солнца Рима; корона, что давит не только на голову, но и на судьбу.

-Папа, а у меня маленькая корона, да?
-Пока да, малыш. Ты вырастешь. Ты займёшь моё место.
И малыш без всякой зависти глядит на сияющую камнями корону отца-короля.

 

* * *

Мы в зоопарк войдём волшебный.
Лемуры на больших ветвях:
Сидят за книгами — душевный
Любой, и мудрый, будто шах.

Не жалят змеи, и змеиный
Язык исполнен высоты,
И вместе мудрости глубинной,
Какой не обладаешь ты.

Там птицы вести сообщают,
Пока неведомые нам.
И лев с барашком отдыхают
В тени от прошлых, смертных драм.

 

МОЛИТВА АЛХИМИКА

Тайны песка золотого,
Тысячелистника тайны
Дай мне узнать через слово,
Пусть прозвучит и печально.

Тайны воды и кристаллов,
Господи, дай мне изведать.
Против банальных финалов
Тела, и праха победы.

Золота тайну литого —
Душу во что превратить я
Тщился и снова и снова —
Дай мне познания нити.

Господи, Господи, Господи…

 

* * *

Супы пакетные советские,
Картошка на рыбалке, смак.
Рывки из вод реки — и резкие,
И сильные, иначе тут — никак.
И не забыть никак подобное,
Как солнечно река течёт.
И разнотравие подробное,
Где хор кузнечиков влечёт.

 

* * *

Бабушка любила Дину Дурбин,
Розы, пироги печь и блины.
Ах, воспоминанья часто губят,
Не вернуть, а так они нужны.
С бабушкой поговорить сегодня,
Почитать бы ей свои стихи.
Съесть её лимонник превосходный.

Слышу от реальности — хи-хи.

 

* * *

Мне скучно самому себе готовить —
Яичница, плюс чай и бутерброд.
А так — я одиночества усвоить
Давно сумел весьма ветвистый код.
То он сады стихов даёт внезапно,
То ранит ум депрессией, как злой
И чёрный коготь зверя: будет завтра?
Не ведаешь: подавленный, больной.
Код сложный, ибо многое включает:
Озёра смысла, горы бытия.
А быт… он донимает, раздражает,
И к минимуму свёл, докучный, я.

 

* * *

Смутные, рваные тени
Будто бы прямо с границ
Сна с бодрой явью — ступени
В ад увели… Там гранит
Плавится, души вобравши,
Или полями свинца
Жидкою страшною пашней
Мучают всех без конца.
Иль со страниц засыпанья
Тень попадала в проран,
За чьим провалом сиянье
Шло к янтарям — ты же рад? —
Рад янтари-небеса я
Видеть сейчас изнутри.
Грех окончательно свален
В ямы. В блаженстве замри.
Разные дарит нюансы
Сон, засыпание то ж.
Многое в бездне пространства
Бедного мозга найдёшь.

 

ДА! ВОСКЛИКНУЛИ ДЕТИ

(стихотворение в прозе)
-Ух ты! Круто! — восхитилась Маша — девочка из соседнего дома, с которой так полюбилось играть малышку.
Ему 4 с половиной года, он гипер-активен, ей — 9 лет, и она кроткая, узколицая с большими, ясными глазами, но подвижная очень.
Сначала играла на своей площадке — традиционно, потом отец малыша подошёл к Маше, предложил ей прокатиться по другим, на которых она не была.
И — покатили.
Впереди мчался малыш на своём трёхколёсном самокате, Маша отставала, не поспевала за ним на двухколёсном, а отец оказывался то между ними, то впереди, оглядываясь, нервничая: всё-таки переходить несколько дорог.
Движение бурлило, огни супермаркетов и рекламы переливались павлиньими хвостами, и когда открылся обширный двор последнего дома улицы, детишки рванули к площадке, не привычной и оригинальной.
Всё здесь было под старину — из массивных, цвета морёного дуба брёвен, и качели были так тяжелы, что самим малышам не раскачаться.
Самокаты отставлены, дети забрались в сердцевину квадратного строения, где можно было бегать, преодолевая препятствия, скатываться с горки, снова забираться, используя разные лазы.
Дети ликовали.
Нервничая, но и радуясь, отец следил: ничего, ничего, кроме радости детишек не было, конечно, и когда предложил им двинуться на соседнюю площадку, где имелась занятная полоса препятствий, тотчас согласились.
Двинулись.
Снова бурленье машин, ожидание зелёного светофора, витрины, голые пока деревья, снег хорошо сошёл: вторая половина апреля всё-таки.
Была полоса препятствий, были ещё и другие площадки — на пути назад: долго с много болевшим зимой малышом отец гулять опасался, и вот, на последней перед своей площадкой, Маша спохватилась:
-Так мы сюда же ходили сосульки рвать?
-Ты только поняла? — рассмеялся отец малыша.
Действительно зимой на каком-то вечно закрытом хозяйственном здании за гаражами нарастали такие сады сосулек, что ходили сюда, набирали блестящие, несли домой.
Довольны? — спросил отец, когда прощались.
-Да! — воскликнули дети.

 

* * *

Крутые, странные мерцанья…
А… круто сварено яйцо.
Искать истоки мирозданья
За завтраком, замкнув в кольцо
Одолевающие звуки
Стихов, бесплодно — больно мал.
Яйцо облуплено. А буки
Отчаянья с утра не ждал,
Поскольку жить без пониманья
Основ и пасмурно, и так
Наскучит… Что же за мерцанья
Смущали сквозь душевный мрак?


опубликовано: 18 мая 2018г.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте как обрабатываются ваши данные комментариев.